Саид уже обратил на себя внимание своей наружностью, одеждой и оружием теперь же еще больше любовались его ловкостью и проворством. Его лошадь летела как птица, его копье было еще быстрее. Он победил храбрейших из противников своих и к концу игр был признан единодушно общим победителем, даже брат калифа и сын визиря, бывшие на его стороне, пожелали потягаться с ним лично. Али, брат калифа, был вскоре побежден; но сын великого визиря так храбро сражался, что после долгого спора оставили решение до следующего раза.

На другой день весь город только и говорил, что о прекрасном, богатом и храбром иностранце. Всякий кто его видел, даже побежденные — все восхищались им. Его хвалили, о нем толковали даже при нем самом, в лавке Калум-Бека. Жалели только, что не знали где найти его.

На следующий раз приготовленное платье было еще великолепнее, оружие еще богаче прежнего. Полгорода сбежался на игры, даже сам калиф вышел на балкон, посмотреть на славного иностранца и по окончании состязания повесил ему на шею золотую гривну. Понятно, что вторичная победа вызвала общую зависть и негодование. Поднялся ропот. «Какой-то чужой, пришелец невесть откуда — и не дает нам ходу, ему и честь и похвала, за ним и слава и победа! И он будет хвастать в других городах, что в Багдаде не нашлось никого, кто бы мог осилить его?» Так говорила молодежь и решено было в следующий же раз как бы случайно в играх одолеть, его напав на него сам-четверт.

Такое неудовольствие не ушло от зоркого глаза Саида: он видел как побежденные стоя в куче вели долгие переговоры, заметил неприязнь их к нему и даже сын визиря и брат калифа, относившиеся к нему по видимому дружелюбно, надоедали ему своими расспросами, где он живет, чем занимается, что ему в Багдаде больше всего нравится и т. д.

Странно, что самый злой враг Саида-Альмансора был тот самый покупатель, которого он так ловко повалил, вступившись за хозяина своего; точно будто он узнал Саида, с такою завистью он смотрел на него. Этого человека боялся теперь Саид, ему все приходило в голову, не узнал ли он его, может быть по голосу и по росту, если не по лицу. Такое открытие было бы для него пагубным, тогда бы он не ушел от насмешек всей толпы. Условленное нападение товарищей прошло очень удачно для Саида как благодаря его личной храбрости, так и заступничеству друзей его, сына визиря и брата калифа, которые, увидав Альмансора окруженного шестью воинами, старавшимися его сбросить с лошади — подлетели к нему на помощь, разогнали напавших, пригрозив им, что за это их могут впредь исключить из игр.

Так прожил Саид уже более четырех месяцев, как однажды возвращаясь с состязания поздно вечером, он услыхал разговор шедших перед ним людей, на знакомом ему наречии разбойников. Испугавшись он было хотел от них укрыться, но одумавшись он решил лучше подслушать их и этим быть может предупредить какое-нибудь несчастье. Так он и сделал: нагнав их, он стал прислушиваться.

— Привратник сказал, что сегодня ночью он с великим визирем будет в той улице направо от базара, — говорил один.

— Визиря, положим, бояться нечего, — говорил другой, — он уж стар да и не герой же он, а вот калиф другое дело, и сам он люто дерется да и не поверю я, чтобы где-нибудь издали за ним не следили с дюжину здоровенных телохранителей.

— Нет, — перебил третий, — это верно, он ходит одинешенек, разве с визирем или с каким придворным. Не уйдет от нас, сегодня же будет нашим; только чур не убивать его!

— Нет, лучше всего петлю на шею да живым взять, коли убьешь, так выкупу не дадут.

— Стало быть решено: до полуночи мы соберемся! — покончили они и разошлись в разные стороны.

Саид был поражен; он бросился ко дворцу калифа, тотчас предупредить его и рассказать ему все слышанное; но дорогою вспомнил слова доброй волшебницы, что калиф не расположен к нему, и потому решил лучше остаться до ночи, подкараулить разбойников и лично защитить калифа. Так он и сделал. Он не вернулся к Калум-Беку, а дождавшись ночи, прошел мимо базара в условную улицу и там спрятался за выступом дома. Так простоял он около часа, как вдруг увидел двоих людей, тихо подвигавшихся вперед. Сначала он думал, что это сам калиф с визирем, но один из них захлопал в ладоши, и на зов этот явились еще двое. Пошептавшись они разошлись и спрятались в разных местах неподалеку от него, один же из них стал прохаживаться взад и вперед по улице. Ночь была темная; Саид стал вслушиваться.

Прошло еще около получаса; со стороны базара снова послышались шаги; разбойник тихо скользнул мимо Саида. Шаги приближались, и уже Саид различал темные человеческие облики, когда разбойник захлопал в ладоши и в ту же минуту трое остальных выскочили из засады.

