21

— Пустите меня к нему!

— Арлен, успокойся.

— Я должен войти! Я обязан.

Я повернул голову в сторону и взглядом встретился с медицинской сестрой. Та с раздражением распаковывала очередную партию эластичных бинтов, чтобы перевязать меня. Я покачал головой, давая понять, чтобы Дарси наконец-то заставили уйти. Здесь я провел уже три дня, и каждый день по нескольку раз он делал попытки увидеться и поговорить. Но единственное, чего мне хотелось, чтобы ребра поскорее срослись.

В той драке две мои кости сломались. Не сказать, чтобы я сильно страдал, но порою выдыхать, кашлять и уж тем более чихать было настоящей мукой. Еще по вечерам болела голова, но мне было намного лучше, чем Колину, которого отправили в городскую больницу Хартпула. По словам Леоны, я выбил ее брату зуб и сломал ключицу. Звучало все это жутко, но где-то на дне колодца моей души я в тайне гордился собой. «И как он там?» — недавно поинтересовался я у подруги. «Отец сказал, жалеет, что Колину шею еще не свернули. Достиг точки кипения, так сказать…» Отчего-то было смешно и мне, и ей.

Палата была мне знакома, как и в тот раз, я лежал здесь один. С одной стороны, было комфортно осознавать, что никто не смотрит на меня день и ночь, с другой — в одиночестве я начинал слишком много думать о вечных вопросах. После рентгена врач сказал, что мне не стоит беспокоиться — перелом без осколков — неделя-другая, и я буду в порядке, даже предупредили, что дней через десять отправят обратно в комнату. Я понимал, стоит мне покинуть стены школьного госпиталя, как предстоит серьезный разговор с директором «Хартвуда». Об этом любезно оповестила меня мисс Элизабет. А пока я смотрел в потолок и слушал, как Леона читает мне вслух «Жизнь» Мопассана. Честно, понятия не имел, зачем она это делала: я вполне мог сам держать книгу. Может, чувствовала себя виноватой, а может, всего лишь боялась, что нам вдруг не о чем будет поговорить.

На четвертый день моего пребывания в больнице приехала Нора. Вообще, за все то время, что я здесь пробыл, успел почувствовать себя стариком на смертном одре: вчера забегала Лили, чтобы рассказать мне о той атмосфере, что сейчас творится в классе, о домашнем задании и о своих переживаниях. После зашел ковыляющий Гаррет, который приехал на второй день после моего попадания сюда. «Как бы я хотел обнять тебя, друг», — суетливо и радостно повторял он, — «Но боюсь совсем тебя сломать». И, клянусь, за дверью я заметил ждущую Манна Кейлин. Но я промолчал, чтобы не показаться назойливым. За Гарретом пришла мисс Элизабет. После того, как она осведомилась о моем самочувствии, убедилась, что я и впрямь страдаю от того, что просто дышу, она села на стул возле кровати. Ее пребывание здесь дольше, чем три минуты, меня настораживало. Женщина сняла очки, протерла запотевшие стекла и серьезно взглянула на меня. Так она выглядела моложе, но еще суровее.

— Почему не пускаешь Дарси навестить тебя? В последние три дня от него проблем больше, чем обычно. Думаю, из-за этого.

— Я не хочу. Не вижу смысла. Мы даже не друзья, — солгал я.

— Я видела вас вдвоем на Новый год в Хартпуле, — произнесла она. Я вздрогнул и попытался отговориться:

— Просто его родители хотели меня видеть. Они знакомы с моими…

— Ты ужасно врешь, Уэбб, — учительница встала со стула и, многозначно взглянув на меня напоследок, произнесла. — Там твоя мать приехала. Ждет.

Я кивнул и зачем-то сказал «спасибо».

Нора была великолепна: стрижка, которая необычайно шла ей, новое пальто, строгое, но стильное платье, каблуки. Не помню, когда последний раз видел ее такой. Да и видел ли вообще. Не мог точно утверждать, но проскользнула мысль, что развод пошел ей на пользу. Она даже пахла как-то по-особенному — ее естественный аромат разбавила нотка незнакомых мне приятных духов. Улыбка согрела меня, а приветственный поцелуй в лоб напомнил детство. Рядом со мной рухнул пакет с апельсинами и лимонами, но я даже не расстроился. И тут же вспомнил, что не обсуждал с матерью новую семью отца. Для меня было важно понять, нужно ли это вообще.

— У тебя появился мужчина? — поинтересовался я.

Нора удивленно окинула меня взглядом, а потом мягко рассмеялась:

— Мы не виделись уже полгода, а ты с такого начинаешь!

«Интересно, — подумалось мне. — Если бы я не попал сюда, сколько бы еще мы не виделись? До самой Пасхи?..»

— Нет, мам, — замахал руками я. — Не подумай ничего лишнего. Просто ты отлично выглядишь. Точнее, как-то особенно.

— Чем старше ты становишься, тем более пугающей кажется твоя наблюдательность. Но пока не обо мне. Как тебя угораздило сюда попасть вообще?

— Одноклассник оскорбил дорогого мне человека. Я не мог стоять и смотреть на все это. К тому же, настроение было не очень.

— Слышала, ты этому парню ключицу сломал.

— И зуб выбил, — продолжил я. — Знаю, жутко все это, и мне стыдно…

— Мальчишки без драк — не мальчишки.

