А. Домнин ПЕСНЯ

Уже ночь. Поблескивает черная вода в озерце. Темные лохматые кусты словно придвинулись к огню и не то удивленно, не то по-недоброму, перешептываются. Костер горит лениво, пламя с неохотой облизывает сухой валежник. Рядом сидеть невозможно: то в одну, то в другую сторону мечется дым.

Анатолий лежит на спине — или дремлет, или просто смотрит на небо. Оно низкое, мутное, неподвижное.

— Где запропал этот Володька? Ехать пора, — произносит Анатолий.

— А может быть, здесь переночуем…

Володька где-то там, за кустами, бродит по болоту — ищет подранка. Попробуй найди его в такую темень!..

Вот слышно, как Володька тяжело загребает ногами воду. Захлюпала грязь, затрещали сучья — это он в кусты полез… Всплеск и отчаянный вскрик:

— Едят тебя мухи!..

Ага, провалился парень.

— Иди к костру! — кричу я ему. — Утром найдешь!..

— Погоди малость, — доносится недовольный голос из темноты. И снова бредет Володька по болоту…

Мокрый и грязный прибрел он к костру, присел на корточки.

— Восемь…

— Что восемь? — не понял я.

— Патронов осталось… Поехали, что ль?

— Пока туда-сюда плаваешь, рассветет, — говорит Анатолий.

Володька пошуровал палкой в костре, поднялся.

— Вам, знамо дело, так сподручней. А мне нельзя. Корову подоить, хлеб испечь… В общем, оставайтесь. Провизию вашу я утром доставлю.

Надо же было догадаться оставить рюкзаки в деревне! Даже котелок не взяли, чай вскипятить не в чем. А до деревни по морю — без малого пять километров.

Володька ушел. Он долго стаскивал лодку на воду, ворчал с досадой:

— Едят тебя мухи…

Наконец заскрипели уключины, захлопали по воде весла…

Мне показалось, что на нашем островке стало тише и пустынней. Словно что-то очень привычное, нужное увозил Володька.

Есть хочется. Анатолий достал из травы чирка — единственную добычу за этот вечер — повертел в руке в бросил обратно. Что в нем толку, все равно соли нет.

— Давай спать, — говорит Анатолий. Но сам сидит не двигаясь, обхватив колени. — Любопытно, как он будет доить корову. Вымя оборвет…

Я тоже думаю о Володьке. О том, что на штанах у него наляпаны одна на другую заплаты, что громадные сапоги явно ему не по росту. Когда мы были в его избе, по-холостяцки пустой и неприбранной, мне показалось, что здесь давно не было женщины.

Познакомились мы с Володькой несколько часов назад.

Нам нужно было поспеть к вечернему перелету уток. Хотя и был пройден добрый десяток километров, мы не останавливались, не сбавляли хода. Сапоги стали пудовыми, а рюкзаки так нарезали плечи, словно там лежали кирпичи. Последнюю гору перед деревней преодолели уже с трудом.

Остановились у крайней избы, гадая, в котором доме можно попросить лодку.

На крыльцо вышел невысокий паренек в синей навыпуск рубахе, присел на корточки и принялся нас рассматривать. Шея явно длинновата для его роста, и когда он склоняет голову чуть набок, кажется, что он пытается рассмотреть, что находится за нами. Глаз его не видно — они скрыты тенью; солнце резко очертило выдавшиеся скулы, крутой лоб и тяжелый подбородок. Трудно определить возраст парня — то кажется, что ему лет семнадцать, а то и все двадцать два дашь.

— За утками? — спросил он равнодушно.

— Да, приехали вот…

— Поди, лодка нужна?

Мы переглянулись: на ловца и зверь бежит!

— Нужна, — виновато признался я.

Паренек посмотрел на свои грязные босые ноги, подумал и сказал:

— Без лодки вы никуда…

Он встал и пошел в избу. А как же лодка?

— Мы заплатим, — поспешно заговорил Анатолий.

Паренек глянул на него так, словно не понял, о чем идет речь. Потом нахмурился и с обидой ответил:

— Сами зарабатываем. — И ушел. Голос его донесся уже из темных сеней: — Возьмите там, под горой, у березы.

Мы стояли обескураженные. Неприятно, обидели человека… Да в конце концов, ладно, главное — лодка есть.

Нашли мы ее на берегу у сухой березы. Маленькая плоскодонка была просмолена до самых уключин. Спустили ее на воду, начали укладывать вещи.

— Без весел пойдете? — спросил сзади насмешливый голос. Мы оба вздрогнули и покраснели. Рядом стоял наш новый знакомый с веслами на плече. Как мы могли забыть о них?

— Сам не охотник? — заговорил Анатолий, чтобы сгладить неловкость.

— Постреливаю малость… Патронташи-то у вас полнехоньки. Едят тебя мухи. — В его голосе прозвучала зависть. — И порох поди бездымный… Хотя вам что, вы городские…

— А что, у вас плохо с припасами?

