Затрещал ворот платья.
Изловчившись, Нукра укусила отчима за ухо. Вскрикнув от боли, он отпустил ее и наотмашь ударил по лицу. Нукра упала. Мардон бросился к ней, но тут ей под руку попалась каталка, и она ударила отчима по голове, бросилась к двери, откинула крючок и с криком «Мама!» побежала по двору.
Когда примчавшаяся на крик мать увидела Нукру, она сначала ничего не поняла.
— Что случилось?
Нукра всхлипывала и не могла вымолвить ни слова.
И тут в дверях появился Мардон, растрепанный и злой; поперек лба горела багровая полоса. Дрожащими пальцами он застегивал китель.
— Что все это значит? — уже догадываясь, но еще не веря, шепотом спросила мать.
Мардон пожал плечами.
— Говори!
— Да что говорить? Попросил подать воды, а она: «Пусть тебе жена подает!» Хотел поучить уму-разуму, а она в меня каталкой! Ну, и я в долгу не остался.
— Лжешь, лжешь ты, жалкий человек! — закричала мать. — Почему у нее разорвано платье? Почему она вся истерзана?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, воля твоя.
— Ты прав, зверь, прав, теперь воля моя!
Мать схватила из-под айвана тешу[71] и бросилась к Мардону.
— Ну-ну, осторожней, — с угрозой сказал он. — Не забывай, кто я.
— Уж я-то знаю, кто ты!
И мать изо всей силы ударила Мардона обухом в грудь. В последний момент он успел отшатнуться, теша лишь скользнула по плечу, но Мардон не удержал равновесия и упал.
Бросив тешу, мать обхватила голову руками и закричала:
— Убирайся из моего дома, изверг! Убирайся сейчас же!
Между тем во двор уже набежали люди. Они что-то говорили — одни утешали Нукру, другие успокаивали мать.
— Что случилось?
— Бесстыдник!
— Он тебя бил, доченька?
— Чтоб твое лицо съела проказа! — неслось со всех сторон.
— А ну, освободите двор! И не вмешивайтесь в семейные дела!
Люди обернулись на крик — Мардон стоял широко расставив ноги, с пистолетом в руке. Рыжие усы его вздрагивали.
Все бросились к калитке. Лишь Нукра, потрясенная случившимся, сидела на краю суфы. И тогда мать, закрыв ее собой, крикнула:
— Стреляй! Стреляй… животное!
— Так вот же тебе!
Звук выстрела слился с криками людей. Мать, охнув, упала на землю, раскинув в стороны руки, словно и раненая хотела оградить дочь.
Мардон в исступлении выстрелил еще раз, но пуля ушла в небо — подоспел дядюшка Одил, бросился на него сзади и сбил с ног.
Когда Мардона, связанного, в окружении толпы тащили в милицию, дядюшка Одил шел рядом и говорил!
— Всякое начало имеет конец, Мардон. Ты только и знал, что обижать людей. Когда другие воевали, ты бесчинствовал, издевался над беззащитными. Теперь за все придется ответить…
— А? — Нукра, очнувшись, подняла голову от шкатулки.
— Отдохни, говорю, доченька. Ты устала, — сказала тетушка Халима.
— Что еще говорила мама? — тихо спросила Нукра.
— Еще? Еще она сказала: если дочь сможет, пусть живет в этом доме, а если нет — отдаст его какому-нибудь одинокому человеку.
1970
Перевод Ю. Харламова.