Глава 4 ТЭТЧ

Лицо горело, а весь офис все еще гудел по поводу моего награждения. Уже разлетелись новости о больших гонках, в которых я якобы собирался участвовать вместе с Троем и мэром, а, значит, мне предстояло каким-то образом научиться ездить на велосипеде или просто потянуть мышцу, любую, и откланяться.

Что на деле сыграет злую шутку, потому что я был успешным хирургом и типа постоянно тренировался на велосипеде. Удивительно, правда? По крайней мере, именно это продолжали без конца повторять медсестры, когда я покинул безопасность кабинета. Не имело значения, что Трой тренировался в гонках последние пятнадцать лет. Трой не был известен как Мистер Секс-Бомба компании. И да поможет мне Бог, если еще хотя бы одна медсестра спросит, могу ли я сам себя штопать, как они видели в «Анатомии Страсти». Я с ума сойду.

Рот до сих пор был опухшим. Единственный «Бенадрил» в офисе оказался в жидкой форме, и я заглотил половину бутылки. Аллергическая реакция оказалась такой сильной, что если бы я не сделал этого, то попал бы в больницу.

Я смог завалиться на диван в своем кабинете, прежде чем впечатался лицом в дверь. Мои сны наполнила одна девушка, только на вкус она была как «Бенадрил», а когда я сказал ей, что мне жаль, она велела мне сдохнуть.

А потом начала орать на меня на китайском.

Следующим я увидел, как ем жареный рис с курицей и заказываю дополнительный соевый соус, а потом начал кричать себе: «Не ешь это! Не ешь это! Ты умрешь!»

И вот тогда меня осенило. Она знала о моей аллергии.

Я резко очнулся.

Как и о моем неумении ездить на велосипеде.

И иррациональном страхе перед лягушками после того, как на меня в семь лет прыгнула одна.

— Святое дерьмо! — я впечатал кулак в кожаную спинку дивана. Мой кабинет наполняли потоки света послеполуденного солнца. — Она пыталась меня убить!

Когда я вновь был способен сформулировать более-менее связанное предложение, не используя все известные мне ругательства, я позвонил Лукасу.

Но сукин сын не отвечал.

Разумеется, он не ответит! Потому что наверняка уже поговорил с Эвери, а та передала все имевшееся на меня дерьмо Остин.

Нахлынуло чувство страха. Это же, как надо было напиться, чтобы выдать все мои секреты, по крайней мере, которые он знал?! Ублюдок предал дружбу — никаких сомнений!

— Покойник, — сказал я сам себе. — Он – покойник.

В дверь постучали.

Я потер глаза.

— Да?

Дверь распахнулась, явив виновника собственной персоной. Лукас поморщился, когда взглянул на мое лицо, и ткнул пальцем:

— Это сыпь?

Я спешно поискал в зоне досягаемости какой-нибудь тяжелый или острый предмет, чтобы запустить ему в голову, но безуспешно.

— Нет, — прошипел я, голос сочился сарказмом. — Взрослые прыщи.

— Я слышал, дети в наши дни пользуются «Проактивом». Может помочь, — произнес он с усмешкой, прежде чем присесть, как можно дальше на диван.

— Я собираюсь тебя убить, — весело сообщил ему. — Когда не буду под кайфом от «Бенадрила» и смогу не ссать мимо унитаза.

Лукас в отвращении скривился.

— Ты здесь, чтобы извиниться за помощь Остин в совершении убийства?

Его виноватый вид говорил обо всем.

— Это аллергия на сою. Не похоже, чтобы ты обсасывал соевый боб!

— Нет! — Я встал. — Не нужно защищаться! Я почти умер! И кто, черт побери, обсасывает соевые бобы?

— Люди, которые любят сою? — Лукас пожал плечами. — Откуда мне знать, черт побери? И что ты подразумевал под «почти умер»?

Я глубоко вдохнул и объяснил.

— Она поцеловала меня...

— Она тебя поцеловала?

Я поднял руку.

— Притормози. Она меня поцеловала, и после этого губы и горло начало печь.

— Мать мою, — пробормотал Лукас. — Поцелуй смерти. — Он вздрогнул. — Приобретает совершенно новый смысл, да?

Желание стукнуть его было сильным. Кулак сжался.

Он посмотрел на мою руку, потом на меня.

— Руки хирурга. У тебя руки хирурга, Тэтч. Ты же не хочешь ударить меня, и потом стать неработоспособным. Кроме того, что будут без тебя делать все эти прекрасные груди? — Он встал. — Они останутся плоскими, и мир прекратит свое существование. — Он издал звук взрыва и хаотично замахал руками.

— Нет, — я покачал головой. — Только... — я откинулся назад, все еще чувствуя головокружение от «Бенадрила». — Сиськи выживут. Однако так можно и спятить. Мне нужно работать, чтобы оставаться в здравом уме.

Неприятно.

Я ненавидел признавать слабость. А это была одна из них. Я – безумный трудоголик. Да, я любил свою работу, но она была больше, чем просто работа. Мне казалось, что я должен проявить себя перед отцом. Перед мужчиной, который грозил отречься от меня за посвящение себя пластической хирургии. Я рвал задницу на работе ради цели. И это были не деньги.

— Кому-то работа, кому-то игра, — философски заметил Лукас. Знал, что он шутит, но все еще действовало на нервы то, что его впечатления о моей работе ограничивались мной, стоящим над женщиной и играющим ее новой грудью.

