Часть 3

Мужчина скрестил ноги, садясь на камень. Наверху, высоко в небе, парил орел. Эта гордая птица вызывала у мужчины всегда вызывала восхищение своей независимостью, царственностью в небе, где они парили, используя свои роскошные сильные крылья. Мужчина смотрел на орла, пытаясь успокоить свою душу, которая металась без конца и без края.

«Да нет, не мечется никуда моя душа, сидит спокойно себе», — думал мужчина, словно пытаясь успокоить себя, хотя сам прекрасно понимал, что это только попытка самовнушения, которая в очередной раз уже вряд ли возымеет хоть какой-то успех.

В голове сейчас роились весьма тягостные мысли о том, что ему приходится сейчас сидеть вот тут, в неприветливых горах хмурого Дагестана, а его любимая, женщина, ради которой он готов на все в своей жизни — сейчас в такой же хмурой, но еще более неприветливой Москве, в городе, в котором приходится думать, что он спокойнее, чем эти неприветливые горы. А спокойнее ли она, эта Москва? Особенно после того, что он тут выяснил, можно ли так думать об этом городе?

К горлу подкатил комок, предательский, который так и стремится всеми силами заставить сглотнуть его вместе со слезами. Как она в этой Москве? Смогла ли простить его за то, что тогда произошло? Как же хочется войти поскорее в прихожую, ступая бесшумно так, как мог делать только он с его огромнейшим опытом… Она выйдет в коридор, потому что надо проверить, откуда по ногам легкий ветерок подул. А тут он. Поймает ее в темноте, обнимет за талию, притянет за руку к себе, закопается лицом в ее ароматные волосы и затаится так, понимая, что это и есть настоящее спокойствие… А она стоит рядом с ним, боясь пошевелиться, и сглатывает подкатившие наверх слезы, чтобы не спугнуть это счастье своими рыданиями.

Мужчина не отводил от орла глаз, отгоняя в то же время от себя видения его спокойной жизни в Москве, а сам пытался понять, что он еще сможет выяснить здесь, в горах Дагестана, и чем еще сможет принести пользу Родине. Интересно, почему генерал так настойчиво стремился его заставить сидеть здесь? И чего тут только сидеть и ждать? Пока на вершину одной из гор выползет какой-нибудь вареный рак и начнет свистеть художественным свистом? То, что это будет чем-то нереальным, понимали все. Поэтому придется сидеть и ждать, пока его отсюда отзовут. А сколько это времени будет?

«Может, стоит сейчас подать рапорт на имя генерала о том, что задание полностью выполнено? А потом и тогда прошение о возвращении домой? Ведь приказ начальства куда важнее, чем свои мысли. Или пока остаться здесь? И подождать, пока отзовет генерал своим приказом?

Э! Да ты боишься, что Ирина не может тебя простить и не простила! Боишься, что она не пустит тебя на порог и сразу выгонит, как только ты появишься!» — усмехнулся мужчина, опуская, наконец, взгляд в долину от продолжающего парить в небе орла. — «Старый генерал, наверное, тоже понимает, что Ирина Тебя не простила пока еще. Поэтому и не может пока отозвать тебя от себя? А этот хитрый жук не может сделать так, чтобы ты не возвращался в Москву, пока сам не успокоишься? И пока не найдешь правильных слов, чтобы попросить прощение у Ирины? Ведь у нее есть полное право не простить тебя! Это ты виноват в том, что они в больнице оказались! Рембо! Хренов Рембо! Крутого суперагента из себя возомнил! Нет, брат! Тебе надо поскорее возвращаться обратно и явиться пред светлы оченьки Ирины, чтобы поговорить с ней и прощения попробовать вымолить. Хоть и не может быть прощения за то, что произошло тогда! А сейчас надо сходить к Ахмеду. Документы он может же мне сделать добротные, если генерал не отпустит? И рвануть на Мальдивы или куда-нибудь в офшорную зону! А там получится и денег срубить достаточно! С моими-то талантами! И жить получится очень долго обеспеченно! С Ириной, разумеется! Если она меня простит!»

Почему же я раньше был таким ненормальным? Зачем согласился на эту историю с подготовкой в лагере ФСБ? Только волынкой ее и получается назвать! Может, если отказался бы тогда, сейчас и родители живы были бы? И Иришка моя раньше мне повстречалась тогда? И прошлое мне не являлось бы в мельчайших подробностях во снах? Да в таких подробностях, что в пору к экстрасенсам идти и пытаться стереть память полностью, чтобы не мучиться?

Да, это уже решено! Как только приеду, сразу пойду к Ирине! Надо все ей рассказать. Не могу и не хочу больше скрывать от нее всю правду. И имя настоящее ей скажу. Чтобы она могла меня нормально называть. Выгонит она меня? Не выгонит? Только ей решать все это! Выгонит? И правильно! А то какая-то ненормальная у нас семья! Даже в фиктивных семьях все друг о друге всё знают! А у нас? Куча тайн, которые только и успевай разгадывать! Нет, все рассказать не получится — слишком жестоко все будет звучать… А вот хоть что-то о работе своей я расскажу. Чтобы хоть представляла, с кем связалась моя любимая!

