— Только, разумеется, осторожно, — сказал врач. — Никаких тренировок и соревнований. Пока только прогулки. Иначе это может кончиться для вас очень печально. Понимаете?

— Да, понимаю, — серьезно ответил Глеб.

За ту неделю, пока пустовала койка Глеба, Виктор уже успел соскучиться по нему, вся его злость как-то незаметно выветрилась, и, когда Глеб вернулся в казарму, он искренне обрадовался.

В следующее воскресенье они вдвоем отправились на лыжах в тайгу, к зимовью. До зимовья было километров десять, и именно здесь обычно тренировался Глеб. За последние дни снега почти не было, лыжню, проложенную Глебом, лишь слегка припорошило.

Стояла пасмурная погода, в лесу было светло и тихо. И чем дальше они уходили по просеке в тайгу, тем сильнее захватывало Виктора ощущение свободы и беспредельности — такое он испытывал раньше только в море, когда заплывал далеко от берега. Вокруг были лишь вода и небо, и плылось так легко, словно море само несло тебя…

Виктор увлекся и не заметил, как оторвался от Глеба, ушел далеко вперед.

— Ну, нажимай! — крикнул он. — Чего ты там?

Глеб по-прежнему шел неторопливым, размеренным шагом.

— Нельзя, — серьезно сказал он. — Врач запретил. Ты же знаешь.

— Врач, врач… Ты больше врачей слушай! Они наговорят! Ну, давай догоняй!

Но Глеб упорно не ускорял шага.

И вдруг вся прежняя злость, все раздражение разом вспыхнули в Викторе. А он-то еще пошел сегодня вдвоем с Глебом специально, чтобы снова поговорить о летной школе, об их общих планах!

«Вот черт, до чего же трясется над собой! Врач не разрешил. Врач не советовал. Только о себе и думает».

Больше он не оборачивался. Он добежал до зимовья, вошел в небольшую нетопленую, давно покинутую людьми избу и здесь решил дожидаться Глеба. В крошечном, наглухо замерзшем оконце он продышал глазок и тогда увидел далеко среди деревьев маленькую фигуру, медленно продвигавшуюся по просеке.

И вот тут-то и пришла ему в голову эта дурацкая мысль разыграть Глеба. Вернее, в тот момент она вовсе не казалась ему дурацкой. Наоборот, она представлялась ему ужасно остроумной, оригинальной, забавной — вот смеху-то потом будет!

Дальше все произошло очень быстро.

Когда Глеб вошел в избу, Виктор уже лежал на лавке, неловко скорчившись, и стонал. Отвернувшись к стене, он кусал губы, чтобы не рассмеяться раньше времени. При этом он то вытягивал ноги, то поджимал их к самому животу, потом начинал шарить рукой по бревнам стены, вдруг приподнимал голову и снова опускался на лавку.

— Что с тобой? — испуганно бросился к нему Глеб. — Витька, что с тобой?

Виктор пробормотал что-то нечленораздельное. Теперь он обхватил руками живот и тихо постанывал.

— Витька, да подожди… Да что с тобой? — повторял Глеб. — Вить, ну поднимись, слышишь?..

Виктор не отвечал и только мотал головой. Недаром еще в школе он считался первым мастером симуляции — ему ничего не стоило избавиться от любой контрольной.

— Вить, что же делать, а, Вить?

Глеб попробовал поднять его — но куда там! — Виктор был и выше и тяжелее; самое большее — Глеб мог бы протащить его на себе шагов пять, от силы десять…

Чуть приоткрыв глаза, Виктор наблюдал за Глебом. Тот в нерешительности стоял посреди избы.

— Вить, ну, потерпи немного, — повторял он, — потерпишь, ладно?..

Потом он вдруг кинулся к двери. Виктор слышал, как тяжело бухнула наружная дверь, почувствовал, как морозный воздух ворвался в избу.

Он полежал еще немного, потом осторожно встал и на цыпочках подошел к окну.

Возле избы Глеба не было.

Виктор выскочил на крыльцо и тогда уже в отдалении увидел мелькающую среди деревьев фигуру Глеба. Тот вовсю работал палками и бежал не оглядываясь, как на соревнованиях.

— Глеб! — крикнул Виктор. — Глеб! Подожди!

Ему стало не по себе. Он совсем не хотел, чтобы эта шутка, этот розыгрыш заходил так далеко.

— Глеб! — крикнул он еще раз. — Глеб!

Но Глеб не слышал.

Еще несколько секунд Виктор видел, как то появляется, то скрывается за деревьями темная фигурка, потом она исчезла совсем.

