Отпуск был неожиданностью и для меня, и для Тамары, поэтому дел в фонде накопилось. Всю неделю приезжала на работу рано утром, а возвращалась домой, только чтобы умыться и лечь спать. Жене пришлось на неделю уехать в Москву по делам фонда.

В пятницу вечером я развалилась на диване, вытянув гудящие ноги и массируя икры. Взгляд упал на журнальный столик. На нём лежала миниатюрная коробочка, а в коробочке — кольцо с жемчужиной. Прошла неделя, а я так и не знала, что ответить.

Какие чувства испытывала к Жене? Он всегда заботился обо мне и поддерживал, не давал скатиться в депрессию. С ним затянувшаяся рана в груди не пыталась разойтись. И я с трудом представляла жизнь без него.

В сердце жили самые тёплые чувства к Жене, на которые я только была способна, но эти чувства — лишь слабый отголосок любви, которую испытала однажды. Как могла согласиться стать его женой, зная, что никогда не смогу дать столько же, сколько он даёт мне? Это было бы непростительным эгоизмом. Он заслуживал гораздо большего, чем моё разбитое сердце.

Даже если расскажу Жене обо всех сомнениях, он ответит, что ему всё равно, и он готов принимать меня любой. Он никогда не сможет добровольно отказаться от меня. На его месте я поступила бы так же.

Что правильно? Согласиться? Я знала, что не смогу выжить без его любви. Что сломаюсь, и буду бежать от себя, пока снова не окажусь на какой-нибудь крыше какого-нибудь дома… Но смогу ли сделать Женю счастливым? Хватит ли его любви на двоих?

Я вспомнила далёкий день из прошлой жизни, когда узнала, что беременна. Тогда мой мир перевернулся, расширился, а сердце в два раза больше наполнилось любовью. Может, выход для меня — стать хорошей женой, родить детей и сосредоточить жизнь на них, отдать крошкам всю любовь, на которую способна. Может, тогда боль уйдёт окончательно?

Не успела я подумать, что, пора принять предложение, как раздался звонок в дверь. Наверное, Женя решил сделать сюрприз и раньше вернуться из командировки. Но я не угадала — гостьей оказалась Виола.

— Привет, давно не виделись. Как отдохнула? — подруга обняла меня, быстро поцеловала в щёку и принялась снимать пальто и ботинки.

— Рада тебя видеть, — сказала я и пошла на кухню, чтобы поставить чайник. — Отдохнула шикарно. Столько новых впечатлений давно не получала. Я бы с удовольствием побывала на Филиппинах ещё не один раз, — про предложение Жени решила пока не упоминать.

— Мне тоже понравились острова. Впрочем, как и ближайшие государства. Нам обязательно нужно как-нибудь вместе отправиться на Бали или в Малайзию, — Виола села за стол, но старательно отводила взгляд. По переплетённым пальцам и ноге, нервно постукивавшей по кафельной плитке, я поняла, что она приехала вовсе не из праздного любопытства и желания выяснить подробности отпуска.

Поставила чашки и заварочный чайник на стол и села. Ви смотрела в окно и покусывала нижнюю губу.

— Может, расскажешь, что случилось? — спросила я.

— Ты права, глупо тянуть. Только заранее хочу попросить прощения: я не должна говорить тебе того, что собираюсь сказать. Но не могу не сказать. Это так тяжело… — я заметила синяки под глазами и необычную бледность, не характерную для всегда свежего и ухоженного лица подруги.

— Говори уже.

— Три недели назад брат вместе с Верой попал в автокатастрофу. Она погибла, а он выжил, только потому, что был пристёгнут ремнём безопасности. У Максима сломано несколько рёбер, множество ушибов и сильное сотрясение мозга. Он в коме, Оля! Врачи говорят, что у брата почти нет шансов вернуться к нормальной жизни, — скороговоркой выпалила Виола и начала глубоко дышать. — Но вчера он на мгновение пришёл в себя и прошептал твоё имя. Если бы не присутствовала при этом — ни за что не поверила бы. Больше Максим в сознание не приходил, и его состояние ухудшается. Необъяснимая вспышка жизненной активности — так говорят врачи. Я понимаю, что не имею никакого права, но прошу тебя, умоляю — навести его. Вдруг это поможет… — по щекам Виолы потекли слёзы.

В моей голове воцарилась звенящая пустота. Пришлось несколько раз прокрутить слова подруги, чтобы их смысл достиг сознания.

— Как случилась авария? — спросила я, когда Виола успокоилась.

— Грузовик потерял управление и выехал на встречную полосу, а Максим не успел уйти от столкновения… — она снова заплакала.

Мысли и воспоминания разом вернулись ко мне: давний и, как оказалось, вещий сон, плохое предчувствие перед отъездом, непонятное беспокойство, терзавшее меня последнюю неделю на работе… Я не знала, почему и как, но мы с Максимом связаны. И я чувствовала отголоски тех событий, что с ним происходили.

— Хорошо, приеду к нему, — произнесла я до того, как приняла решение.

