— Мало разжаловать того комвзвода, — не сдержался Самохин и под пристальным взглядом командира полка невольно опустил глаза, ибо взгляд этот как бы говорил ему: «А я вот не разжаловал тебя, помнишь, высоту на Днепре потерял?»

— Возможно, — не стал спорить Жаров, — к счастью, комдив оказался бывалым и видавшим виды человеком и знал, расправиться с подчиненным не хитро, а вот поднять и направить его — это куда труднее.

Самохин заерзал на стуле, кусая губы.

— Да, в сотни убитых и раненых, — вернулся Жаров к рассказу. — А удержи взвод ту высоту — эти сотни потерял бы противник. Правда, потом так и было. Посадили на вершину усиленный взвод. Закопались бойцы глубоко. За ночь мины поставили, проволоку натянули. Ни подойти! А с утра немцы в атаку за атакой. День бьются, другой. Целую неделю. Так и не взяли «Егорку в шапке». Наш взвод семерых потерял, а немцы сотни. Вот вам и командир взвода!

— А кто им командовал? — не утерпел Глеб.

— Да все тот же командир…

— Кто? — не отступал Соколов.

— К несчастью, я сам, — неожиданно сознался Жаров. — На всю жизнь урок, и мне и многим.

— Вы? — даже привскочил с места Самохин.

— Садитесь, товарищ капитан, — понимающе улыбнулся Жаров. — А сейчас, — обвел он взглядом собравшихся, — предлагаю тост за командиров-героев, за всех вас, товарищи!

Тост приняли шумно.

Жаров с интересом поглядел на возбужденные лица командиров и с огорчением подумал. Многих не стало, очень многих. А полк жив, полк наступает. Война изо дня в день требует жертв, и нужно смелее выдвигать и растить людей. На кого ни взгляни сейчас, любой командир — сын полка. Кто еще недавно пришел сюда из военных училищ и уже командует ротами, как Румянцев, или руководит полковой разведкой, как Самохин; кто пришел из запаса и теперь возглавляет батальон, как Костров и Черезов, кто вырос из ополченцев, как Березин и Думбадзе, а кто просто проявил себя в сержантах и уже получил офицерские звания, как Соколов и Якорев, — все сыны полка, все его воспитанники, боевая семья героев. Правда, к каждому из них у него свои претензии. Без этого не обойтись. И все же он любит этих людей и ценит их мужество.

Откинувшись на спинку стула, Андрей все более и более присматривался к офицерам. Ему нравилось их оживление, их задор. Сколько в них силы, энергии. И как лучше управлять этими людьми, чтоб не пропали их силы? И как научить их любить и ценить свой полк?

Да, фронтовой полк! Изо дня в день, всю войну он требует от тебя непомерных сил и неустанного напряжения. Ни отдыху тебе, ни покоя. Опасности на каждом шагу. И все же ты любишь его, свой полк, ибо здесь колыбель твоей славы, искусство твоей зрелости.

Ты пришел сюда с ковыльным пушком на щеках, еще без знания жизни, без должной выучки. Вспомни-ка первые бои. Какими жуткими казались они тогда! Ты был слаб, неумел, и как ты уверен в себе теперь! А ведь бои и бои. Ты стоишь в них насмерть, либо наперекор огню, но удержим в атаке. И тебя ничто не останавливает — ни огонь, ни кровь друзей, ни их смерть. Кипучая энергия и жестокая целеустремленность, решимость и острая бдительность, привычка к ответственности перед товарищами по оружию и перед командиром — все твои большие крылья, твоя честь и слава.

Пройдет время — наступят мирные дни. И где б ты ни был тогда, в армейском ли строю, в трудовом ли коллективе, — опыт военных лет всюду станет тебе верным оружием и мудрым советчиком. Пусть не все сохранит память, и время немало повыветрит из пережитого, однако дни войны навечно останутся в сердце. И ты будешь рассказывать о них всем, и молодым и старым, и никто из них никогда не останется равнодушным к этой борьбе за свою отчизну. Никто и никогда!

Жаров порывисто встал и, подняв тост, вслух повторил свои раздумья:

— За наш фронтовой полк, товарищи!

Тост приняли еще более шумно.