«Ладно, аллах с ним, пусть пробежится. Хуже не будет, — сказал себе Виктор, стараясь подавить беспокойство, и стал не торопясь надевать лыжи. — Кто ж его знал, что он сорвется, как бешеный…»

Он надел лыжи и не спеша пошел назад к казарме по той самой лыжне, по которой только что пробежал Глеб.

Виктор не успел пройти еще и четырех километров, когда услышал впереди урчанье автомобильного мотора и сразу вслед за этим увидел зеленую санитарную машину, неуклюже переваливающуюся с боку на бок. Он сразу узнал ее, потому что это была единственная санитарная машина в их части, на ней обычно отвозили больных в госпиталь. Машина остановилась, и из нее выскочил фельдшер — ефрейтор Паша Громов.

— Красильников, что это с тобой?

— Да вот… — неуверенно сказал Виктор, — приступ какой-то был… Сейчас полегчало…

— Ну ладно, садись в машину, — облегченно вздохнул фельдшер, — а то мы уже перепугались…

— Я и сам перетрухал, — уже смелее сказал Виктор, — знаешь, какая боль!

Он подумал, что потом, когда-нибудь позже, обязательно расскажет ребятам, как ловко разыграл Глеба, — вот все обхохочутся!

— А друг твой опять в санчасти… — неожиданно сказал фельдшер. — Добегался. Плохо ему.

— Да брось! — сказал Виктор.

Ему вдруг пришла в голову нелепая мысль: может быть, Глеб каким-то образом догадался о розыгрыше и теперь в свою очередь в отместку решил разыграть его, Виктора.

— Брось, — повторил он. — Не может быть.

— Чего не может быть, — равнодушно отозвался фельдшер, — сам увидишь…

…Потом Виктора осматривал врач, мял ему живот, задавал какие-то вопросы, и Виктор машинально отвечал на них, а сам все время думал о Глебе.

— Вероятно, приступ аппендицита, — доносились до него слова врача. — Если повторится еще раз, придется оперировать. А пока вы свободны. Идите благодарите своего товарища.

У входа в палату Виктор в нерешительности остановился. Он со страхом представил себе, как увидит сейчас побледневшее, с запавшими глазами лицо Глеба…

Но Глеб выглядел как обычно, казалось даже, что он просто по ошибке попал сюда, на больничную койку.

— Ну что, все в порядке? — спросил он. — Жив?

— Жив… — сказал Виктор, отводя глаза. — Врач говорит, приступ аппендицита…

— А я, знаешь, как бежал! — сказал Глеб. — Знаешь, как бежал! Здорово ты меня напугал — на тебе ведь лица не было…

Виктор молчал.

— Послушай, Вить, ты можешь взять мои лыжи…

— Да брось ты! — сказал Виктор. — Будешь еще бегать как миленький!

— Не знаю, — серьезно ответил Глеб. — Врач говорит, что пока ничего неизвестно. Так что, пожалуй, это была моя последняя дистанция, — добавил он, усмехнувшись, — жаль только, время я не засек — наверняка рекорд пропал…

«Я должен сказать ему правду, — подумал Виктор. — Только не сейчас. Не сегодня. В следующий раз».

Но и в следующий раз, и через следующий, и через-через следующий Виктор так и не мог решиться рассказать Глебу о своей шутке.

А вскоре пришел приказ: Виктора и еще нескольких человек из роты переводили служить в другую часть.

Утром в день отъезда Виктор зашел к Глебу проститься.

— Не забывай, — сказал Глеб. — Обязательно напиши. Что и как.

— Ладно. Напишу, — сказал Виктор. — Ясное дело, напишу.

С тех пор он больше не видел Глеба.

И вот теперь, несколько лет спустя, когда он уже стал совсем забывать всю эту историю, на экране маленького кинотеатра вдруг промелькнуло знакомое лицо.

«Нет, — говорил он себе. — Наверняка я ошибся. Это не может быть Глеб. Конечно же, я ошибся».

Но память уже работала помимо его воли, и он вспоминал те давние вечерние разговоры и намертво пришвартованные к бетону истребители, которым уже не суждено было взлететь в небо, и грохот моторов и чувствовал, как тоска по несбывшейся мечте становится все сильнее и сильнее…

«Да что же это я, — снова говорил он себе. — У меня же и работа хорошая. И зарплата приличная. И всем я доволен. И жалеть мне совершенно не о чем…»

К вечеру он уже совсем успокоился, но ночью все-таки неожиданно проснулся и долго лежал, прислушиваясь, и ему казалось, что вот сейчас он опять услышит далекое грохотанье реактивных двигателей…