Может, действительно тогда не нужно было соглашаться? Когда полковой особист к нему с таким заманчивым предложением подошел? И действительно их встреча с Ириной произошла бы на порядок раньше? Не было бы всей этой грязи? И Виктора этого, который нас расстрелял, тоже не было бы?

Хотя… А как я мог ее встретить раньше, если меньше года произошло с нашего семейного переезда в Москву до моей армии? Нет, по-другому жизнь сложиться уже не могла… Видно, это на роду, или как там говорят, у меня написано!

Вот только гадать сейчас тут нечего — чем быстрее все дела закончу, тем быстрее в Москву вернуться смогу!

Мдаааа, Александр Сергеевич! Философом решил заделаться, батенька? А почему бы тебе еще о смысле жизни не задуматься? Можно, почему бы и нет? Вот только генерал расстроиться — у его агента, на которого сейчас слишком много обязанностей возложено, крыша потекла совсем! И я расстроюсь — к Ирине я со съехавшей крышей точно вернуться не смогу совсем! А еще сорву генералу операцию, которую он со своими штабными солдатиками распланировал — Ирине тогда точно спокойного житья не будет! Нет, с ума лучше не сходить, и о смысле жизни пока не думать — так, когда пенсия подойдет, тогда и можно будет задуматься. А пока нельзя. Надо работать!»

Мужчина аккуратно встал, чтобы не делать лишних движений и не нарушить этот хрупкий баланс камней, и стал спускаться к идущей внизу дороге медленным шагом. Места здесь были очень красивые, и каждый раз он не хотел отсюда уезжать, уходить — Дагестан всегда поражал его спокойствием своих гор и долин. А в этом месте как раз можно было и полюбоваться хмурой красотой этого древнего края, и отдохнуть от шума и суеты, царивших постоянно в лагере, и собраться с мыслями, чтобы распланировать свои действия дальше.

На самом деле он находил красивые и уединенные места почти по всему Дагестану, где бы ему не приходилось оказаться. И здесь, километрах в пяти по дороге среди острых камней, есть высокогорный луг с мягкими стогами свежего сена и участками, где трава еще не была скошенной. И тишина. Такая тишина, что даже звуки от частых перестрелок туда не проникали. Иногда, выполняя свою роль инструктора по спецподготовке молодых солдат, он брал их с собой на этот луг. Но ребята очень быстро уставали — не привычные к нагрузкам избалованные юнцы не могли и километра пройти и начинали ныть, что устали и не могут идти дальше.

А ему это и не нагрузка вовсе была — в учебке, которую пришлось пройти перед Чечней, ему приходилось испытывать и не такое! А потом спеццентр ФСБ, где его снова учили и переучивали. И тоже ничего легкого там не было. Но эти ребята — они же не агенты? Вот только голову из-за них терять не хотелось! И он их потихоньку приучал, потому что здесь по-другому было не выжить!

Какая же услужливая эта собака-память! Опять прямо быстренько подложила воспоминания! Получите пожалуйста! Не забудьте попробовать во всей их красе! Очень быстро, несмотря на все попытки загнать это все в подкорки, всплыли опять перед глазами картины из учебного центра уже после войны, куда он попал. И то, как он попал. А еще лица тех парней, которые не смогли там выжить. Они все вместе начинали — кто-то также, как и он, после ранения и ошибочного признания умершим, кто-то по своей воле, кто-то романтики хотел. Сколько же их тогда погибло? Кто-то сам покончил с собой, не справившись с прессингом и теми условиями, в которых они жили, кого-то убили в поединках, когда они потеряли весь рассудок и остались только как роботы, как бессловесные куклы, которые только и нужны были, что для отработки смертельных боев. Как же мало ребят оттуда вышло? Ведь они все должны были стать не просто офицерами, которые вошли бы в элитные подразделения спецназа. Из них делали профессиональных убийц, в машины, которые могли только исполнять приказы, но оживляя иногда и вбитую в них творческую жилку. С одной стороны — перед ними ставили приказ, который они должны были выполнить. Но с другой — этот приказ должен быть обработан так, чтобы не было ни малейшей ошибки!

Почему ему дали право так сильно отличаться от остальных выпускников? Почему ему с самого начала дали право думать? Неужели из-за того, что он так и не сломался до конца? Не задумался и не попросил ни разу закончить все это с ним? Ему же хоть частично сохранили жизнь нормального человека. И он не просто ликвидировал ненужных людей, а делал так, что вокруг этих людей все обстоятельства складывались так, что они сами принимали решение полностью отойти от дел и больше не появляться на виду. Нет, без крови, увы, тут не обходилось. Но это было очень редко и только тогда, когда другие способы уже не работали. А потом он каким-то образом попал во внимание генерала. И теперь у него добавилось еще работы, но она практически полностью перечеркнула то, что было раньше — теперь он занимался расследованием сложных, настолько запутанных ситуаций, что при простом взгляде думалось, что все эти события никак друг с другом не связаны. Его расследования, которые он проводил и по поводу многоходовых операций, которые делали другие, нередко становились основой или причиной для разных спецопераций, завершающихся разрешением давно назревших проблем.