Я сделала свой выбор.

Поставила себя, свою любовь и потребности выше чужих.

Теперь я такая же порочная, как и моя мать.

Я не в силах оглянуться назад и посмотреть, но моя мать внезапно хватает меня за руку и поворачивает, заставляя засвидетельствовать свое уничтожение.

— Молодец, дорогая, — шепчет она. Мама так счастлива, хотя каждая косточка в моем теле дрожит от ужаса от только что содеянного.

— Не говори так, — бормочу я, чувствуя себя уже виноватой.

— Почему нет? Видишь это? Это власть, — на ее лице появляется торжествующая улыбка.

— Это убийство, — бормочу я.

Она усиливает хватку.

— Как говорится в комиксах, кому много доверено, с того больше взыщут.

— Нельзя называть это доверием, если цена ему — смерть человека ради получения нами богатства.

— Она угрожала твоему отцу его должностью. Теперь она не проблема. Радуйся, — говорит мама.

Я отдергиваю руку.

— И все же ты заставила меня сделать это. Я знаю, что это была твоя идея. Старры вообще знают, во что ввязываются?

Мне в ответ сужают глаза:

— Конечно, знают. Зачем еще нам с ними становиться друзьями? — то, как она это произносит, будто это самая нормальная вещь в мире, сбивает меня с толку.

Мама обнимает меня и направляет назад в дом, когда разворачивается хаос.

— Вот почему для тебя и Филиппа так важно остаться вместе. Чтобы наша семья росла, и ты получила все, что захочешь.

— Нет, чтобы ты получила все, что хочешь. А что получу я? Парня, который мне даже не нравится и действует такими же ужасными методами, как и ты?

— Ванесса, — мама сжимает губы. — Еще одно слово, и я посажу тебя под домашний арест на весь месяц.

— Что? — ахаю я. — Не могу в это поверить.

— Лучше поверь, потому что я сыта по горло твоим неблагодарным отношением.

— Ты только что убила человека! И сделала ты это моими руками! — говорю я, слишком громко.

Некоторые люди, проходящие по коридору, ненадолго оглядываются на нас, и мама смотрит на них, пока они не покидают комнату. Затем толкает меня к стене.

— Послушай меня, маленькая сучка. Ты будешь делать то, что я говорю и когда говорю, или окажешься рядом с трупом на земле. Поняла? — Ее голос такой хриплый, такой холодный, что я едва узнаю в ней свою мать.

Кто эта женщина?

Я проглатываю комок в горле и держусь, поэтому не показываю никакого страха. Если она учует его, то нападет, как дикая медведица.

— Да, мама, — сдержанно отвечаю я.

— Хорошо, — улыбается она. — Потому что я не стану терпеть непослушную дочь. Ты будешь вести себя подобающе, делать, как тебе сказано, и выйдешь замуж за Филиппа, чтобы мы могли объединить наши семьи и обрести еще большую власть. Возможно, ты не видишь этого сейчас, но это то, чего ты хочешь. То, чего все хотят... независимо от твоих личных желаний. Ты все увидишь в свое время.

— Я понимаю, мама.

Она отпускает меня, а затем начинает разглаживать на мне платье, заправляя прядки выбившихся волос за уши, как будто ничего не случилось. Словно ее забота на самом деле заключается не только лишь в проявлении внимания к моему внешнему виду.

Конечно, нет. Это все ради шоу, даже ее любовь.

Единственный расклад, при котором она когда-либо будет по-настоящему счастлива, — это если я стану ею.

Я ненавижу ее. Ненавижу всем своим нутром. И все же она навсегда останется моей матерью. Мне отчаянно хочется любить ее. Поэтому я должна поступать так, как она говорит. Поэтому приняла неправильное решение. Поэтому стану такой же фальшивой, как она.

Всем нужна любовь.

Даже если это ее мерзкая, ядовитая разновидность.

И я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать достойной маминой любви.

Потому что я этого стою.

Я значу больше, чем она говорит... и я никогда не откажусь от этого.

* * *

Настоящее время

Оказывается, я не так сильно отличаюсь от своей матери... или того человека, каким она меня считала.

Я трусиха, не способная даже посмотреть на последствия своих же действий. Вместо этого я дрожу от боли от холода, замораживающего мое тело. Губы сжаты, они слишком потрескались и болят, поэтому я их не раскрываю. Все потому, что слишком боюсь истечь кровью, утонуть в боли, потеряться в Фениксе и его требованиях.

Неужели я действительно не смогу отказаться от власти в обмен на свою жизнь? Или стану сражаться до последнего? Даже мне неизвестен ответ на этот вопрос. В настоящий момент мой мир напоминает струну, слетевшую с колкá. Сталкиваются два разных мира: мое прошлое и мое настоящее, а я застряла посередине, не в силах сделать выбор.

Родители научили меня бороться, никогда не сдаваться и жертвовать своей жизнью, если придется. Все ради обещанной власти. Ради самоуважения я научилась жертвовать собственными и чужими желаниями. Но какой смысл во всем этом, если я умру?

Я не хочу умирать. Еще нет. Так много хотелось сделать в своей жизни, но никогда не получалось из-за обязательств и требований других. А сейчас... все это может закончиться.

Если Феникс зол на меня, значит, я никогда не смогу воплотить мои мечты в реальность. После содеянного мною я заслужила его гнев, но не эту боль. Я не заслуживаю смерти.

