— Юля! — клянусь, я ни разу не слышала такого облегчения в его голосе. — Милая моя, я уж думал, ты никогда не позвонишь, а сам не мог дозвониться тебе. Ты успокоилась, малыш?

— Успокоилась? — казалось бы, с момента нашей ссоры прошла целая вечность. — Ты об этом… Хм… Да, успокоилась.

— Боже, я рад. Сегодня будет эта ужасная встреча, а скоро я уже смогу быть рядом с тобой, малыш. Я так соскучился!..

— Я тоже, — выдавила я и пошагала в гостиную. — Только вот… Ник, я не в Москве.

— Что? А где ты, малыш? — непонимание сквозило в его вопросе.

— Я в Новосибирске. Мой папа умер.

— О Господи, Юля! — даже через телефонную связь я слышала его ужас. — Малышка, ты как?

— Держусь. Завтра утром похороны. Я пробуду здесь до выходных, а там…

— Я приеду, как только смогу, слышишь? Я заберу тебя, и мы вместе поедем домой, ладно?

— Ладно, — прошелестела я, чувствуя комок в горле.

— Милая, держись. Я понимаю, как тебе сейчас плохо. Не плачь, малышка…

Я шмыгнула носом, но слезы не шли. Я по-прежнему ощущала себя каменным человеком и не могла выдавить ни слезинки.

— Я держусь. Люблю тебя.

— Больше жизни, — служило мне ответом. Грудь сдавило, и я снова шмыгнула носом. — Держи меня в курсе, малышка. Передай соболезнования маме…

— Хорошо.

Я отключилась и пошагала обратно в кухню. Мама и тетя Нина все еще тихо переговаривались и вновь умолкли, когда я вернулась.

— Позвонила Никите, — я помахала телефоном, не зная, что еще сказать. — У него важные дела в Шанхае. Он прилетит сюда, как только сможет. Ему ужасно жаль, и он передает соболезнования…

Мама поджала губы и кивнула.

— Хорошо, солнышко. У вас все в порядке?

— Все замечательно, — кивнула я, ощущая, что комок из горла пропал. — Во сколько завтра…

Продолжать не пришлось. Обе женщины поняли, о чем я.

— Процессия начнется в десять утра, солнышко, — мама смяла кухонное полотенце и вновь расправила.

— Хорошо, — кивнула я. — Ладно, я… пойду, наверное, немного прогуляюсь.

— Будь осторожна. Скоро обед, — мама проводила меня долгим взглядом и вновь вернулась к разговору с тетей Ниной.

Поднявшись наверх, я умылась и привела лицо в порядок. Нашла в сумке трубку и обнаружила, что забыла зарядку. Он разрядился, и неудивительно, что Никита не мог дозвониться мне.

Вздохнув, я быстро оделась и спустилась вниз.

Разговор, казалось, и не кончался — женщины сидели на диване с чашками и, склонив головы друг к другу, о чем-то шептались. На меня даже не обратили внимания, поэтому я, отворив замок изнутри, распахнула дверь и приросла к полу.

Не. Может. Быть.

На пороге моего дома стоял парень, так сильно возмужавший за эти три года. Занеся руку над дверным звонком, он замер и перевел взгляд на отворившуюся дверь. Наши взгляды пересеклись, и воздух просто исчез. Все исчезло, когда я взглянула в золотисто-карие глаза. Как кленовый сироп.

Поджарый, высокий. Он смотрит на меня, словно я пришелец из космоса — паника так и плещется в его сладких глазах. Все мои чувства просто пропали. Я смогла лишь обнять себя руками и приосаниться, чтобы выглядеть более уверенной. Хоть немного уверенной?

А, к черту. Я — лужа из воспоминаний. Я потерялась.

Эмоционального удара в кишки было более чем достаточно, чтобы заставить все мои чувства шататься. И, видимо, Юля чувствовала то же самое. Назвать ее котенком после стольких лет — не получалось.

Какой котенок? Это взрослая, разъяренная кошка.

Мы стояли на пороге, упиваясь друг другом. Я тонул и иссушался в одно время. Я догадывался, что она будет здесь — ее отец умер, это вполне ожидаемо. Но сейчас мои чувства нуждались в том, чтобы смотреть, пробовать, прикасаться к каждому ее сантиметру.

Но при этом я был поражен ее присутствием, потому как вместе с ней нахлынули все, абсолютно все мои чувства к ней. Не то что бы они когда-то проходили, но сейчас я чувствовал все гораздо острее. Я не готов был с ними мириться, никогда. Я оставил ее разбитой и разорванной, и мне жить с этим.

— Руслан, ты что-то хотел? — сказала она после нескольких секунд молчания. То, как она произнесла мое имя, заставило все внутри меня сжаться. Ее голос был ровным и глубоким. Совсем не как раньше. Смотря на нее, я видел девушку, которая многое прошла. Она никогда не будет прежней.

Мое сердце болезненно сжалось, и я провел рукой по волосам. Нужно что-то сказать. Нужно, вообще-то, многое ей сказать. Объяснить, почему я так поступил… Но ей, кажется, совершенно неинтересно. Уже.

Я оставил ее одну на дорожке, плачущую и непонимающую, что происходит. Уже тогда я понял, что эта ошибка — фатальна. Я сам лишил себя главной вещи, которая делала меня счастливым.

Я смотрел на нее и видел, как сильно она изменилась. И тут она послала мимолетную улыбку, спустилась с крыльца и исчезла за поворотом.

Добро пожаловать в ад.

