Изменить стиль страницы

Глава 2

Роберт совсем потерял счет времени. Кажется, она вернулась только ночью, чтобы развязать его. Она тогда сказала, что пора ложиться спать. Он не понимал, сколько и когда он спит и что из его видений сон, а что реальность. Ему казалось, что он постоянно слышит шаги наверху, иногда это один человек, а иногда целая толпа. Ему снилось, что она пришла, и они в темноте занялись любовью, но он не понимал, было ли это на самом деле. Он совсем обессилел.

Только по приемам пищи он мог ориентироваться. Когда она принесла поднос с овсянкой, он предположил, что сейчас, должно быть, утро.

Она всегда заставала его врасплох своим посещением. Роберт жил на грани реальности и сна и, удивительно для себя, даже не пытался сбежать. Он искренне хотел ей помочь, и у него уже почти появился план.

Утром, помимо завтрака, она принесла ему чистую одежду. Она отвернулась, когда он переодевался.

— Ты знаешь, что твой брат мертв? — Он понимал, что это не очень удачная тема для разговора, но почему-то начал с нее.

— Алекс Коул?

— Значит, знала. Это все тоже ты сделала?

— Да. Я подкинула ему в карман бумажку с планом побега. Из-за нее началась драка.

— Он был отравлен.

— Да. Ты же помнишь моих букашек?

— Где ты их взяла?

— В Ботсване.

— Специально туда ездила?

— Нет, так получилось. Стечение обстоятельств.

— Нина, я не могу больше здесь находиться. Тут темно и сыро. Я, кажется, начинаю заболевать. — Он изобразил кашель.

— Я куплю тебе таблетки.

— Я начинаю путаться в мыслях. Я вижу всякие вещи.

— Роберт, перестань. Отсюда один выход, и тебя он не устроит. — Она навела на него пистолет. — Ты знал моего брата. Знал, на что он способен. Думаю, теперь ты знаешь, на что способна его сестра.

Она снова отвернулась от него, и сейчас был лучший момент для побега. Он неслышно подошел к ней, намереваясь огреть ее по голове и выхватить оружие, но под рукой был только поднос с тарелкой. Он замер с ним в руках, когда она повернулась, и весь завтрак упал на пол.

— Что ты наделал, Роберт? — Она была зла. Он никогда не видел ее такой злой, как будто очередная ее маска теперь была снята. — Ты что, хотел на меня напасть?

Он молча кивнул.

— Оставайся теперь без завтрака. И без обеда, потому что сегодня я еду по делам. Придется тебе немного поголодать.

— По каким делам?

— Так я тебе и сказала.

— Ты знаешь, что у тебя на самом деле есть эмоции?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты только что сильно разозлилась.

— Но я ничего не чувствовала.

— Я видел злость.

— Не знаю, о чем ты. Может, тебе показалось?

Он больше не хотел ее злить, в гневе она выглядела чудовищно. Он тоскливо вздохнул и принялся собирать остатки еды с пола.

— Я сама, — снова приказала она.

Он отошел от нее не несколько метров, она краем глаза следила за ним.

— Я хотел бы тебе помочь, Нина, — начал он.

— Как?

— Мы можем провести сеансы регрессии.

— Это все та чепуха, которой пичкали тебя на учебе?

— Между прочим, мы узнали с помощью нее кое-что о твоем прошлом.

— Знаешь, а было даже здорово. — Внезапно ее лицо прояснилось. — Я как будто пережила тот день заново.

— А что бы ты сделала, если бы у тебя был шанс все исправить?

— Я бы ничего не стала исправлять. Мне нравится прошлое. Оно помогает не делать ошибок в будущем. Я бы не стала менять ни один кусочек своей жизни.

— Даже смерть Эдди?

— Даже его смерть. Если бы он не умер, кто знает, в каких бы мы были отношениях сейчас. А так — он всегда теперь рядом. Мне не нужно ни к кому его ревновать. Он безраздельно мой, и в этом прелесть того, что он призрак.

— Так он все-таки призрак?

— Я не знаю. Мне кажется, да. А ты веришь в это все? — Она собирала осколки.

— Я ни разу не видел призраков.

— Мой отец видел. Когда он надевал маску, он мог с ними общаться. Помнишь, я рассказывала про его дедушку?

— Да.

— Я уверена, что он на самом деле был там. Он не просто видел его, он действительно существовал в нашем мире. Кто знает, может, я все-таки унаследовала от отца этот дар.

— А ты сама видела своего прадеда?

— Мне кажется, один раз да. — Она сказала это, перематывая скотчем его кисти. — Однажды папа пошел в ванную. Он всегда туда ходил, когда мама говорила ему, чтобы он пришел в себя. Думаю, он там плакал. Так вот, когда он туда заходил, я решила за ним подсмотреть. Дверь была приоткрыта, и он там общался с дедом. Я уверена, что слышала, как тот ему отвечал. А еще я видела краешек одежды, зеленую униформу. У отца такой не было. И бряцанье часов, хотя он никогда их не носил. Я думаю, что тоже видела его.

