12

К вечеру налетел ветер, поднял к небу пыль с улиц, заблудился в ветвях деревьев, сорвал с них пожелтевшие листья, закружил по земле. Солнце скрылось за караваном кочевых туч. Стал накрапывать дождь, но вскоре, едва смочив крыши домов и улицы, виноградники и склоны голых холмов, улетел куда-то вместе с тучами. И ветер затих. Снова показалось солнце, согрело мир предвечерними лучами, достигло склона горы, и вот уже наступил вечер, дохнуло осенней прохладой.

Орлов вышел из своего кабинета вместе с подтянутым смуглолицым военным, и они не спеша зашагали по главной улице райцентра. С ветел, стоявших вдоль дороги по обеим ее сторонам, изредка падали отяжелевшие после дождя блеклые листья.

Возле гостиницы спутники остановились.

— Ну вот, — сказал Орлов, — кажется, все. Дела сдал, никому не остался должен. За тебя я спокоен, справишься.

— Еще бы, ты теперь мой начальник, как же тебе не быть спокойным, — шутливо ответил военный.

— Э, оставь! Кто знает, как повернется жизнь? Может быть, скоро ты станешь начальником над всеми нами! Давай-ка лучше сегодня вечером посидим у меня дома, попрощаемся как следует.

— Я и сам думал…

— Тогда жду тебя часов в восемь.

— Что ж, как говорится, в таком случае семь верст не околица!

Посмеялись и расстались.

Вернувшись домой, Орлов снял трубку и через коммутатор позвонил в колхоз «Красный караван». Но к телефону никто не подходил, похоже, в правлении никого не было.

Орлов задумался. Нехорошо получается, если он уедет, не попрощавшись с Садыком. Да и Садык может обидеться, он очень чувствителен. И характер у него непростой. Иногда горячится, вспыхивает как солома, а иногда держится степенно, немногословен. Не сразу поймешь его душу. Он и сам, когда пришел в МТС директором, несколько раз ссорился с ним. Садык был упрям и решителен, наседал: «Дашь трактор, дашь плуг, дашь то, дашь другое…» Орлова это возмущало, казалось, он не желает считаться с тем, что МТС обслуживает и другие колхозы. Однако позже Орлов оценил Садыка. Если тот видел, что какое-то дело выгодно для его колхоза и колхозников, а значит, и для государства, он становился напорист, энергичен, не боялся начальства, неприятностей, все доводил до конца. Слово его было твердо, а сердце — мягко: он не держал обиды даже на тех, кто был к нему несправедлив. Но, столкнувшись со злом, бесчестием, много дней хранил в душе печаль…

«Обязательно нужно повидаться с Садыком. Что ж, придется прогуляться…» — подумал Орлов.

В комнату вошла жена.

— В восемь часов у нас будет гость. А я пройдусь, схожу за Садыком. Если гость придет без меня, пусть немного подождет.

Сказав это, он тут же вышел. До Заргарона было почти три километра.

В правлении колхоза свет не горел, и Орлов пошел к дому Садыка. Ворота оказались заперты. Постучался.

— Кто там? — спросила со двора тетушка Назокат.

— Это я, Орлов. Дома ли Садык?

Тетушка Назокат отворила створку.

— Входите, братец, — пригласила она. — Все ли у вас спокойно, здоровы ли жена и дети?

— Спасибо! Позвольте спросить и вас?

— Все слава богу, братец! Двигаюсь помаленьку, присматриваю за детишками вашего друга. Входите, Садык вот-вот должен вернуться.

— Извините, тетя, ждать не могу. Не знаете, где он сейчас?

— Сейчас, наверное, в дороге. Вот уже десять дней возит зерно на станцию. Каждый день уходит утром, а возвращается в сумерках. Посидите немного, скоро должен быть.

— Тороплюсь я, тетя, жду гостя. Вернется Садык, передайте, чтобы сразу же отправлялся ко мне. Скажите, мол, приходил Орлов, завтра он уезжает насовсем.

— Уезжаете? — удивилась тетушка Назокат. — Отчего же?

Орлов услышал в ее голосе нотки сожаления и ласково улыбнулся.

— Разве вам не пришлись по душе наши места? Знаете ведь, как говорят: горная вода и горный воздух то же золото.

— Нет, тетя! Ваши места мне очень нравятся. Но что поделаешь, работа такая. Куда пошлют, там и должен служить. — Орлов помолчал, оглядел задумчиво двор и добавил: — До свиданья, тетя! Будьте здоровы на счастье сына и внуков. Много раз отведывал хлеб-соль с вашего дастархана, но не мог отплатить добром за доброту. Не поминайте лихом, тетя, и простите, если когда что было не так.

Тетушка Назокат пригорюнилась.

— Я тысячу раз довольна вами, братец. И на этом и на том свете не забуду ваше великодушие и дружескую помощь! Дай бог, чтобы жили и работали среди хороших людей, чтобы на душе у вас всегда было легко…

Улицами кишлака Орлов возвращался обратно. Уже совсем стемнело, резче стали запахи, отчетливее — звуки. На дороге пахло пылью, она легко поднималась с земли и, словно пудра, облепляла сапоги. Где-то лаяла собака, мычала не то корова, не то теленок. Женщина звала своего ребенка. Захлопала крыльями слетевшая с насеста курица, треснула сломавшаяся ветка. Множество звуков, на которые не обращаешь внимания днем, наполняли сумрак. Сейчас эти звуки казались мягче и земля будто дышала ровнее, спокойнее.

