— Кои переживает сны других людей. Вы оставили ее уязвимой без советов? Без объяснений?

Плечи папы опустились.

— Я думал, это было… по силам.

«По силам?».

Я подавила всхлип. Или смех? На вкус было как кислая хурма. Все те уроки, которые я пропустила, чтобы не задеть случайно кого-то. Фрагменты людей, размывающие всех вокруг меня. Я не знала порой, была ли реакция моей или от фрагмента другого человека. Я вспомнила, как меня раз за разом тошнило в туалете, когда я ощущала фрагменты умирающей матери, и как сны Лисы о ее папе вызывали боль, желание сорвать кожу, как кожицу лука.

«По силам».

— Пап, — сказала я. Все посмотрели на меня. Марлин злилась, а в глазах папы было не смятение, а горе. Я сглотнула ком в горле.

— Ты — баку, — сухо сказала я. После его признания Кену во мне не осталось нежности.

— Кои, не глупи, — рявкнула Марлин.

— Послушай меня. Перестань все сглаживать хотя бы на миг.

Марлин побелела. Мой тон был резким? Не важно. Марлин могла хоть раз умолкнуть. Я повернулась к папе.

— Я тоже баку?

— Может, да, — сказал он. — Я точно не знаю, сколько в тебе от меня, а сколько — он Андреи.

— И за все годы… ты не подумал, что это была важная информация?

Папа покачал головой. Гнев делал все в комнате острым и четким. Было приятнее, чем ощущать смятение.

— Я думала, что я — фрик! Тебе нужно было просто сказать: «Кои, ты не чокнутая, просто твой отец — слон, пожирающий сны, из мифов». Это было так сложно?

— Какой была бы твоя жизнь, если бы я показал тебе Тех? Ты не понимаешь, — сказал папа, английский стал еще хуже.

— Думаешь? — я указала на Кена. — Он не такой и ужасный, — я прижала костяшки к вискам. Я хотела рычать или ударить что-нибудь.

— Хватит, — сказала Марлин.

— Почему не она?

Папа покачал головой.

— Те редко связываются с людьми. Мы держимся в стороне, — он моргнул пару раз.

Мой папа не плакал даже на похоронах мамы, но теперь влага собралась в уголках его глаз.

Гнев стал потрясением. Весь мир перевернулся и вывернулся. Я опустила руки.

— Ха, точно, — сказала я, но сердце болело. Папа никогда еще не выглядел таким уязвимым, похожим на человека. Мои колени не выдержали. Я падала возле Кена. Он обвил рукой мои плечи под хвостом волос.

Не было сил стряхнуть его руку.

Папа теребил край рубашки.

— Андрея? Не плачь, милая, — сказал он.

Марлин сжала его руку.

— Пап?

Он ударил кулаками по бедрам, словно мог прогнать смятение болью.

— Кои, да. Ах, нет, — он содрогнулся, вдохнув. — Я долго медлил. Слишком поздно, — прошептал он на японском.

— Что поздно? — закричала Марлин.

Кен зашипел на нее. Папа снова заговорил дрожащим голосом:

— Я взываю к тебе, кицунэ, как один вид к другому. Догадываюсь, зачем ты в Портлэнде. Но я не об этом. Ты должен помочь моей дочери. Водный дракон не может ее получить.

— Клянусь честью, — медленно сказал Кен на древнем японском, который я слышала только в исторических японских сериалах.

Папа ответил в том же стиле.

— Я пойму, кицунэ, сдержал ли ты обещание. Я почувствую вкус во мне.

Последние слова дорого ему обошлись, потому что его веки опустились, быстрое движение под ними указывало, что он был на взводе, хоть сжимал губы так, что они побелели.

Вдруг по крыше застучал дождь. Папа сжался от звука. Марлин укутала его в одеяло с вышитым гибискусом, тоже мамино.

Я ощутила, как Кен опустился на свои пятки.