Какими же нелепыми казались мне подобные слова — Нора просто пыталась оправдать меня перед самой собой. Я чувствовал это. Иногда мне казалось, что я начинаю заболевать цинизмом. Период пубертатных волнений миновал, зато в последние полгода я начал испытывать экзистенциальный кризис. И, будто перемазанный в грязи, медленно погружался в топь. Вспомнить прошлого меня — я много думал, но никогда не задумывался всерьез. Теперь же я умел рефлексировать и слишком часто злоупотреблял этой возможностью. Часто мне становилось страшно, что я думаю, словно человеконенавистник, но более страшно было от мысли, что я думаю правильно. Дарси испортил меня. Я стал гнить. Или не Дарси, а вся эта жизнь в целом?..

— Эта Леона Паттерсон — твоя девушка?

— Тебе все рассказали?

— Вообще-то, да. Позвонили еще в первый день, отчитали и зачем-то сами извинились. Можешь радоваться, из школы тебя не выгоняют…

«Жаль», — подумалось мне.

-..но под особенный контроль берут. Неловко было узнать, что ты уже попадал в похожую ситуацию в начале года.

— Извини, не хотелось тебя тогда расстраивать. Да и было все это случайностью. Так у тебя появился мужчина? — маневр по смене темы получился.

— Надеюсь, тебя это не расстроит, — Нора замялась. — Но, да.

— Нет, — покачал головой я. И почему-то действительно не расстроился.

— Мы с папой были семьей. Но при этом все равно оставались разными людьми. Люди не вечны, их чувства тоже. Ты можешь не согласиться со мной, но я считаю, что жизнь всегда не поздно начать заново. Если ты любил кого-то в прошлом, то это не помешает тебе вновь полюбить в будущем. Даже если кажется, что нет никаких шансов. Ты очень умный, и, скорее всего, считаешь, что я не права, но это мое мнение.

— Я ничего не понимаю в любви, — расстроенно пожал плечами я и получил неожиданный ответ:

— Если честно, я, наверное, тоже.

Мы рассмеялись в унисон. Первый раз за несколько лет я почувствовал, как близок к своей матери. Пусть иногда она была не такой умной, как хотелось бы, пусть часто ошибалась, проявляла невнимательность, но я был обязан ей жизнью и, как минимум, половиной своих генов. Мы поговорили еще около получаса обо всем, что так интересовало меня: о тете Розе, о нашем доме, об отце, о кошке Бесс, которую завела Нора. И если я прикрывал глаза, то чувствовал запах своего дома; и не было «Хартвуда», не было Арлена, не было моей любовной лихорадки, драки и сломанных ребер. Перед глазами вставал наш уютный дом, комнатка в серых тонах под самой крышей, и вот я будто дотрагиваюсь до лакированной поверхности перил, спускаюсь к завтраку, чтобы через полчаса успеть на автобус до средней школы Рочестера. Но ностальгия закончилась, когда мама взглянула на часы и охнула: «Нил, мне уже пора». Это немного расстроило меня, но виду я не подал — поцеловал руку матери и с улыбкой произнес: «До встречи». Никогда не видел у нее такого лица. Она уже почти перешагнула через порог, когда я окликнул ее:

— Как зовут мужчину, в которого ты влюбилась?

— Гидеон, — удивленно отозвалась она.

— Красивое имя.

И Нора улыбнулась.

***

Нет, я и впрямь стал циничным. Моя скука прогрессировала сильнее, и я все больше ощущал себя увязнувшим в грязи. Я попросил Лили принести мне Шопенгауэра, Ницше и даже начал читать все эти заумные трактаты. Раз и навсегда решил не верить в любовь, отрицать чувства и всячески подавлять стремление быть гуманистом. Правда, хватило меня ненадолго. Практически перед выпиской ко мне зашла Леона, забрала недочитанных великих мыслителей и обозвала идиотом. Будто подзатыльник дала словесный, и я прозрел. Даже притвориться кем-то у меня не вышло, вот насколько я жалкий.

Дарси перестал приходить, но с присущим ему упрямством звонил каждый день по несколько раз. Я угнетенно слушал вибрацию телефона, сжимая трубку в руке. Иногда казалось, что я вот-вот отвечу, но перед глазами вставало то самое фото, и пальцы сами сбрасывали звонок. Всю свою жизнь я пытался быть честным с самим собой, вот и сейчас не мог отрицать, что мои чувства к Арлену угасли. И если с парой сломанных ребер было все давно понятно, то за сколько заживет мое растерзанное сердце, я не знал.

— Открой жалюзи, завянешь тут совсем.

По-хозяйски Паттерсон впустила в палату солнце, и я зажмурился, захлопнув ноутбук. В последнее время она немного ожила и проявляла себя как поистине заботливая девушка. Мне казалось, она делает все, чтобы я радовался и поскорее поправлялся. Особенно Лео нравилась мисс Анне, медицинской сестре, которой не хватало рабочих рук. Моя подруга с удовольствием управлялась в госпитале, получая разрешение побыть со мной дольше, чем обычно полагается. Конечно, меня никто не спрашивал.

— Еще Бронкс тебе задание передал. И хватит притворяться калекой. Все в курсе, что сломанные ребра заживают всего три недели. А ты здесь уже почти одну проторчал.