Глава 6 ТЭТЧ

— Ладно, знаю, это покажется странным, но прошу прощения за мои холодные руки. — Я подмигнул, обхватывая ее левую грудь правой ладонью, а затем правую левой. — Но мне нужно сделать замеры.

Я любил свою работу. Любил своих пациентов, по большей части.

Но всегда бывали такие случаи, в которых заранее знаешь, что консультация пройдет плохо.

Это один из них. Или мне стоит сказать «одна»?

Большинство восемнадцатилетних, с которыми я работал, оказывались испорченными детьми, которые слишком много флиртовали с мужчиной, собиравшимся трогать их грудь, или спорили с мнением профессионала касательно их случая.

Это уже был долгий день.

И, судя по только что лопнувшему пузырю жвачки прямо перед моим лицом при знакомстве, он затянется еще черт знает на сколько.

Малолетка выпятила свою грудь, словно та была божьим даром. Но это не так.

В конце концов, не поэтому ли она пришла ко мне? Она хотела больше?

Когда дело касалось операций на груди, пациенты делились на три типа. Первый — это те, у кого от природы плоская грудь, и им хотелось бы приобрести более женственные формы.

Они – мои любимицы. Мне нравилось, какую уверенность в себе давала простая операция. Зачастую они плакали на первой консультации, а я из кожи вон лез, чтобы сделать их счастливыми при виде своего нового тела, когда заканчивал работу. Точно так же, как старался убедить, что они были прекрасны и без его вмешательства.

Второй тип — это пациенты, которые стремились к совершенству.

Но при этом ничего в их внешности не было идеальным и никогда таким не будет. Но и тут не все так плохо, по сравнению с третьим типом.

Которые думали, что операция изменит их жизнь, что красота касалась лишь внешности, а не внутреннего содержимого.

Еще один лопнувший пузырь жвачки. Живой пример.

Этот тип всегда хотел, чтобы сиськи были больше, крепче, мягче... Да, девушке, которая попросила «мягкие сиськи», мне пришлось указать на дверь, так как я хотел остаться одним из лучших пластических хирургов в Сиэтле.

Какого черта? Мягкие?

Меня все еще пошатывало от «Бенадрила», но нужно провести последнюю консультацию перед встречей с Лукасом. Даже я знал, что смешивать алкоголь с антигистаминными препаратами плохая идея, но надеялся, что если съем побольше еды, то алкоголь с лекарством не вступят в реакцию.

Кроме того. Остин.

Достаточная причина, чтобы рискнуть, верно?

Покачав головой, я отчеканил результаты измерений медсестре и прочертил линию через центр груди.

— Правая меньше на полсантиметра.

Пациентка посмотрела вниз.

— Думаю, они выглядят нормально.

— Вам виднее, — произнес я скучающим голосом. Храни меня Господь от восемнадцатилетних девочек, которые просят операцию по увеличению груди вместо машин, и чьи родители достаточно богаты, чтобы сделать им такой подарок. Куда катится общество?

— Можете сделать их более упругими? — Были бы деньги...

— Конечно, — выдохнул я, раздраженный, что бесился из-за этого. Обычно я любил свою работу, но обычно я не был под действием «Бенадрила» или грустной одержимости облизывания губ в надежде, что ее вкус все еще хранился на них.

К черту все.

Это из-за нее. Абсолютно все.

Выпивка.

Ночи, проведенные перед подушкой, на которой она спала. С алкоголем на пару.

А потом пьяный удалял сообщения, которые не мог набраться храбрости отправить.

Технически ее вины тут не было – это говорила мне логика, которая также велела отправляться домой. А еще логика говорила, что я сам поставил себя в такую ситуацию, даже если и вина была делом не только моих рук.

Черт, кому-нибудь реально нужно отобрать у меня телефон или хотя бы придумать приложение, которое спасет пьяных глупых бывших бойфрендов от ошибок каждый раз, как они выпьют виски.

— Почти закончили. — Я прокашлялся и назвал еще несколько показателей, а затем снова накрыл бумажной салфеткой торчащую девичью грудь. — Вы – подходящая кандидатура для операции на груди. — Боже, эта фраза мне будет сниться. На самом деле, мне было печально известно, что по ночам я хватался за грудь Остин и выкрикивал параметры, словно она была моей медсестрой.

Да, я больной на всю голову. Остин.

К черту все.

Я всегда возвращаюсь к ней.

Хотя именно так все в жизни и происходит. Поступки всегда ведут к последствиям, которые настигают тебя и кусают за зад. Моей первой ошибкой было привести ее домой в тот вечер.

Вторая? Изменить ей. Нарочно.

— Доктор? — позвала медсестра.

— Простите. — Я изобразил улыбку. — Как я сказал, вы подходите. А теперь, почему бы вам не переодеться, и мы продолжим разговор про саму операцию и оплату.

Мне было скучно. Я злился. Мне было больно.

И винить оставалось лишь себя.

Потому что хрень все это, когда говорят, что случайно изменили. Вы не можете случайно упасть кому-нибудь на лицо. Случайно скинуть всю одежду на пол.

Я точно знал, что делал.

Я все еще помнил запах той спальни.

Аромат шампуня девушки перед поцелуем.