— И что ты сделала? — спросил он, располагая ноги поудобнее, так, чтобы Нина привязала их послабее. Однако она туго затянула веревку.

— Я убежала. Мне стало страшно.

— Мы можем провести сеансы регрессии, чтобы докопаться до причин твоего безумия. Мы даже можем побывать в твоем детстве.

— Я где-то читала, что регрессия не работает. Что мозг имеет свойство выдумывать свое прошлое, если его об этом просят.

— Да, он действительно выдумывает. Но то, что он выдумывает, тоже имеет ценность. Скажем, ты не стала бы выдумывать такое событие, как убийство Ника Кейва, если бы ты никогда не думала об этом, если бы никогда этого не хотела.

— Что ж, это логично.

— Все, что ты выдумаешь во время регрессии, поможет нам так же, как и истинные воспоминания.

— Я подумаю над этим.

Она взяла в руки пистолет и принялась ходить вокруг него. Она над чем-то раздумывала. И снова этот жест. Она опять стала неузнаваемой, коснувшись лица. Роберт начинал побаиваться ее.

Нина подошла к нему спереди и начала снимать с него ботинки.

— Зачем? — спросил он.

— Потому что тебе будет некомфортно с опухшей ногой.

Она выстрелила и сделала дыру в большом пальце его правой ноги. Он завопил от неожиданности и боли, разрывающей его. Она уже поднималась по лестнице.

— Что, если я умру здесь? — кричал он сквозь слезы. Он уже не видел ничего из-за красной пелены, которая окутала его закрытые глаза.

— Я вернусь раньше, чем это произойдет, — ответила она. — Ты и моргнуть не успеешь.

***

Нина явилась в полицейский участок в леопардовом платье, совсем как в тот день, когда ее впервые задержали за превышение скорости. Мода имеет свойство возвращаться раз в тридцать лет, цикличность, с которой тот или иной предмет гардероба становится неприемлемым в конкретный период истории, поражала ее. Но этим был и прекрасен ее возраст, можно было не выкидывать некоторые вещи в течение долгих лет, а потом поразить всех тем, что теперь называлось винтаж. Детективы Маккормик и Кюмри явно оценили ее внешний вид, когда она демонстративно изящно прошла в кабинет для допросов.

— Нина Грин, — переспросил Джон, — расскажите еще раз, что вы делали в тот момент, когда Кэтрин вышла из здания?

— Я распечатала отчет, который она создала, взяла бутылку, положила ее в сумочку и продолжила свой рабочий день.

— Вы ничего не делали с этой бутылкой? — подключился Кюмри. — Не открывали ее? Не выливали содержимое? Не могли ее перепутать?

— Нет, что вы, в лаборатории запрещается держать еду или напитки. Только вот…

— Что? — Джон оживился.

— Только вот Кэти показалась мне странной. Какой-то… обеспокоенной, что ли.

— Из-за чего, как вы думаете, она могла беспокоиться?

— Она всю ночь не спала, и мне кажется, какое-то событие ее очень взволновало. Она сильно суетилась.

— Пойдем выйдем, — сказал Джеймс и увел напарника из кабинета.

— Думаешь, это Кэтрин могла подменить воду? — спросил Джон.

— А что еще думать? Всю ночь проторчала на работе, вела себя странно. В конце концов, это ей доверили анализ. Почему она сама не отдала Роберту результаты?

— То есть она находит в бутылке диамфотоксин, очищает бутылку, обрабатывает ее хлоркой и просит Грин доставить ее нам?

— Почему бы и нет. Она сама не хочет говорить, потому что боится, что не сможет совладать с собой. Раскроет себя.

— А почему тогда она сказала нам, что там было на допросе?

— Потому что думала, что мы сами все выяснили.

— Это очень странно.

— Помнишь, как она плакала? — спросил Джеймс. — Интересно, это были слезы страха или раскаяния?

— Я не разбираюсь в эмоциях настолько, чтобы точно сказать. Но все может быть.

— Давай пока не будем снимать со счетов эту Нину. Последим за ней какое-то время. Посмотрим, как она ходит на работу, как себя ведет. Я могу взять это на себя.

— Ага, леопардовая юбка! — Джон подмигнул ему.

— Нет, не из-за этого, — оборвал его Кюмри. — Просто чтобы удостовериться.

— Назначишь ей свидание?

— Это против правил, ты же знаешь.

Они вернулись в кабинет. Кюмри сел за стол и закинул руки за голову. Нина отшатнулась и провела рукой по лицу.

— Почему вы так реагируете?

— Типичное поведение типичнейшего полицейского.

— Да ну? — Он сощурился и наклонился к ней.

— А вот с этим — осторожнее, — предупредила она. — Я могу воспринять это как попытку заигрывания. Вам же не нужны проблемы, детектив.

— Не нужны. Как вы смотрите на то, чтобы показать мне лабораторию как-нибудь в рабочий день? Вдруг оттуда я лучше пойму, кто именно из вас сделал это?

— Запросто, — ответила она, — приходите завтра.

Выходя из участка, она специально обернулась, надеясь поймать взгляд Кюмри. Он разглядывал ее ягодицы.