— Как сказать. Пороху нет, зато спички есть. Селитрой тоже метров за десять бить можно.

— Вот что, хозяин, — решительно заявил Анатолий. — Сердись — не сердись, а мы тебе дадим патронов.

Парень смутился, склонил голову набок и стал рассматривать свои ноги.

— Зачем вас обижать. На охоте — самим не лишние.

Больше десятка патронов взять он не согласился.

Зато сразу решил ехать с нами. Уговорил оставить рюкзаки в избе и на ночь вернуться в деревню.

Но на перелет уже не успели. Пока выбирали место, готовили шалаши, начало смеркаться.

И вот сидим сейчас у костра, ждем рассвета. Скорей бы он наступил.

…Я проснулся от холода и шума. В первый момент не мог понять, что произошло. Волны с шумом выкатываются на берег, жидкие кустики гнутся почти до земли. Ветер… Какой ветрище! Гонит он рваные облака по небу, гонит по водохранилищу вспененные крутые волны… Вот тебе и охота!

Уже рассвело. Но стоит ли уходить от костра?

Заворочался Анатолий:

— Чайку вскипяти.

— А какао не хочешь?

Анатолий уже проснулся. Огляделся и погрустнел:

— Что ж, будем ждать у моря погоды.

Чтоб скрыться от ветра, мы спрятались за какие-то бревна и решили, что самое разумное в нашем положении — досмотреть прерванный сон.

Тоскливо сидеть в такой шторм на острове, отрезанном от мира. С одной стороны — взбесившееся море, с другой — болото…

И если к тому же знаешь, что есть нечего, голод становится нестерпимым… Может быть, поджарить чирка? Пусть без соли, как-нибудь съедим. А если шторм не на один день…

Над нами пронеслась стайка уток-широконосок. Так стремительно, что я не успел схватить ружье.

— Сели!..

Грязный заливчик весь зарос кустами и камышом. Вот уже минут пять стою я в ольховнике, внимательно оглядывая каждую кочку. Пропали утки!.. Где-то чуть подальше спрятался Анатолий…

— Вдруг гром выстрела. С шумом — совсем рядом — поднялись утки. Крайняя на мушке. Выстрел!.. Но утку отбросило ветром в сторону, заряд пошел мимо.

— Иди сюда! — кричит Анатолий.

Нет, не утку он хочет показать. Заливчик перегорожен плетнем, а в середине поставлена… морда! Анатолий уже вытаскивает ее на берег. В ней кто-то трепещется.

— Что ты больше любишь — уху или жареную рыбку? — смеется Анатолий, извлекая из плетеной ловушки двух жирных карасей.

Рыбешки тут же были торжественно доставлены к костру, поджарены и с великой тщательностью обглоданы. Мясо казалось сочным и сладковатым.

— Еще бы десяточек, — мечтательно произносит Анатолий.

Лучше бы их не было, тех карасей. Только раздразнили…

…Шумит Камское море, хлопаются о берег волны. И чудится, будто в тоскливую музыку ветра и волн вливается далекая песня. Да-да, человеческая песня!..

Вот она ближе, ближе… Ни мотив, ни слов не разобрать, долетают только обрывки.

— Может быть, хозяин морды идет.

— Смешно. Болотами — не пролезешь, а морем — какой дурак решится.

Но песня доносится именно с моря.

— Лодка! — испуганно шепчет Анатолий. — Видишь. Вон там… Пошла ко дну… Все… Нет, опять!..

Мы забрались на бревна и напряженно следим за лодкой. Она то взмоет на седой гребень, то снова исчезнет… А гребец поет!.. Пьяный, наверное. Нет, лодка прямо на нас, по ветру. Уже хорошо видно человека, весла. Вот волна обрушилась на корму… Вторая. Зальет посудину!

— Сильней греби! Скорей! — кричим мы гребцу. — Еще немножко!..

— А ведь то Володька, — говорит Анатолий, побледнев. — Честное слово, он.

— Я сейчас ему покажу, певцу безмозглому!

Мы мчимся к берегу, что-то кричим, машем руками.

Крутая волна подхватывает плоскодонку, выносит ее на песок. Лодка — полна воды. Удивительно, как она держалась?

Володька спокоен, немного возбужден. Нет, он не пьян. Деловито помогает нам вытащить лодку, выгрузить мокрые рюкзаки. На нем нет сухой нитки.

— Хлеб, наверное, подмок, — виновато говорит Володька. Он достает с кормы ружье, из ствола течет вода.

— Ничего. Там еще консервы, колбаса… — отвечает Анатолий.

Мне вспомнилось, что в моем рюкзаке, в самом низу — полсотни патронов. Они, конечно, уже негодны.

Я взглянул на Володьку и отвернулся.

Мне стало стыдно…