И я до сих пор ощущаю жгучую боль после окончания поцелуя. Потому что полностью уничтожил лучшее, что когда-либо со мной случалось.

Не все бабники одинаковые.

Я сделал именно то, что клялся никогда не делать — после увиденных мною страданий родителей — но я поступил так по правильным причинам. Так что да, некоторые бабники сволочи.

А некоторые... Иногда изменять нормально. Я сделаю это снова.

Если на кону будет ее безопасность.

Я буду делать это каждый гребаный день.

— Доктор Холлоуэй? — Миа постучала в дверь. Я встал и извинился.

Обычно назначение длилось гораздо дольше, но когда пациентами были подростки, они не хотели обсуждать размер или пользоваться медицинской терминологией.

Они хотели больше.

Всегда хотели крупные имплантаты.

И хотели знать, не потеряют ли соски чувствительность. К тому же, они не задавали вопросов, потому что большинство не воспринимали предстоящее как операцию.

Поэтому я вышел за дверь.

Головная боль пульсировала в висках, я быстро собрал шмотки, чтобы встретиться с Лукасом.

— Ты опоздал. — Лукас сделал длинный глоток пива и посмотрел на меня поверх стакана. — Тридцать одна минута и десять секунд, но кому, черт побери, вздумается это считать? Я уже подумывал встать.

— Извини, — прохрипел я и махнул официантке. — На дорогах пробки, и я...

Меня накрыла волна смущения. Я что? Проверял заднее сиденье на случай, что кто-то спрятался в машине? Иррациональный страх номер два. Или проверял, чтобы ничего не упало с козырька? Иррациональный страх номер три. Или — и это самое интересное — проверял дважды, потому что до сих пор не уверен, что действительно не увидел ничего на коже заднего сиденья.

Я собирался убить Остин.

Список, написанный Эвери, был длинным. Обширным.

Я битый час изучал его и пришел к заключению, что обречен жить в постоянном состоянии паранойи до тех пор, пока Остин не будет удовлетворена.

Так что, по сути, просто ждал, пока чертик не выскочит из табакерки. Весь остаток моей жалкой жизни.

А пока буду проводить по несколько операций в неделю.

— Я... — я прокашлялся, — просто проверил пару вещей в машине.

— О, опять что-то случилось? — с любопытством поинтересовался Лукас.

— Можно и так сказать, — быстро произнес я и сменил тему. — Ну, как Эвери?

— Она бесподобна! — раздался женский голос за спиной. — А еще она просто шикарна в постели. Прости, Лукас думал, что ты не появишься.

— Все нормально, — ответил я с натянутой улыбкой, потому что кто же еще был с Эвери, как не ее вторая половина?

Ее лучшая подруга.

Очень сексуальная подруга. Полураздетая.

Я быстро отвел взгляд.

— Остин.

— Гитлер, — сладко произнесла она. — Расскажи, как там сейчас ку-клукс-клан?

— Очень далеко.

Эвери кашлянула в руку и отмахнулась.

— Итак, кто что пьет?

Я сделал мысленную заметку прикрывать ладонью выпивку на случай, если у Остин есть мышьяк, и она решит посмотреть, как быстро сможет убить человека яд, смешанный с ромом и колой.

— Пиво. — Лукас поднял свой стакан.

Эвери наморщила нос.

— Ненавижу пиво. Думаю, закажу вино. — Она сжала губы и все равно просмотрела алкогольную карту, пока Остин бросила на меня косой взгляд и потянулась к моей выпивке.

Я притворился, что не замечаю, а потом отдернул его и опрокинул все содержимое одним гигантским глотком. Как только я закончил, она улыбнулась так, словно только что выиграла.

И я понял — даже просто сидение рядом уже вызывало паранойю. Мне не хотелось, чтобы моя выпивка оказалась у нее, или чтобы она что-то подмешала туда, а потому — что я решил? Надраться?

— Я вижу, что ты делала, — прошептал я. — Умно.

— Просто жду, — она прикусила губу, сводя меня с ума. И она знала это. Кровь закипела, а руки сжались в кулаки. Официантка пришла и ушла, а я был благодарен, что больше не стиснут спандексом.

Потому что было бы не реально скрыть, насколько Остин меня привлекала — так же сильно, как и всегда.

Внезапно она взглянула на телефон, а потом перевела взгляд на дверь. Ее улыбка стала шире, мне это не понравилось. Внутри снова появилось забавное ощущение — словно весь ад вот-вот вырвется, и я окажусь несчастной мишенью любой схемы, какую бы ни придумала эта очаровательная головка.

— Папа! — воскликнула она.

— Ох, гребаный ад, — я прикрыл глаза, прежде чем встать.

Ее отец был напыщенной задницей. Покровительственной напыщенной задницей.

А тот факт, что я разбил сердце его дочери? Что ж... могу лишь сказать, что внезапно почувствовал благодарность за то, что он был демократом и голосовал за контроль над огнестрельным оружием.

— Брэдли. — Я протянул руку.

Он уставился на нее, а потом медленно схватил ладонь, крепко и слишком сильно потряс, прежде чем отпустить.

— Итак, я слышал, что ты собираешься ездить с нами?

— С нами? — повторил я.

— Папочка! — Остин захихикала. — Я говорила тебе, что это секрет, но, кажется, проболтались.