10.

Я не знала, как выжила после этого момента. Все мои кости словно бы расплавились — я была желе, которое вот-вот распадется на куски.

Как я мечтала об этом моменте! Боже, как я мечтала и как боялась. Слишком многое изменилось, тем не менее, видя его, мое сердце и тело реагировало ровно так же, как и три года назад. И это бесило меня.

Он был всем, а теперь — это лишь болезненное напоминание о том, что он все разрушил.

Я совершенно не понимала всех тех чувств, охвативших меня в тот момент, когда я посмотрела на него. Жуткая боль в области груди заполонила все. И я хотела расплакаться и забиться в угол, качаться и больше никогда не выходить из дома. Он был кусочком, который отсутствовал эти три года. Он был всем, что мне было нужно. Моим будущим. Но также я понимала — мои чувства были слишком интенсивными, слишком разрушающими.

В тот момент, на крыльце, я хотела убежать больше всего на свете. Но я заставила себя ровным и совершенно наигранным, отточенным до блеска актерским голосом спросить:

— Руслан, ты что-то хотел?

А потом — полная капитуляция. Не знаю, как не сорвалась на бег, но в тот момент в моем воспаленном мозгу было только одно: держи ровно спину, иди прямо и улыбайся.

Наверное, это было самым трудным. На то я и актриса. Причем отличная.

Он ничего не заподозрил. Я видела тень сомнения, тень полного поражения. Я видела, как много он хочет мне сказать. Но я не дала ему этого шанса. Просто не могла.

Если он только заговорит со мной — я рассыплюсь и песком разлечусь по этим мокрым улицам.

На автопилоте я дошла до торгового центра и приобрела там зарядное устройство для телефона. Рассчитываясь карточкой, я даже не замечала, как пялится на меня девушка за кассой — наверняка узнала. Мне было плевать. Я полностью потеряла контроль сейчас, и единственное, чего мне хотелось — упасть на пол и биться в панической атаке.

Взяв пакет в трясущиеся руки, я кивнула девушке в благодарности и поспешила выйти из центра.

Напрасно все это. Я не могу вынести еще одну встречу. Напрасно! Напрасно я думала, что все проходит.

Я залепила эту рану пластырем, но он, похоже, оказался слишком дешевым, и отпал мгновенно. Отпал, отдирая толстую корочку, которая наросла на ране. Отдирая так, что хотелось выть.

Обратно я шла медленнее, чем до этого, и думала так напряженно, что разболелась голова. Было ли это хорошо? Любить так сильно, что стоило лишь увидеть — и спина покрывалась липким потом.

Я ненавидела себя за то, что признаю это, но он все еще со мной. Под моей кожей. В самом моем нутре.

Но это не меняло реальности, в которой мы сейчас оказались. Он бросил меня ради карьеры. Мой отец умер. Я здесь. И он здесь.

И это убивало меня похлеще всяких наркотиков. Я одержима.

Полил дождь. Только этого мне не хватало!

Плотнее запахнув кожаную куртку, я ускорила шаг. Противная ледяная вода заливалась под свитер, мочила волосы, капала на лицо.

Я мгновенно замерзла и волна дрожи прошла по всему телу. Что происходит? Почему именно сейчас?!

Мне хотелось остановиться и закричать во всю глотку. Кричать о том, как все плохо. Как все отвратительно!

Мой шаг постепенно перерос в бег. Я бежала, бежала от воды, льющейся на меня мощным потоком, бежала от всех чувств, и бежала от себя.

Ботинки промокли, и комья грязи заляпали мои джинсы. Мне было плевать — ничего я не хотела больше, чем просто придти домой и укутаться в одеяло, включить папин любимый сериал и просто плакать.

Но слезы не шли. Сколько еще должно было произойти, чтобы я наконец дала волю эмоциям, и просто по-человечески расплакалась?

Расстояние до дома сокращалось, и я остановилась. Нельзя, чтобы мама увидела меня такой растрепанной и взмыленной. Сделав глубокий вдох, я распрямила плечи и пошагала так уверенно, как только могла.

Как только я вывернула на дорогу к дому, то увидела, что на газоне опять куча журналистов. Черт бы их побрал!

Меня тут же заметили. Не иначе, как судьба-сука смеется надо мной!

Я сглотнула и крепче сжала пакет, шага не сбавила. Я иду домой. И они меня не остановят.

Я абстрагировалась от шквала голосов, хлынувшего на меня, словно ушат воды. Все кричали и совали мне под нос микрофоны, кто-то щелкал фотоаппаратом. Их не смущал лютый холод, ледяной дождь. Охотники, злые гладиаторы сплетен.

Я не сомневалась — скоро моя неприглядная фотография окажется на первой полосе желтых газетенок.

И, честно говоря, впервые мне было плевать.

Как я мог так облажаться?!

Она была передо мною — впервые за три года, и все, что я так отчаянно сочинял все это время — вылетело из моей никчемной головы. Все извинения и слова, все, абсолютно, потеряло смысл. Я видел, как горят ее глаза — решительные и немного испуганные. Она не ожидала меня увидеть так скоро. Конечно, она знала, что я приехал. Мама с самого утра перебралась в дом напротив, и я не сомневался — обе наши родительницы наплакались от души. Сыновья чуткость заставила меня проверить их. Ладно, каюсь, не только она, а еще маниакальное желание увидеть Юлю.

Я увидел ее и еще раз убедился — я буду любить ее всегда. Сколько бы времени не прошло, я буду любить ее.