Только вот имени ее не пришлось мне запомнить, но ее фигурка, теплое дыхание подскажет: вот она. Я подойду к ней и спрошу:

— Помнишь ли ты молодого лесоруба? Правда, морщинки кое-где побежали по лицу, правда, позавчера я вырвал несколько седых волос из головы, но я так же молод и так же приятно смотреть мне на тебя и держать за руку, как и тогда, в ночь на седьмое февраля.

И только одного я боюсь — что, взглянув на меня, ты так же звонко рассмеешься, как тогда, на морозе, и скажешь:

— Я не могу долго разговаривать с тобой, я спешу: пора кормить дочку.

Я отлично понимаю, что ты должна была кого-нибудь полюбить и выйти замуж; ведь у меня-то самого не только было дела, что ждать этой встречи. И все-таки мне станет обидно, милая моя нэйти. Но не огорчайся за меня, обида моя скоро пройдет. Разве можно будет ходить печальным в те дни, когда Суоми станет свободной?

Круторогий месяц сиял на томно-синем небе, и снег был совсем темно-синим, и навстречу нам ехали сани.

Ребята остановили их; это были наши партизаны, они везли оружие, взятое на пограничном посту.

Смешные эти солдаты. После небольшой перестрелки они сложили все оружие, что было у них, в кучу, а сами разбежались кто куда. Ни одного из них не удалось увидеть — попрятались, канальи. Ну, мы оружие погрузили, телефонный аппарат сняли — и айда обратно!

И они поехали дальше сдавать добычу Олави, а мы пошли веселой гурьбой и грелись у каждого встречного костра, и нам не было холодно. И у нас не было места приткнуться, чтобы посидеть вдвоем.

Так мы и ходили по улицам, смотрели вверх, на синие мохнатые мигающие звезды, присаживались на приступочках.

Потом, помнишь, мы встретили солдата в полной форме, только без погон. Он шел на лыжах и тяжело дышал. Он спросил нас:

— Как пройти к главному начальнику?

А я спросил его:

— Для чего нужен тебе главный начальник?

— Я бывший солдат из гарнизона Сала, рядовой. Я покинул свою часть и хочу идти вместе с вами в Карелию. Я хочу добровольцем записаться в батальон партизан Похьяла.

И мы проводили его до самого штаба. Нам было странно, что Коскинен в такое время не спал. Потом опять мы бродили по улицам, смотрели, как в зрачках отражается полумесяц, как ложатся на ладонь снежинки.

Так мы ходили, пока не начал собираться обоз и возчики не стали запрягать своих лошадей.

Тогда мы расстались.

Я был в арьергарде. Значит, еще часика четыре можно поспать.

Каллио укладывался рядом со мной.

Как это меня угораздило забыть ее имя!