-Это я! Я! – вскричала призрачная девочка, пытаясь прикоснуться своими прозрачными пальцами к бумаге. Но тут ее внимание привлек другой рисунок – его сделал сам Йон, собиравшийся приложить изображение призрака к своей работе. На нем были старательно изображены костлявые плечи, ребра, черные провалы глазниц и полуистлевшие волосы.

-Что это? – призрак в ужасе отдернул руку, точь-в-точь, как обычная девочка, увидевшая отвратительное насекомое. – Это вы нарисовали? Это… тоже я?

-Я не слишком-то хорошо рисую… - смутился Йон, уже знавший кое-что об устройстве женского ума. – На самом деле вы не такая… такая…

-… Такая ужасающая, - призрачная девочка вдруг поблекла и уменьшилась, превратившись в неясный светящийся сгусток. – Нет, вы прекрасно рисуете, господин Ликко. Спасибо вам за то, что пытались помочь.

На следующий день Йон выкинул из головы призраков, учебу и почти все остальное – откликнувшись на его письмо, в старый дом приехала Клара Мэдоль, с которой юный маг состоял в романтических отношениях больше года. Они собирались пожениться сразу же после окончания академии, и решением этим родители Йона были не слишком-то довольны. Живая, непосредственная Клара казалась им слишком несерьезной, и влюбленность сына они объясняли всего лишь редкой миловидностью девушки.

Именно для того, чтобы провести с ней несколько счастливейших недель, не отравленных замечаниями родственников, бесконечными разговорами за закрытыми дверями, видом поджатых губ матушки, - Йон и сбежал в дом дедушки Ликко.

Теперь они с Кларой гуляли днями напролет по лесу, обнимались, целовались и говорили друг другу всякие глупости, интересные, по большому счету, только тому, кто их произносит, и тому, кто их слушает – но никак не третьим лицам. Даже старый дом казался теперь не таким уж зловещим – хотя, быть может, это объяснялось вовсе не чудом любви, а тем, что Клара, будучи девушкой деятельной, прибралась в жилых комнатах и даже вымыла окна.

-Йон! – однажды воскликнула она, распахнув ставни. – Посмотри, какой здесь чудесный куст белых роз! Сроду не видела, чтобы розы цвели так буйно!

И вправду – куст был покрыт сверху донизу прекрасными цветами: каждый – без изъяна, белоснежный, чуть светящийся изнутри свежей зеленью. Несмотря на то, что дождей не было больше недели, и полдень давно миновал, на лепестках блестели крупные капли росы.

-Что это за сорт? – не унималась Клара. – Обязательно нужно нарезать черенков. А то и выкопать полностью. Здесь же никто не видит этой красоты!

-Возможно, придется выкопать, - пробормотал Йон, невольно косясь в сторону письменного стола, заваленного бумагами, которых он не касался уже больше недели. Клара училась годом младше, поэтому ее каникулы не были отравлены необходимостью работать над дипломным проектом. Теперь, когда эйфория от встречи начала уменьшаться, Йон пришел в себя и понял, что на самом деле не так уж романтичен, а к науке относится гораздо серьезнее, чем ему до сих пор казалось.

Но и этой ночью он не нашел времени для того, чтобы заняться своими научными изысканиями. А маленькая призрачная девочка горько плакала над своими белыми розами.

Странные – хоть и тихие - события привлекли внимание старого филина Амбрюса, знавшего еще дедушку Ликко, а до того – его отца, и отца его отца. Днем, сквозь сон, он прислушивался к смеху, доносящемуся из старого дома, а по ночам он слушал плач. Решив как-то раз, что луна слишком ярка для того, чтобы провести эту ночь в дупле, он расправил крылья и бесшумно скользнул между деревьев.

Плачущую Элию он увидел сразу. Для филина, столько лет помогавшего чародею, искать призраков лунной ночью – самое легкое дело.

-В старом доме перемены, - глухо проворчал он, усаживаясь неподалеку от куста роз. – Отчего ты плачешь, мертвая девочка? Разве что-то изменилось и в твоей не-жизни?

-Он не зовет меня больше к себе, - ответила она. – Сегодня ночью он снова со своими бумагами, но я ему не нужна.

-Разве он не сказал, что может похоронить твои маленькие косточки как полагается? – филин осуждающе щелкнул клювом. – Разве не покоя хочет каждый дух?

Призрачная девочка заплакала, не желая вслух признавать очевидное: вовсе не покоя сейчас она желала.