Казалось, что и оборонявшиеся были вооружены, потому что слышались удары мечей. Выдернув саблю, Саид бросился на помощь, с криком: «Да здравствует великий Гарун!» и одним ударом повалив нападавшего разбойника, бросился на двоих других, которые только что закинули петлю, готовясь обезоружить жертву свою. Саид хотел перерубить закинутую веревку, но попал разбойнику по руке и отсек ее; разбойник с криком упал на колена; тут подоспел на помощь четвертый, боровшийся с другим прохожим, но тот, на которого была закинута петля, увидав себя освобожденным, бросился в свою очередь Саиду на помощь и вонзил кинжал в грудь третьего разбойника. Увидя это, четвертый, бросив саблю, бежал.

Не долго был Саид в раздумье, кого именно он спас.

— Я не ожидал такого нападения, но еще меньше мог надеяться на чью либо помощь, — сказал освобожденный. — Кто ты, говори, и почему ты узнал меня? Слышал ты раньше о заговоре? Отвечай.

— Я шел сегодня вечером по улице Эль-Малек, позади четырех людей, говоривших на особом мошенническом наречии; когда-то я учился ему и понял, что они сговаривались схватить тебя и твоего достойного визиря. Предупреждать было уже поздно, и я решился идти сюда, подстеречь их и спасти тебя.

— Благодарю тебя, — сказал калиф. — Вот тебе кольцо, с ним ты придешь завтра ко мне; а теперь пойдем отсюда, здесь не следует оставаться дольше: того гляди — негодяи снова сойдутся и тогда от них не уйдешь. Мы после поговорим о награде твоей.

С этими словами он подал Саиду кольцо, уводя за собою визиря, но тот остановился и подав удивленному Саиду тяжелый кошелек с золотом, сказал ему: «Калиф властен награждать тебя как хочет, даже может назначить тебя моим преемником, если желает; я этого не могу и, чем откладывать до завтра, отдам тебе лучше сегодня: возьми этот кошелек и помни, если бы тебе когда понадобилась моя помощь — я всегда готов к твоим услугам».

Саид был вне себя от счастья. Но дома его уже ждали. Калум-Бек беспокоился о нем и стал побаиваться, не пропал ли его доходный красавец; а потому он с бранью встретил Саида. Тот не вытерпел и, зная, что подарок визиря и обещанная награда калифа, вполне обеспечат его обратный путь — объявил тут же своему хозяину, что покидает его.

— Эх ты оборванец! Да куда ты сунешься? Кто тебя поить и кормить станет? — злобно кричал на него Калум-Бек.

— Не беспокойтесь, сам позабочусь, — дерзко отвечал Саид, — а вам желаю счастливо оставаться, прощайте.

И с этими словами, он выбежал из лавки. Калум-Бек не мог опомниться, так это поразило его; когда же он хватился, то Саид был уже далеко.

На следующее утро он разослал своих сидельцев по городу отыскивать беглеца. Посланные вернулись к нему с ответом, что видели Саида, выходившего из мечети, шел он к караван-сараю, в богатой одежде, с дорогим оружием и не походил на бедного Саида, работника Калум-Бека.

Купец взбесился. «Он меня обокрал! Негодный! Старый я дурак, не догадался раньше!» И он бросился к начальнику полиции просить заступиться. Полицейские знали, что у Калум-Бека родственник важное придворное лицо, и приложили все старания, чтобы разыскать вора.

Саид сидел спокойно, ни о чем не заботясь, в караван-сарае, толкуя с каким-то купцом о путешествии своем в Балсору, как вдруг его схватили и связали ему руки назад. В ту же минуту явился Калум-Бек и, запустив руки в карманы Саида, вытащил оттуда большой мешок с золотом.

— Смотрите сколько наворовал, — кричал он. — Это он крал у меня исподволь! И весь народ кругом дивился и с ужасом повторял: «Такой молодой! Красавец! А уж какой испорченный! Судить его! Судить!» И его повели на суд.

Саид хотел оправдываться, но ему не дали говорить, выслушав только купца. Судья объявил: «На днях вышел указ калифа: кто совершит воровство на сто золотых и притом на базаре — тот ссылается на пустынный остров. Уже девятнадцать воров у нас сидят, этот двадцатый составит полный груз барки, а потому завтра она отправляется в путь».

Саид был в отчаянии; он умолял, чтобы его выслушали, чтобы позволили только слово сказать калифу — но напрасно, его отвели в тюрьму. Калум-Бек также вовсе не желал такого приговора, ему хотелось удержать у себя Саида, и он было заступился за него; но судья объявил приговор окончательным. «Ты получил свои деньги, иди и будь доволен, иначе я взыщу с тебя штраф».

Калум-Бек ушел недовольный, а Саида отвели в мрачную, сырую темницу. Там валялись на соломе девятнадцать приговоренных, которые приняли нового пришельца с насмешками и бранью. Как ни ужасно было положение Саида, как ни грустно ему было расставаться с родиной, но он рад был покинуть эту страшную темницу и сменить ее на какую бы то ни было свободу. Однако он ошибался. На судне ему было не лучше. Всех их спустили вниз, в тесную и темную каюту, где поднялась ссора и драка из-за мест. Кормили их по разу в сутки хлебом, овощами и поили водою. Это делалось при огне: так темно было в каюте. Через каждые два-три дня умирало по одному человеку от дурного содержания и душного спертого воздуха. Благодаря своему крепкому здоровью, Саид перенес все это.