Может, ему кажется иначе, но мне — нет.

Но желание противостоять и пытаться перехитрить его умирает во мне. Возможно, противиться ему — не лучший вариант. Может, мне нужно просто сдаться и позволить парню победить. В конце концов, станет лишь легче… предать его, когда он меньше всего этого ожидает.

Если Феникс думает, что выиграл, если считает, что я сломалась, то либо он убьет меня... либо прекратит свои нападки. Какой у меня выбор? Все равно умирать, так, возможно, стоит попытаться вырваться на свободу?

Единственный способ сделать это — заставить его поверить мне. Чтобы он почувствовал, что владеет мной. И затем, когда он меньше всего будет ждать, я ударю его в спину и верну себе свою жизнь.

Глава 18

Феникс

Я возвращаюсь в ванную почти тридцать минут спустя. Проверял другую девушку, которую держу в кладовой, и с ней, кажется, все в порядке, если не считать красного от крика лица. Пока она жива, у меня будет козырь, чтобы получить больше удовольствия от игры с Ванессой.

Ванессой, которая дрожит в ванной, стуча зубами, и с трудом поднимает на меня взгляд.

— Понравился душ, Принцесса? — киваю я.

Мне не отвечают. Вместо этого она просто трясет головой.

— Надеюсь, у тебя был шанс остыть, — произношу я с ухмылкой. — Это сарказм, если что.

— П-пошел т-ты, — дрожит она.

— Ты не выглядишь чистой, — протягиваю я, снова расстегивая штаны. — Давай помогу.

— Что?

— Так ты не хочешь помыться? — снимая штаны, спрашиваю я. — А я-то думал, ты чистюля.

— Да, — отвечает она.

— Значит, есть только один способ сделать это, а для этого понадобится свободная пара рук, — я машу ладонями в воздухе, улыбаясь, когда она понимает, что я собираюсь сделать.

— Держись от меня подальше, — бросает мне Ванесса.

— О, Принцесса, ты действительно хочешь переживать по таким пустякам? — задаю ей вопрос, нахмурившись.

Подхожу ближе, и она начинает визжать:

— Не прикасайся ко мне!

— И что ты сделаешь? — произношу я сквозь смех. — Если не заметила, ты прикована. Думаю, я могу сделать буквально все, что мне вздумается.

Выражение загнанности на ее лице будоражит меня. Ее волосы в полном беспорядке, белокурые пряди спадают по плечам, давая увидеть натуральный коричневый цвет у корней. Ей должно быть стыдно за то, что она скрыла себя настоящую.

— Если будешь вести себя хорошо, я, возможно, стану к тебе добрее, — обещаю я, пока стягиваю рубашку.

В момент, когда та падает на пол, взгляд Ванессы практически приклеивается к моему телу. Она впитывает вид моих мышц, сглатывает, пока скользит взглядом по ребрам, кубикам пресса и поднимается к лицу.

— Я здесь, Принцесса, — произношу я, указывая на свое лицо. — Немного отвлеклась, да?

— Нет, — отвечают мне, едва ли в силах выговорить из-за дрожи.

Я прыскаю со смеху.

— Прекрати лгать. С нами это больше не прокатит. Я вижу голод в твоих глазах.

— То, что я смотрю, не означает, что мне нравится увиденное, — отвечает она.

Я сужаю глаза.

— Я в это не верю.

Девушка поджимает губы, ее взгляд сверлит во мне дыру, но она не отвечает. Кажется, все еще пытается противиться своим потребностям. Ей же хуже, потому что я хочу, чтобы она снова в меня влюбилась… только так я смогу разрушить ее так, как это сделала она. Ее уверенность откалывается кусочек за кусочком, и я буду там, когда рухнет все.

Поддев пальцами эластичную резинку, одним движением стягиваю вниз боксеры. От взгляда на мой наполовину эрегированный член Ванесса округляет глаза, что заставляет меня задаться вопросом, не боится ли она, если я войду в нее… Или же страх отсутствует напрочь.

Ухмыляюсь, когда она прикрывает затвердевшие соски одной рукой, пытаясь скрыть свое возбуждение при виде моего проколотого пирсингом члена.

— Не стесняйся, Принцесса. Это естественно, — протягиваю я.

— Нет, — отвечает она, приседая.

— Как хочешь. Вставай, — произношу я, подступая к ванне.

Подхожу ближе и кладу руку на ее талию. Она морщится, пытаясь отодвинуться, но металлический наручник на ее запястье не дает ей этого сделать.

— Не двигайся, Принцесса. Ты себе только навредишь.

— От-твали, — произносит она.

— Хмм… уверена? — говорю я, увеличивая температуру на один градус. Она широко распахивает глаза и ахает. — Или нет? — Снова делаю температуру прежней.

— Нет, включи теплее! — говорит она, дергаясь в наручниках.

— Прекрати, — отвечаю я, шлепая ее по груди. — Я сказал тебе не двигаться.

— Прости, — произносит она.

Я шлепаю ее по второй сиське, отчего она визжит.

— И не смей, мать твою, говорить, что мне делать.

— Прости! — повторяет она, в этот раз громче.

— А теперь чего ты хочешь, мм? Чтобы я сделал воду горячее? Попроси мило.

— Можешь повысить температуру воды, пожалуйста? — просит она, ласково и умоляюще.

Люблю этот тон… он напоминает мне давнишние времена, когда Ванесса еще хотела меня и не была коварной сукой.