— Хорошо. — Я хлопнул в ладоши и проигнорировал давнюю злость на него, моего отца, ситуацию, себя самого. — Продолжая мою тему, что ты ей рассказал? Потому что в данный момент мой разум отправляется в очень темные места. Ужасные места. Места, куда люди с аллергией на сою уходят умирать.

— Ты мысленно в Китае?

— Для этого я сейчас слишком укуренный. — Я зажмурился, а потом открыл глаза. — Итак?

— Почему ты порвал с ней? — он прищурился, малейшие намеки на юмор исчезли с жуткой рожи. — Реальная причина. Ты же знаешь, что можешь рассказать мне, правильно?

Разум вернулся в прошлое. В ту ночь.

К тому, что случилось тогда.

К возможности, которую дала мне Брук. Выход, который она мне предложила.

И я почувствовал облегчение, смешанное с грустью, от ужасных слов Остин.

Настоящая пытка заканчивать отношения, когда все, что ты хочешь, это держать ее в объятиях, просить прощение и рассказать правду.

Все это.

Но меня преследовали слова отца. И поэтому я сделал невероятное.

— Мы с ней закончили. Кроме того, разве ты не сам такой же? Ты буквально сунул руку в каждый горшочек меда, встречался с кучей баб одновременно, и все тебе сходило с рук из-за этой чертовой ямочки на подбородке. Ты даже не извинялся. Вот и я поцеловал другую девушку, пока встречался с Остин. Но я с ней не спал! — К тому моменту, как я закончил говорить, моя грудь вздымалась, а Лукас бросил на меня нечитаемый взгляд. А потом его губы скривились в улыбке. — Что? Что за взгляд? Он мне не нравится. — Я встал и заходил по кабинету.

— Все, — произнес он спокойным и уверенным голосом. — Эвери сказала, что я практически все рассказал, но ей удалось пару вещей записать. — Он вытащил из кармана сложенный лист и потряс им передо мной. — Я решил уж было не отдавать это тебе... — Его улыбка исчезла. — Но ты изменил мое мнение.

— Хвала Господу, — выдохнул я с облегчением и выхватил бумажку из его руки, осторожно, чтобы не порвать, расправил ее и разложил на столе, разглаживая помятости.

Лукас встал и заглянул мне через плечо.

— Могло быть хуже.

Я сжал зубы от усилившейся тревоги. Все. Могло. Быть. Хуже. Я так сильно вцепился в угол стола, что костяшки пальцев побелели.

— Список доходит до тридцати.

— Верно, — медленно протянул Лукас, а потом ткнул пальцем. — Но лягушки указаны дважды, значит на самом деле двадцать девять, видишь?

— Я тебя убью.

— В твоем упоротом «Бенадрилом» состоянии? — фыркнул он. — Едва ли. Это будет больше похоже на черепаху, гоняющуюся за спринтером. — Он хлопнул меня по спине. — На случай, если ты не понял, в этом сценарии черепаха ты.

— Благодарю, — бросил я.

— Сила черепахи, — он потряс кулаком. – Ну, тогда ладно, моя работа здесь окончена. Можешь продолжить спать, пока я буду держаться подальше от текилы, чтобы не сказать Эвери, как ты случайно поцеловал свою бабушку в губы и теперь на дух не переносишь вишневую помаду.

— Лукас! — вскричал я. — К черту, мужик, ты же даже не пьян! Ты же не можешь просто так ошиваться вокруг и говорить подобное дерьмо! Остин ненавидит меня, ненавидит так сильно, что проткнула шины. У моей машины.

Лукас присвистнул.

— Конечно, это была твоя машина. У тебя же нет мотоцикла. — Он ухмыльнулся, а потом рассмеялся, когда я показал ему средний палец. — Прости, слишком рано?

— Ты для меня умер.

— Выпьем попозже? — Он надел солнцезащитные очки, полностью игнорируя мой нервный срыв и открывая дверь. — Скажем, в семь?

Верно, потому что это умно — пить после «Бенадрила».

— Ладно, — проворчал я. — Но ты платишь.

— Хорошо.

Он развернулся.

— И это не означает, что я больше не бешусь.

— Это Остин, — прямо спросил он. — Ты действительно думаешь, что она способна разрушить твою жизнь?

Слишком поздно, хотел я сказать. Она разрушила мою жизнь в ту минуту, когда вошла в нее. Потому что я знал, мы сейчас доживаем последние дни.

И эта мысль оставила меня без способности дышать.

— Да. Считаю, — умудрился я выдавить из себя.

— Она – отвергнутая женщина, но она с этим справится. Кроме того, я свел ее с одним из моих коллег. Это поможет ей забыть тебя.

Мой взор залил красный. Кроваво-красный цвет.

— Какого черта? — Вскричал я, привлекая внимание людей из коридора.

Лукас закрыл за собой дверь, оставляя меня в напряженной тишине, единственным звуком в которой было бьющееся в груди сердце.

Другой парень?

Часть меня осознавала, что если она не со мной, то когда-нибудь будет с кем-то еще. Но я полностью отвергал идею, что она начнет встречаться так скоро после разрыва.

Утешение? Остин?

И какого черта это так меня задевает, что я успешно толкнул ее в другие гребаные ждущие руки?

Ах, точно.

Потому что я любил ее. Жизнь жестока.

Но одно было точным.

Моя ненависть из-за сложившейся ситуации смешалась с любовью к этой девушке, что толкало меня на территорию, где единственным выходом было отчаяние.

Нужно просто отпустить ее. Я снова взглянул на список.

Что ж, а еще попытаться выжить под натиском урагана по имени Остин Роджерс. Да. Мне определенно надо разориться на «ракушку».