-Он заставил меня все вспомнить, - наконец, сказала она. – Меня убил мой собственный отец. Он не желал, чтобы я освободилась от его власти. О, как это было больно и страшно! Но теперь, когда я помню боль – я хочу вспомнить и все остальное. А он не зовет меня, не зовет… Там девушка! О, она красивее меня! Красивее меня той, прежней. Что уж говорить про меня нынешнюю… Да и вообще – разве могу я мечтать о том, что еще испытаю любовь? Я хочу того, чего не дали мне боги при жизни! Почему меня обделили? Почему я должна смириться и отступить?..

-Умирать молодым – нелегко, - согласился филин. – Но ты зря не хочешь смириться и пройти положенный тебе путь. Иной будет еще горше.

-Иной путь? – глаза Элии засветились. – Он существует – иной путь? Говори, раз уж начал!

И старый филин Амбрюс, повидавший немало во время своей службы колдунам, рассказал ей, что призрак может вселиться в человеческое тело, если очень того пожелает.

-…Та девушка сейчас спит в одной из комнат старого дома – видишь, где горит ночная лампа? Приходи к ней каждую ночь и налагай одну руку на ее сердце, а другую – на ее губы. Она будет задыхаться, слабеть. И когда ее дух выйдет вон – ты можешь занять его место. Никто не узнает, что та девушка умерла. Она останется здесь, у куста белых роз, а ты будешь вместе с ним, называясь чужим именем и проживая чужую судьбу. Но счастливой судьба эта не будет… Согласна ли ты?

-Согласна! – воскликнула Элия. – Согласна! Но как мне добраться до ее комнаты? Я не могу покинуть свою розу, пока мне не призовет Йон…

-Если твое желание настолько сильно – ты сумеешь разорвать любые цепи, - ответил филин и улетел.

Каждую ночь призрачная девочка Элия пыталась покинуть свою розу. Каждый шаг давался ей так тяжело, словно ей приходилось отрывать от себя какую-то часть. У нее не было тела, но она вспомнила, что такое боль. И каждую ночь она проходила на один шаг дальше, не отводя взгляда от окна на втором этаже, где горела меленькая ночная лампа в пестром абажуре.

А этажом ниже не гас до утра свет в кабинете, где писал свой труд совестливый Йон. Он был так сосредоточен на своей работе, что не заметил, как Элия заглянула в его окно – хотя она смотрела на него в ту ночь до самого утра.

Спящая Клара была красивейшим созданием – золотистые волосы, нежное лицо. Элия не сразу решилась коснуться ее, однако воспоминание о Йоне подстегнуло ее. Она сделала так, как сказал ей филин, и хоть ее касание не могло ощущаться – Клара содрогнулась, а затем принялась задыхаться, словно на грудь ей бросили камень.

До самого утра призрачная девочка душила Клару, а затем вернулась к своему кусту, и увидела, что свежие душистые розы начали увядать, словно ночью ударил мороз.

Весь день Клара не могла найти в себе сил, чтобы встать с кровати, но сказала Йону, что у нее всего лишь небольшое недомогание. Он, как всегда, не слишком-то вслушивался в слова – все-таки у него был истинно научный склад ума.

Элия пришла и на следующую ночь. Поутру к Кларе пришлось вызвать деревенского доктора, и он дал мудрый совет – уехать из старого дома, но кто поверит обычному провинциальному врачу? Розы увядали все сильнее, а Кларе становилось все хуже.

На третью ночь Йон спал рядом с Кларой, держа ее за руку. Болезнь испугала его и заставила позабыть о науке – а это, я вам доложу, редкий случай! Элия долго-долго стояла над ними, а затем все-таки приложила руку к груди Клары – но тут же отдернула.

-Нет, - прошептала она. – Так нельзя!

Филин Амбрюс, доселе невидимый во тьме, довольно расхохотался, и от этого уханья измученная Клара заворочалась, а Йон – проснулся.

Что сказала ему Элия – не так уж важно, но на следующий день он выкорчевал куст, позвал людей из деревни и показал им старые-престарые кости. Их похоронили на местном кладбище, все чин по чину, как положено, и даже пригласили священника из города.

-Ах, как жаль, что роза уничтожена! Прекрасный сорт! – с грустью сказала Клара, когда пришло время уезжать. Ее здоровье пошло на поправку, и Йон решился рассказать ей о том, что же стало причиной всех этих неприятностей. Нельзя сказать, что Клара была в восторге, однако, поразмыслив, она признала, что девочки в пятнадцать лет – пусть даже и мертвые девочки! – способны на всяческие глупости. Она сама была как-то влюблена в одного из своих кузенов, и от ревности подожгла ему парик.

-Но лучше бы тебе, Йон, сменить тему своей дипломной работы! – заметила она.

-Сменить тему? Да у меня две трети уже написаны! – возмутился Йон. – И с чего, скажи на милость, я должен ее менять?

Как уже было сказано, у господина Ликко-младшего был истинно научный склад ума.