После литургии в день памяти святителя Петра патриарх Никон устроил новоселье в своих новых палатах, где особенно поражала огромная зала со сводом без столпов - знаменитая Крестовая палата в Кремле. В ней накрыли столы, было большое угощение; за трапезой было очень оживленно, ведь «в прошлую ночь и сегодня целых 24 часа стояли на ногах без пищи!» - замечает архидиакон Павел462.
Рождественские праздники совершались также очень торжественно. Правда, холода стояли такие, что Святые Дары замерзали в чаше совершенно, становясь как камень. Оттаивали они только после влияния теплоты. Кстати, архидиакон Павел замечает, что всегда после вливания теплоты диакон покрывал Святую Чашу большим воздухом, и она оставалась покрытой до причащения463.
На рождественскую службу царь и царица являлись в полном царском драгоценнейшем облачении, царь со скипетром, в «новой чудесной короне». Царское облачение в мельчайших подробностях описано у архидиакона Павла. Не меньшей, если не большей пышностью отличалось в этот день облачение патриарха Никона. Саккос его, по свидетельству Павла Алеппского, стоил на деньги того времени 7000 золотых.
Литургию в приходских церквах отслужили в день Рождества Христова на заре, а в Успенском соборе в Кремле она началась, как обычно, позже. После литургии Патриарх Никон прочитал на амвоне праздничное поучение464. Из этого и других мест книги архидиакона Павла явствует, что проповедь и поучения за литургией произносились в то время обычно после причастного стиха, а не после Евангелия. Здесь, кроме того, Павел Алеппский отмечает, что после литургии раздавался антидор, чего раньше в московских обычаях не было. Все духовенство, кроме архиереев, во время литургии служило всегда с непокрытыми главами465.
В течение трех дней праздника Рождества Христова, начиная с сочельника, патриаршие и архиерейские «диаконы большие и меньшие (анагносты-чтецы) вместе с певчими ходили по домам архиереев, настоятелей монастырей и городской знати с иконами и крестами и пели тропарь Рождества и другие праздничные песнопения и многолетия дому, получая от хозяев щедрую милостыню»466.
Затем наступал один из самых чтимых в России праздников - Богоявление. По словам Павла Алеппского, самыми большими праздниками в России в то время были именно Богоявление (Крещение) и Вербное воскресенье (Вход Господень в Иерусалим)467, что, как мы постараемся далее показать, не совсем верно.
На Крещение, как это было и на Востоке, в России дважды совершали освящение воды: в навечерие праздника и в самый праздник. Будучи в Коломне зимой 1655 года, патриарх Макарий в навечерие Богоявления освятил воду в чаше в церкви, а наутро, перед литургией, как это было тогда у русских принято, с большим крестным ходом, очень торжественно, вышел на реку и освятил воду в реке.
Но в 1655 году в этот праздник произошло недоразумение. Патриарх Никон вычитал в какой-то афонской книге свидетельство, из которого как будто выходило, что освящать воду полагается только один раз - в навечерие. Несмотря на возражение патриарха Макария, патриарх Никон в тот раз решил настоять на своем и так и сделал - освятил воду один раз. Впоследствии это послужило поводом первой заметной ссоры между патриархом Никоном и Алексеем Михайловичем, о чем будет сказано в своем месте468.
В канун Богоявления вечером все собрались к вечерне. Это было великое торжество. Царь вновь был в большом царском одеянии, предназначенном только для самых великих праздников. После вечерни большим крестным ходом с множеством горящих свечей (ибо было уже темно) пошли всем миром на Москву-реку через Водяные ворота Кремля. На реке был заранее устроен большой деревянный помост, в середине которого находился ступенчатый спуск к воде в проруби. Один из стрельцов длинным шестом постоянно помешивал воду, чтобы она не успевала замерзнуть. На помосте, покрытом коврами, находился патриарх, а царь и прочее духовенство, вельможи стали кругом помоста. По обоим берегам реки плотным строем стояли стрелецкие войска, образуя огромный круг, «а на стенах и башнях толпились мужчины и женщины из всех частей столицы и из деревень». Три человека с тремя скрученными втрое свечами стояли над водой. Начали чин великого освящения воды. На словах «Сам убо, Человеколюбче Царю, прииди и ныне наитием Святаго Твоего Духа и освяти воду сию...» патриарх два раза освящал воду перстами (трижды), а в третий раз трижды погрузил в воду крест. Затем в воду опустили горевшие втрое скрученные свечи. Когда крест погрузили в третий раз, наступило общее ликование. Люди черпали воду из реки в заранее сделанных поодаль прорубях, пили ее сами, поили ею лошадей, кропили их. Иногда в этот день священники тут же крестили в реке тех, кто, готовясь ко святому крещению, специально ждал этого дня. Патриарх затем окропил освященной водой царя, духовенство и всех предстоявших. Затем так же чинно двинулись назад в собор, причем патриарх Никон нес на главе крест. В соборе всем раздали святую воду, был совершен отпуст. Затем в полночь зазвонили к утрени, после которой вновь разошлись и собрались утром к праздничной литургии.
В этот день было получено известие, что русские войска сумели с честью отстоять от нападения поляков взятый незадолго перед тем город Вильну. По этому случаю пропели многолетие, в котором впервые прозвучал новый титул царя: «... Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец»469. Вильна считалась столицей Белоруссии. Царь тут же наименовал и патриарха Московским и Всея Великия и Малыя и Белыя России...
