Глава 44

Глава 44

Тариль, как и собиралась, исчезла, не прощаясь, ранним утром, к вящей радости Рыжика, беспробудным пьянством отмечавшего это событие последние пять суток. От нечего делать, я разглядывала и примеряла оставленные раяной вещи. Все они были новыми и отменного качества. Платья из дорогих тканей украшены богатой вышивкой, плащи-пальто подбиты теплым мехом, сапожки и туфельки расшиты жемчугом. Цвета насыщенные и яркие, подходящие больше брюнеткам, явно выбирались с учетом вкуса хозяйки. Я только качала головой, удивляясь, как могла Тариль променять заботливого и внимательного мужа на непостоянного Рыжика.

Бесспорно, как другу, Латусу цены нет. Но ведь она не дружить с ним собиралась.

Расправляя оборки, разглаживая рукава, завязывая атласные ленты и застегивая жемчужные пуговицы многочисленных одежек, я постоянно возвращалась мыслями к обещаниям Тика. Пыталась понять, что он имел в виду, шутил в обычной манере или готовил теплое местечко для меня в своей постели. Мне хотелось верить в благородство своего спасителя. Не замечать замашки бабника, не упускающего своего. Урок, преподанный мужем, возвращал мозги на место. У мужчин, обличенных властью, она на первом месте. Ради своего величия они пожертвуют всем. При любом намеке на угрозу устранят любого, не глядя на заслуги и чувства. В наличии последних я вообще сомневалась. Повелевающие любят только власть. Другой любви нет места в их сердцах. В том, что Тик занимает высокое положение при дворе императора, я не сомневалась. Даже в подпитии удивилась странному поспешному бегству всех, кто находился в баре. Что это за должность хантар? Не палач ли он? Вспомнив улыбку с ямочками и сравнение с феей, только покачала головой. Доверять ему однозначно не буду. Наложницей тоже не стану. Я не какая-нибудь крестьянка, я княгиня и сама буду решать с кем делить постель. И лучше держаться подальше от властителей с их сложностями. А то как бы вновь не попасть в башню. И выбирать в спутники простых, открытых и понятных, вроде Рыжика.

Рассуждая так, заметила, как открылась дверь, Латус, пошатываясь, перевалился через порог, запутался в ногах и кулем свалился на пол, жалобно простонав:

— Сури, помоги! Настелили полов неровных! Уставшему в дороге человеку не пройти, не проползти! — Рыжик завозился, устраиваясь вздремнуть прямо так.

Вздохнув, попыталась растормошить пьяного вдрызг парня. Но тот уже посапывал, вяло отбиваясь и поругивая хозяина дирижабля. Поняв тщетность потуг, притащила ему покрывало и подушку. Обнаружив под плащом на Рыжике женский черный корсет и ядовито-оранжевые панталоны с кружевом, не сдержавшись, захихикала, представляя его лицо наутро, прикрыла срам покрывалом, приготовила отвар от похмелья и отправилась спать в его номер. Долго не могла уснуть, думая, что с выводами про простых парней я поторопилась. Тут тоже свои подводные камни.

Разбудил Рыжик, проснувшийся от холода в чужом номере. Не обнаружив меня, он отправился искать, перебудив половину уставших пассажиров. К концу недельного путешествия все были вымотаны и на взводе. Латус со своей бесцеремонностью грозил стать тем, на ком с удовольствием отведут душу и выпустят пар. Накинув платье, не мешкая, открыла дверь и втянула встрепанное, опухшее нечто, прикрывающее моим покрывалом шелковое белье.

— Сури, где нож? Мне надо выпутаться из этого, — придерживая темную ткань на груди, он шуршал на кухоньке. — Кто на меня напялил эту дрянь? Как вы это носите? Вериги какие-то. То-то мне снилось, что палач вырывает ребра. Страшно так было. Я плакал и звал маму…

Послышался всхлип, звук вспарываемой материи и облегченный выдох Рыжика. Я отвернулась, чтобы не смущать парня, пытаясь подавить смех, неудержимо рвущийся наружу, представляя его в оранжевых панталонах.

— Труселя ничего… Я давно оценил, когда сбегал от дочки бургомистра, — ударился в воспоминания Рыжик. — Не нашел своих штанов. Некогда было искать. Батюшка ее со слугами уже дверь выносили. Пришлось панталоны натянуть и в окно. Розовый, конечно, не мой цвет…

— Латус, я все понимаю, но… — не удержалась от порицания, понимая, что драки из-за соблазненных им жен и девиц последнее, что нам сейчас нужно.

— Сури, я завязал. Спасибо за отвар. Никаких пьянок больше, — Рыжик глянул в сторону истерзанного корсета и твердо добавил. — Обещаю. Ты же знаешь, я только тебя люблю.

— Да-а-а?!

Поймав мой удивленный взгляд, уверенно произнес:

— Люблю, не сомневайся. А это… — он махнул рукой на панталоны. — Они даже не сопротивляются, когда видят мой хвост. А у меня инстинкт размножения. Я не могу противиться. Альфа-самец как — никак!

Латус вздохнул, взялся за панталоны, я быстро отвернулась к окну, оставляя его объяснения без комментария. Об альфа самцах вообще слышала впервые. За спиной слышались шорохи материи и приглушенная ругань.

В иллюминаторе медленно плыли под нами причудливые нагромождения белой пены облаков, на которые гондола отбрасывала густую тень. В прорывах синело безбрежье океана. В салоне аэростата стало намного холоднее. Уже не первое утро окно каюты покрывалось сверкающим инеем. Латус объяснял это тем, что Таймерия находится гораздо севернее Окавиты. В ее столице Аскатаре со дня на день ждут снега. Мысленно поблагодарила брюнетку с ее неожиданной щедростью. Ее сапожки и плащи придутся как нельзя кстати.

— Откуда на тебе вещи Тариль? — поинтересовался Рыжик, ставя чайник на плиту.

— Она мне подарила. Ей больше не пригодятся, — cкладывая свое покрывало, присела на край постели.

— В обитель собралась монахиней? — съязвил Рыжик, разливая чай по кружкам и открывая мешочек с пряниками. — Грехи решила замолить?

— Решила стать честной женой и матерью, — хмыкнула, увидев округлившиеся от удивления глаза Латуса.

— Быть не может! — изумился Рыжик, роняя сладости на пол.

По стуку пряники засохли еще во времена княжения моего деда.

— Может. А по поводу вещей, сказала, ей этот размер маловат, — кряхтя согнулась, помогая собирать рассыпавшееся лакомство.

— Ну, да. Она же раяна, — рассеянно произнес Латус, все еще не веря моим словам. — Жаль, раяны — одни из самых красивых женщин нашего мира до тех пор, пока не родят. Прямо насмешка Светлой Богини. Может, они чем-то прогневали ее?

— Ты же жениться собирался на раяне, — поддела парня, задумчиво хлебавшего горячий чай.

— Влюбился. А когда любишь, это не имеет значения, — уверенно произнес Латус, вгрызаясь в каменный пряник.

В горле стал комок. Вспомнилось ледяное равнодушие, с которым Гаролд зачитывал мой смертный приговор.