Часть 20

Черный «вольво» с затонированными стеклами остановился возле бордюра. За решетчатым забором виднелся корпус Института Склифосовского.

С водительского места дорогой иномарки выбрался мужчина в короткой кожаной черной куртке и темных джинсах. Он стоял, вглядываясь в окна этого не самого приятного заведения, и задумчиво курил. Он стоял, словно раздумывая, идти или нет туда, внутрь.

Прохожие, спешившие по тротуару мимо него, изредка бросающие взгляды по сторонам, если цеплялись взглядом за его лицо, то норовили как можно быстрее отвести глаза — выражение его лица по-другому как-то, кроме как мертвым, назвать было просто нельзя.

Мужчина огляделся по сторонам, выбросил сигарету, которую не докурил даже до половины, и резко шагнул на тротуар. Идти ему было неуютно — непривычно было прихрамывать на ногу, которую он травмировал тогда, во время прыжка на этого беглого отморозка.

Прихрамывая, он поднялся по лестнице и вошел внутрь. Он твердо знал, куда ему надо было идти. И шел прямой, уверенной походкой. Даже его хромота куда-то делась в этот момент.

Выражение его лица не изменилось в этот момент. Словно оно приросло к нему. Окружающие, кто осмеливался взглянуть на него, тут же в ужасе отводили глаза, испугавшись этой мертвой пустоты, которая зияла в глазах.

Мужчина подошел к палате. Он не раз уже сюда приезжал, только сегодня первый раз осмелился подойти к окну и взглянуть на маленькую девочку, лежащую под одеялом на больничной койке.

Он смотрел на нее и понимал, что сейчас ему вряд ли хватит смелости взглянуть в глаза матери этой девочки, которой тогда, вечером на кухне, он пообещал, что защитит их в любой ситуации.

Женщина, сидевшая рядом с койкой, подняла глаза и, увидев впервые за два месяца его, спокойно встала и вышла из палаты.

Он стоял, не отводя глаз от маленькой девочки, лежащей за стеклом на койке.

— Зачем ты приехал? — Ирина скрестила руки на груди и прислонилась спиной к двери.

— Как Настя? — мужчина не поворачивался, чтобы скрыть то усилие, с которым он сдерживался, чтобы не заплакать.

— Зачем тебе знать? — Ирина говорила спокойно, но в голосе слышалась злоба. — Ведь это ты виноват, что все так произошло. Твое движение тогда, когда ты спохватился, что у тебя с собой должен быть пистолет, его напугало. Только пистолета у тебя с собой не оказалось. Я не виню тебя, что ты нас не защитил. Если бы не ты тогда, то Насти вообще не было бы в живых сейчас. Но ты его напугал. И этот испуг стоил того, что моя дочь сейчас лежит там, на койке. И неизвестно, когда выкарабкается.

— Я не отрекаюсь, что это я виноват. Что я могу сделать для вас? — мужчина повернулся к жене, и та увидела стоявшие в его глазах слезы.

— Исчезнуть из нашей жизни, — Ирина понимала, насколько тяжело сейчас отразятся ее слова в его душе. Но она уже давно приняла решение, что вычеркнет этого человека из своей жизни. Ради безопасности собственной дочери. — Мы проживем без тебя сами. Исчезни, пожалуйста. И не появляйся больше вообще. Сделай так, чтобы Настя тебя больше не видела. А нашему сыну я скажу, что его отец геройски погиб, защищая нас. Насте я скажу также.

— Я понял тебя. Ты знаешь, как меня найти, если я тебе буду нужен, — кивнул Демон, развернулся на каблуках и медленно пошел прочь.

Ирина смотрела вслед на этого мужчину, которого она любила. Но свое решение менять она не хотела. И не собиралась. Она видела, что этот статный широкоплечий мужчина, который сейчас шел по коридору прочь, как-то резко сгорбился, ссутулился. И стала еще заметнее его хромота. Словно он резко постарел. Причем не на год или пять, а на пару десятков как минимум.

Ирина прекрасно понимала, как ее слова резанули ему не только ухо, но и душу. Может быть, потом она передумает и решит, что должна поступить была по-другому, но сейчас ей решение такое казалось самым оправданным. А сына она назовет Матвеем Александровичем. Да, отчество у него будет его, Воропаева.

Она взглянула на мирно спящую дочь, потом на уходящего прочь мужа, встрепенулась, хотела было что-то крикнуть ему вслед, остановить его. Но почему-то остановилась, махнула рукой и вернулась обратно к дочери в палату.