Виола бросилась мне на шею, расцеловала, и вскоре ушла. Я думала, что не смогу заснуть, но усталость взяла своё. Утром подруга заехала за мной и отвезла в частную клинику Сестрорецка. Она проводила до палаты, где лежал Максим. А дежурный врач сказал, что нужно постараться вести себя непринуждённо и говорить с больным так, будто он всё слышит и понимает.

Они ушли, оставив меня наедине со страхами и сомнениями. Я не предполагала, что снова встретиться с ним будет так тяжело. В нерешительности стояла на пороге светлой комнаты с небольшим диваном, столиком, двумя стульями и телевизором почти во всю стену. Дверь из этой комнаты вела в спальню, где лежал Максим. Я, как зачарованная, смотрела на ручку и не могла заставить себя прикоснуться к ней. Десять раз произнеся про себя: «Он спит, он не может ни увидеть, ни услышать тебя», я всё-таки открыла дверь.

На двуспальной кровати напротив окна лежал человек. Он не был похож ни на того Максима, который навсегда остался для меня лишь воспоминанием, ни на человека с пустым взглядом, который отказался подождать с продажей ресторана. Неестественная бледность, худоба, тёмно-фиолетовые круги под закрытыми глазами, обескровленные губы, кислородная маска… Его руки безвольно лежали вдоль тела, накрытого лёгким одеялом, провода шли от запястий к приборам…

Всё время я пыталась убедить себя в том, что больше не люблю Максима. Но смотря на его безжизненное тело, я со всей ясностью и неизбежностью поняла, что мои душа и сердце всегда принадлежали и будут принадлежать только ему. Наверное, во мне не осталось ни здравого смысла, ни чувства собственного достоинства. Хорошо, что он не мог видеть мои глаза… А я справлюсь. Не сейчас, конечно, но вскоре посмотрю на него и не вспомню о любви и боли, раздиравшей на части. Я должна справиться, иначе не смогу жить дальше…

Опустившись на стул возле кровати, закрыла лицо руками и почувствовала влагу на ладонях. Когда я успокоилась, то вспомнила о совете врача — разговаривать с больным. Вот он мой шанс выговориться.

— Что произошло, Максим? Почему ты предал нашу любовь? И любил ли ты на самом деле? Как жить, не цепляясь за воспоминания о тебе? Как заставить себя разлюбить?

Моя жизнь только начала налаживаться, а ты снова разрушаешь все иллюзии, даже сам не зная об этом. Только с тобой я чувствовала себя целой и живой… Чем был наш мир: реальностью или карточным домиком, который рухнул при первом дуновении ветра? Или карточный домик — моя нынешняя жизнь?

Недавно Женя сделал мне предложение. Ещё вчера я готова была ответить «да». А сегодня не знаю, как буду смотреть ему в глаза и не думать о тебе. Максим, зачем мы встретились? Ты разбил сердце, отобрал жизнь нашего ребёнка, чуть не отобрал мою жизнь, а я до сих пор люблю тебя. Почему?

Неосознанно положила ладонь на руку Максима. Ощутила холод его кожи и вспомнила, что передо мной тяжело больной человек, которому нужны покой и забота.

— Прости, не хотела говорить тебе всё это. В любом случае что было, то прошло. Ты сильный и должен справиться, поправляйся скорее. Ты нужен семье.

Я прикоснулась губами ко лбу Максима и чуть слышно добавила:

— и мне тоже.

И откинулась на спинку стула. Павел сказал, что во мне есть дар сострадания. Но нужно стать выше и любви, и обиды. С закрытыми глазами подниматься было легче. Я представила зелёную нить, что связывала наши с Максимом сердца. Не думала, что без художника получится провернуть трюк, но постепенно в темноте возникла знакомая линия.

На этот раз рядом не было ни холода, ни стен, только тьма и полоска зелёного света. Пошла вдоль неё, считая шаги. Терпения хватило до тысячи. Ничего не изменилось: меня окружала тьма, а рядом тускло светила зелёная нить.

Тогда решила сделать по-другому. Села, взяла в руки мерцающую линию — она оказалась тёплой и мягкой — и обмотала её вокруг талии. И почему в голову пришла эта идея? Нить, будто, сама подсказывала, что нужно делать.

— Если ты живая и разумная, помоги мне, пожалуйста, — проговорила я. — Найди Максима и попробуй его разбудить…

Ну вот, я точно сошла с ума. Даже в детстве не было воображаемых друзей, а тут стала разговаривать с полоской света…

Нить засияла и потянулась в темноту. Я ждала. Она убегала всё дальше и дальше. Если раньше видела зелёную линию только на десяток шагов, то теперь она простиралась вперёд, насколько хватало взгляда.

Я почувствовала натяжение нити на талии и тепло в груди. Встала и обхватила себя руками. Зелёная нить рывками тянула вперёд. Пришлось подчиниться. Я почти бежала за полоской света, хватая ртом воздух. Жар в груди нарастал. Когда он стал нестерпимым, будто на солнечное сплетение вылили кипяток, я упала на колени и одним рывком сорвала нить.

Глаза застилал туман, а сердце стучало в ушах и в горле. Я машинально ощупала грудь в поисках ожогов. Несколько раз потёрла глаза и виски и посмотрела на Максима. Ничего не изменилось. Его безжизненное тело всё так же лежало на кровати. Грудь едва заметно поднималась и опускалась.