Орлов подумал, что уже успел привязаться душой к этим местам и совсем как человек, рожденный здесь, понимает голос ночи.

Прыгая с камня на камень, перебрался он через речушку, маловодную в эту пору, и тут же увидел, что с возвышенности спускаются неясные силуэты. Подошел ближе и увидел: два человека гонят несколько ослов.

«Не Садык ли это?» — подумал Орлов и тут же узнал его по раненой левой ноге — она не сгибалась. Садык тоже узнал Орлова, остановил осла, поздоровался и спросил:

— Похоже, ты из Заргарона?

— Да, заходил к тебе.

— Какой ветер подул, что вспомнил о моем доме?

Орлов понял, что Садык еще не забыл о разговоре с Махсумовым. Однако Садык тут же пригласил:

— Поворачивай, идем ко мне.

— Нет, Садык, это ты поворачивай!

— Что-нибудь случилось?

— Если случилось — пойдешь, а нет — откажешься, да? — засмеялся Орлов.

— Ну что ты, разве у меня две головы? Увы, всего одна, и потому не могу ею рисковать! Говорят же: не шути со старостой, у него есть много способов наказать!

— Ну ладно, поворачивай!

— Ты сначала скажи, куда пойдем?

— Ко мне домой.

— Тогда лучше пешком.

— А как твоя нога?

— Терпимо…

Садык окликнул Амонулло:

— Захватите моего осла! А по дороге зайдите ко мне домой, скажите матери, чтобы не беспокоилась. — Он спешился, засунул погонялку под подпругу и крикнул: — И-их!

Осел послушно побежал вслед за длинноухими собратьями.

— Устал, наверное, за день? — спросил Орлов.

— Ну что ж, когда-нибудь придет время, отдохну сразу за все эти дни.

Они шагали рядом. Было тихо, лишь мерно поскрипывали сапоги Орлова. «Интересно, почему Орлов сам за мной пришел?» — думал Садык.

— На душе у меня неспокойно, — сказал Орлов. — Видно, ты до сих пор не простил обиду.

— На что же мне обижаться?

— Не притворяйся, что не понимаешь. Я чувствую, что у тебя на душе.

— Ладно, оставь. Мало ли что в жизни приходится выслушивать о себе. На то она и жизнь…

— Не обижайся, друг. Стоит ли принимать близко к сердцу сказанное недостойным человеком, Такие, как он, — вроде мусора, плывущего по реке. Но рано или поздно река освободится от мусора.

Садык был благодарен Орлову, что он не стал бередить ему душу, лишь упомянул о том неприятном случае.

— Дурак скроет свою глупость раз, два, ну десять… но когда-то ведь его выведут на чистую воду. Так что выкинь из сердца обиду!

— Ладно, на что обижаться-то? Видно, работа у него… трудная. — Садык перевел разговор на другое: — А почему все же ты в такой поздний час ведешь меня к себе? Наверно, не без причины?

— Хочу сегодня выпить с тобой!

— Здорово! Раньше-то ты и запаха вина не переносил. Может, обманывал, а сам тайком выпивал?

— Скажешь тоже! Помнишь, однажды я пил в твоем доме.

— Да, пять лет назад, когда у меня родился сын! — Садык засмеялся. — И выпил-то всего пиалку мусалласа[49].

— Пиалка-то пиалкой, а что после было? Забыл? На всю жизнь опозорился.

— Как же, помню. Очень лихо ты тогда опрокинул эту пиалку, а когда уходил, кормушку для скота за собаку принял. «Пошел!» — кричишь. Споткнулся, упал, как только ногу не сломал, — рассмеялся Садык.

— Тебе смешно. А мне каково было? Поди разбери в такую темень — кормушка это или собака. В общем, твой мусаллас сделал свое дело.

— А помнишь, ты мне не верил, что сумею сделать вино? Подзадоривал все — мол, мастерство винодела не про меня… Даст бог, кончится война, я такой мусаллас приготовлю, что ты на этот раз, отведав полпиалки, дорогу домой забудешь.

— Ну уж нет, слепой теряет свой посох лишь однажды!

— Ладно, тогда ты выпил в честь рождения моего сына. А сегодня что случилось?

— Сегодня тоже не грех выпить. Утром я уезжаю…

Садык даже остановился.

— Куда уезжаешь? Зачем?

— Назначили на место Махсумова. Сегодня уже сдал дела. Дома познакомлю тебя с моим преемником.

— Вот как! А Махсумов?

— Я же говорил тебе: река рано или поздно выбрасывает мусор на берег. А жизнь, она тоже как река. Ну пошли?

Орлов дружески опустил руку на плечо Садыка. Подумал, что уезжает, не изловив дезертира Акбара, но вслух об этом не сказал.