Ни перед литургией, ни после нее водоосвящения в тот день не было. Это вызвало ропот.
Вечером патриарх Никон уехал в Новгород через свой Иверский монастырь.
Следующим богослужением, привлекшим внимание Павла Алеппского, было торжество в неделю мясопустную 1655 года. Он пишет, что в тот день в России «имеют обыкновение» совершать большое празднество. Кроме высокого духовенства, архимандритов и священников, было по 10 человек диаконов, анагностов и иподиаконов. Каждый из этих чинов имел своего начальника, и каждый человек четко знал свои обязанности.
Когда закончилось архиерейское облачение на середине Успенского собора, все вышли крестным ходом на Соборную площадь Кремля в преднесении иконы Страшного суда. Патриарх Никон взошел на высокий помост, устроенный в центре площади, и трижды благословил народ. Патриарший помост был весь покрыт коврами, царский помост, стоявший рядом, - соболями вдвое. Антиохийский патриарх стоял на коврах справа от помоста царя, причем ему было поставлено кресло с подушкой. Сербский архиепископ находился слева от царя. Все они были обращены лицом к востоку. У царского помоста в два ряда стояли бояре, у помоста патриарха Никона в чинном порядке стало духовенство, прочие присутствовавшие разместились большим кругом поодаль. В восточной части круга стояли с крестами, хоругвями, иконами. В центре круга поставили три стола. На одном лежало Евангелие, на другом была Влахернская икона Божией Матери, на третьем - водосвятные сосуды. Гремели большие колокола, пока архидиакон не возгласил «Благослови, Владыко». Возгласом патриарха Никона началась служба водоосвящения. Певчие пели канон, один из анагностов канонаршил. Перед чтением Апостола анагност прочитал три паримии о втором славном пришествии Христовом. Затем прочитали Апостол. Перед Евангелием патриарх Никон возгласил громким голосом, каждое слово отдельно: «Премудрость, прости, услышим Святого Евангелия...» С него сняли митру, архидиакон патриарха повторил тот же самый возглас. Патриарх Никон стал читать Евангелие о Страшном суде «протяжно и нараспев, особенно перед точками». Через каждые семь-восемь слов он останавливался, и то же самое вслед за ним повторял архидиакон, стоя внизу у стола, где находилось Евангелие. Так прочли все, что положено. Патриарх, сойдя, поднес Евангелие царю приложиться и, вернувшись, стал осенять народ крестом на все четыре стороны; архидиакон кадил ему, возглашая «Господу помолимся. Рцем вси». После молитвы водоосвящения патриарх Никон, взяв крест, «рукояткой его трижды провел над водой крестообразно и затем трижды погрузил его, поя: «Спаси, Господи, люди Твоя». Вода, стекавшая с креста, собиралась в серебряный сосуд. В него патриарх добавил воды из чаши водосвятой, погрузил в этот сосуд губку, сошел и отер губкой сначала Влахернскую икону, затем икону второго пришествия Христова и прочие иконы, после каждой из них возвращаясь и выжимая губку в тот же сосуд. Из серебряного сосуда он затем вылил воду в большую водосвятую чашу, перемешав ее содержимое, «чтобы вся вода освятилась». Архидиакон Павел замечает, что «так же поступают и все священники». Затем патриарх из большой чаши вновь налил воды в этот серебряный
сосуд и стал кропить из него предстоящих470. Затем патриарх Никон взял крест, а патриарх Макарий кропило, и весь народ подходил к ним, прикладываясь ко кресту и приемля окропление святой водой.
Потом все вошли в Успенский собор, и началась литургия. После последнего явления Даров и преподания благословения патриархами патриарх Никон вышел на амвон, окруженный всеми диаконами, и начал читать по книге поучения относящееся ко второму пришествию, при этом часто прерывая чтение толкованием отдельных мест и наставлениями. Служба закончилась вечером. «Не успели мы сесть за стол, как ударили к вечерне, - пишет Павел Алеппский. -... Кто поверит этому? Они превзошли подвижников в пустынях»471.
В четверг сырной седмицы, рано поутру, обычно совершалась литургия в память «усопших митрополитов и патриархов Московских», после которой патриарх устраивал «большое угощение в (своей) палате для настоятелей монастырей, семи соборных священников, диаконов и всех находящихся в городе архиереев, игуменов, монахов». Войдя утром в Успенский собор, патриархи обошли всю церковь, прикладываясь к мощам святых, иконам и другим святыням. Затем они вошли в алтарь, где патриарх Никон, взяв крест, благословлял подходящих к нему архиереев и прочее духовенство. Патриарх Макарий убедил его затем отменить этот обычай и установить принятый на Востоке обычай «кирона», то есть благословения духовенства патриархом, который, не входя в алтарь, стоит в это время на помосте среди церкви, а духовенство, подходя и принимая благословение, лобызает только его руку472. Павел Алеппский подробно описывает чин облачения патриарха среди церкви, который в основном соответствует тому, как это совершается и сейчас. По окончании облачения диаконы творили поклон, подходили под благословение к патриарху, а после часов то же делали архиереи и прочее духовенство, выходя из алтаря и становясь затем в два ряда по обеим сторонам от него. После сугубой ектении за литургией следовала принятая в Московии ектения за усопших в пяти прошениях, причем молитва «Боже духов» читалась тайно, а на возгласе «Яко Ты еси Воскресение» патриарх вновь по списку поминал всех усопших московских святителей, помянутых пред тем диаконами.