— А мы тебя ждем… — хихикая, бормотал он, — поиграем… повеселимся…

Он пытался схватить меня за руки… У меня в глазах помутилось. Я толкнула его со всей силы в темноту, захлопнула дверь, задвинула задвижку. Меня колотило так, что зубы стучали. Он еще побуянил за дверью, но открыть ее не мог.

Всю ночь, не раздеваясь, я просидела на своем сундуке за ширмой. Едва дождавшись рассвета, побежала в студию. В такой ранний час парадная была на замке. В ожидании шагала туда и сюда по Сретенке, дрожа от мелко моросящего дождя и ночных переживаний. Стрелка на больших уличных часах еле двигалась, но наконец доползла до вожделенной черты.

Войдя в класс и увидав в сборе своих товарищей, я не выдержала и разревелась. Всхлипывая, шмыгая носом и заикаясь, рассказала о ночном происшествии. Все молчали. Рассказ произвел впечатление. И вдруг недосягаемая моя красавица Татьяна Певцова сказала:

— Там вам нельзя оставаться. Я живу одна. У меня большая комната. Живите у меня. Сегодня же мы вас перевезем.

Я не верила своим ушам. Это казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Я заревела еще пуще.

Меня утешали. Собрали денег, чтобы расплатиться с Аделаидой Ивановной за постой. От мамы из Ленинграда я ждала только через неделю. Откомандировали одного из мальчиков для перевозки вещей. «Перевозка» — звучало слишком громко. Мой чемоданчик был настолько легок, что я сама могла снести его в одной руке.

Я продолжала всхлипывать: «Я же их заперла на задвижку. Они не могут выйти. Я боюсь туда идти».

Несколько человек вызвались для добровольной охраны, и меня торжественно повели в адское пекло.

Когда мы открыли дверь, оказалось, что квартира пуста. Очевидно, для спасения вызвали по телефону младшую сестру. Все было прибрано, все следы оргии уничтожены. Я оставила на столе плату за сундук, ключ от квартиры и записку, где благодарила за приют и сообщала, что по не зависящим от меня причинам вынуждена переменить адрес. Больше я никогда не видела ни Аделаиду Ивановну, ни ее веселого лысого друга.