VII ВИДЕНИЕ

От берегов реки Паннар до берегов реки Кришны и с берегов реки Кришны до Гайдерабада путешествие совершилось без всяких приключений.

Ни запаздываний, ни опасностей. Ни одной причины, чтобы заподозрить в чем-либо любезного сэра Эдварда.

Путешествие сделалось почти монотонным. Сэр Эдвард был так любезен и весел, что Рожер невольно спрашивал себя иногда — действительно ли происходили с ними в дороге прежние ужасы.

Неужели этот веселый англичанин способен на хитрости, неужели он мог расставлять такие злодейские западни?

По мере приближения к Гайдерабаду, дорога становилась шире и люднее. Попадались повозки, запряженные быками, навьюченные зебры, позолоченные паланкины, всадники на верблюдах и слонах.

При въезде в город, глаза всех были невольно поражены живописностью наполнявшей его толпы, одетой в богатое и пестрое платье.

То были купцы в вышитых золотом тюрбанах, в ярких туниках, брамины в своих длинных одеждах, носильщики, одетые в белое, женщины, закутанные в покрывала, сквозь которые горели их глаза.

Они отдохнули в стоянке около Гайдерабада и пустились снова в путь к плантациям индиго, принадлежавшим сэру Морицу.

В продолжение двух недель негоциант и его молодой компаньон осматривали поля и выслушивали просьбы населения. Сэр Мориц получал и отправлял письма тайком от сэра Эдварда.

Последний и не думал об отъезде. Он проводил целые дни над опытами с индиго, которое он препарировал на тысячу разных способов.

Хозяева плантации с удивлением должны были сознаться, что опыты сэра Эдварда были чрезвычайно точны и научно построены.

Решительно, сэр Мориц мог ошибаться: сэр Эдвард был только страстно привязанный к науке, ученый.

Чтобы умерить овладевшее им нетерпение, Рожер пускался в дальние экскурсии, иногда в сопровождении слуг, иногда же один, вопреки советам сэра Морица.

Но жаркому климату нередко удавалось умерять пыл молодого француза.

Тогда, около середины дня, он предавался отдыху или в доме, или же в огромном саду, окружавшем здание.

Однажды, когда жара была сильней обыкновенного, Рожер отправился искать покоя в беседку, находившуюся в самом конце сада.

В тени деревьев качался шелковый гамак. Молодой человек растянулся на нем и закрыл глаза.

Легкий ветер шелестел листьями деревьев и несколько освежал удушливый воздух.

Над ним, между ветвями, сквозил иногда клок голубого неба, ярко освещенного палящими лучами солнца.

В воздухе раздавался меланхолический напев птиц, медленно перепрыгивавших с ветки на ветку.

Рожер уснул среди этой роскошной обстановки, как какой-нибудь принц из тысячи и одной ночи.

Его красивая голова с черными кудрями покоилась на шелковой подушке красного цвета. Ничто не нарушало его сон. Точно сама природа оберегала его.

Однако, позади дерева, к которому был привязан гамак, раздался тихий шорох. Кому принадлежат пальцы, раздвигающие ветви?

Рука мала и чрезвычайно изящной формы, ногти продолговаты и красивы.

Другая рука медленно и неслышно раздвигает еще шире густые ветви.

В этой зеленой рамке появляется фигура и любопытно и осторожно склоняется над спящим. Она находится так близко от Рожера, что ее дыхание может разбудить его.

Что за взгляд этих черных глаз! Что за огонь в зрачках! Какая гордость выражается прелестным челом, увенчанным белой повязкой! Полураскрытые губы красноречиво говорят о страсти.

Это лицо с скульптурными очертаниями принадлежит, по-видимому, какому-нибудь божеству. Тонкость черт, благородство физиономии достойны священных песен поэта.

Тело остается скрыто кустами. Из-за ветвей виднеется во всей своей блистательной красоте одна голова, безмолвно созерцая спящего.

Она грациозным движением склоняется над Рожером, точно уста ее хотят коснуться лба молодого человека.

Но она выпрямляется; щеки ее краснеют и она, как видение, исчезает в зелени ветвей.

Рожер просыпается.

Он осматривается вокруг: глаза его ищут чего-то. Он встает, шарит в кустах и говорит:

— То был сон!

И он задумчиво, почти печально, старается припомнить черты прекрасного видения.

Его выводит из этого состояния шум чьих-то шагов.

То был сэр Мориц.