— Что ты наделала? — нарушила тишину Марлен. — Он устал и отключился.

— Ты о том, что папа наделал? — тихо сказала я.

— Он пробыл у тебя всего ночь, но уже разваливается. Тебе так сложно позаботиться о нем? Почему ты ведешь себя так, словно все должно подстроиться под тебя? У других людей есть свои проблемы.

Я подумала о ее жестоких словах, что я бросила маму. Такой она меня видела?

Марлин цокнула языком.

— Не закрывайся так от меня, Кои. Скажи что-нибудь.

Я смотрела на нее, на языке было столько слов, что они не могли сбежать. На меня давил жуткий слой жара. Я хотела, чтобы все в комнате пропали. Мне нужно было побыть одной, понять, что говорил папа. Что значили его слова.

— Ладно. Можешь получить свое драгоценное одиночество. Я заберу папу. Он останется у меня…

— Нет!

Марлин вздрогнула.

— Я помогаю тебе.

— Я оставлю папу, — сказала я. Мне хотелось побыть одной, но я не собиралась сдаваться. Как и не хотела бросать колледж. Даже с безумием про Тех и баку. Обратного пути не было.

Если Марлин заберет папу, это докажет, что она права, и я — жалкая и бросила маму. Лучше бы меня порезали ножи папы для суши.

— Он не ранен и не сошел с ума. Это его срыв, — сказала я. — Ты знаешь, как это.

— Я не просто его бред.

Кен поерзал на коленях.

— Твой отец скрыл всю историю от твоей семьи.

Я не дам Кену рассказать все Марлин.

— Ладно, — сказала я. — Тут происходит нечто странное, — посмотрим, как ей понравится ее стиль. — Странность в том, что мы с папой видим сны других людей.

— Кои, — сказала Марлин, в слове звучали годы молчания об этом.

Возмущение накрыло меня волной, сталкиваясь с традицией Пирсов хранить тайны.

— И мы — баку. Существа, которые едят кошмары, знаешь?

— Зачем ты так? Я пытаюсь помочь, — Марлин указала на Кена, тихо сидящего у дивана. — Ты явно занята, а я-то думала…

— Что? — сказала я. — Что все исправишь? Поможешь бедной Кои с проблемами? Пригладишь все на поверхности?

Марлин моргнула, словно убирала что-то с глаз. Словно пыталась убрать меня с глаз.

— Не будь сволочью, — сказала Марлин. — Будто я могу бросить папу с тобой, когда ты отвлечена от всего.

Дождь стучал все сильнее. Град? Весной? Окно кухни было в воде, мир снаружи тонул.

Как я могла объяснить Марлин? Я не хотела, чтобы она все исправляла. Это была моя проблема. За папу теперь отвечала я.

Я подумала о голодном взгляде Хайка, когда мы сбегали.

Стук дождя был поразительно громким в напряженной тишине. Марлин хмурилась. Кен ждал, замерев у колена папы.

Что будет, если я открою рот, пока смятение накопилось вокруг так, что трещало в воздухе?

Раздался перезвон, и Марлин открыла телефон, посмотрела на него и скривилась.

— Блин. Новый клиент хочет встретиться через пятнадцать минут, — она посмотрела на меня с гримасой. — Мы. Не. Закончили, — идеально ухоженный ноготь ткнул меня в грудь. — Я серьезно.

— Знаю, — я старалась убрать ярость с лица.

В открытую дверь проник влажный запах ливня. Я протянула Марлин зонт из шкафа — подношение мира. Она вскинула бровь. Только у туристов и азиатов были зонты в Портлэнде. Этот стереотип в нашей семье был как шутка.

— Постарайся, — сказала Марлин, замерев у двери.

Я вдохнула влагу ливня, пыталась увидеть что-нибудь за ним.

— Он будет в порядке, — сказала я.

— Я не только о папе, — сказала она и ушла.