Среди японских историков нет единого подхода к оценке характера и целей тех мер, которые приняли новые правители Японии для оживления торговли и экономического развития городов. Одни из них явно преувеличивают их значение, другие, наоборот, принижают важность мероприятий, направленных главным образом на то, чтобы снять ограничения с торговли, отменить ряд рыночных налогов и предоставить большую самостоятельность торговому капиталу. Очевидно, новые правители страны, в том числе и Хидэёси, если и не вполне сознательно, то по крайней мере интуитивно, ощущали потребность в оздоровлении экономической системы, в которой наряду с аграрными преобразованиями большое место отводилось развитию городского производства и торгового капитала, постоянно усиливавшего свои позиции. Некоторые японские авторы не без основания полагают, что если эти меры содействовали расцвету городов, то и сама экономическая политика новых правителей Японии в значительной мере основывалась в то время на росте городов[452].
Активизация предпринимательской деятельности в японских городах, накопление огромных богатств в руках крупных купцов, усиление экономического могущества и политического влияния торгового капитала имели своим источником значительное расширение внешней торговли, которой Хидэёси придавал особое значение и всячески покровительствовал. Внешняя торговля во второй половине XVI века достигла высокого уровня, оказывая большое влияние на развитие японских городов, поскольку содействовала усилению общественного разделения труда, появлению новых видов и отраслей производства, расширению товарно-денежных отношений.
В XVI столетии Япония имела довольно широкие внешнеторговые связи. Кроме Китая, Кореи и островов Рюкю она торговала со многими странами Южной и Юго-Восточной Азии. Она импортировала шелк-сырец, шерстяные ткани, бархат, хлопок, ковры, ртуть, сахар, слоновую кость, изделия из стекла и т. д., а вывозила мечи, лакированные изделия, створчатые ширмы, веера, предметы из золота и серебра и др.[453].
С середины XVI века Япония устанавливает торговые связи с некоторыми европейскими государствами, раньше всего с Португалией и Испанией. Европейские купцы ввозили главным образом огнестрельное оружие и занимались реэкспортом товаров из ряда азиатских стран. Прямое влияние на развитие приморских городов страны, таких, как Сакаи, Хёго, Хаката, Хирадо, Нагасаки, Фунаи, где, кстати, были особенно сильны позиции торгового капитала, оказала именно внешняя торговля.
В XVI веке заметно вырос объем японо-китайской торговли. Так, если в 1433 году Япония экспортировала в Китай 2,5 т медной руды, в 1453 году — 91,2, то в 1539 году — уже 179,1 т. Резко увеличился также экспорт мечей: в 1433 году он составлял 3502 шт., в 1453 году — 9900, а в 1539 году — 24 862 шт.[454]. Косвенным показателем роста объема японо-китайской торговли в этот период служат и такие данные: в 1468 году японское посольство в Китае насчитывало 200 человек, а в 1539 году — 456, из которых 197 представителей выполняли функции, связанные исключительно с торговыми сделками[455].
Центрами внешней торговли были крупные, главным образом приморские, города, они же являлись основными потребителями привозных товаров. Но эта торговля оказала влияние и на развитие японской экономики в целом, особенно горнодобывающей промышленности. Внешняя торговля способствовала расширению внутренней, росту товарности сельскохозяйственного производства, углублению процесса общественного разделения труда.
Показателем роста феодальных городов Японии в XVI веке является относительно высокая численность городского населения. Как известно, численность и плотность городского населения относятся к числу факторов, влияющих на процесс общественного разделения труда, а следовательно, и на развитие города, хотя это влияние не следует абсолютизировать.[456]
Вопрос о численности населения феодальных городов — один из наиболее сложных. Практически невозможно сколько-нибудь точно подсчитать городское население периода раннего феодализма. Это справедливо в отношении не только Японии, но и других стран. Известный советский историк акад. М.Н. Тихомиров отмечал, в частности, что «численность населения в древнерусских городах фактически почти не поддается учету и по этому вопросу можно сделать кое-какие приблизительные выкладки»[457].
Исследователи феодального города не располагают материалами, которые непосредственно характеризовали бы численность городского населения. В лучшем случае в их распоряжении оказываются исторические документы, позволяющие установить ее лишь на основании косвенных показателей. Ввиду этого данные о численности населения в ранних феодальных городах почти всегда очень приблизительны.
В японских источниках, в сущности, нет конкретных сведений о числе горожан в XVI веке, не говоря уже о более раннем периоде. Поэтому исследователь сталкивается с весьма противоречивыми данными даже в тех случаях, когда речь идет о численности столичных жителей. Японский исследователь Такэкоси Ёсабуро отмечает, например, что, по одним данным, в столице Киото уже во второй половине XV века должно было проживать свыше 1 млн. человек, по другим — 90 тыс.[458].
Исследователи применяют обычно несколько методов при подсчете численности населения в феодальных городах. Нередко она определяется на основании сведений о числе домов или дворов, уничтоженных в результате сильных пожаров или других стихийных бедствий (что, как правило, находило отражение в летописях и хрониках), о размере войска, выставленного тем или иным городом, а также исходя из материалов археологических раскопок. Конечно, наиболее достоверными оказываются данные, полученные при помощи всех этих трех методов. Но неправильно было бы противопоставлять один метод другому. Выбор способа подсчета городского населения зависит не столько от исследователя, сколько от тех источников, которые оказываются в его руках. Для Японии важнейшими из них служат хроники и храмовые документы. Они не содержат, правда, прямых указаний о численности населения в том или ином городе, но все же дают некоторые сведения, позволяющие при известных допусках сделать приблизительные выкладки.
В документах можно найти данные о числе домов в определенной местности или поселении. Например, в одном из документов храма Дайдзёин отмечается, что в городе Ёдо (провинция Ямасиро) к годам Энтоку (1489–1491) насчитывалось 1 тыс. домов. Еще чаще встречаются данные о домах, пострадавших от стихийных бедствий и сильных пожаров. Так, имеется упоминание о том, что в 1180 году в городе Оцу (провинция Оми) в результате пожара сгорело 2853 дома, в городе Омити в 1319 году — свыше 1 тыс., в городе Касивадзаки в 1488 году — 3 тыс. домов и т. д.[459].
Харада Томихико, специально исследовавший эту проблему, собрал большой документальный материал, в котором содержатся такого рода сведения, и на основании его попытался определить численность населения в некоторых городах Японии как в XVI веке, так и в более ранний период. При этом он исходил из числа уничтоженных при пожаре или стихийных бедствиях домов, принял за средний показатель пять жителей на один дом. Эта цифра тоже взята из одного документа, датированного 1499 годом, в котором говорилось буквально следующее: «В Оминато в результате наводнения свыше тысячи домов было уничтожено и пять тысяч человек погибли»[460].
Харада считает, что такое соотношение (пять человек на одну семью) оставалось неизменным в течение длительного периода, включая новое и даже новейшее время. Этой точки зрения придерживаются н некоторые другие японские историки.
Однако при применении этого метода необходимо не только учитывать число уничтоженных домов, но и принимать во внимание известный процент строений, которые могли не пострадать от пожара или стихийного бедствия.[461]
Таким образом, данные, приводимые Харэда, кажутся нам несколько заниженными. Впрочем, он и сам считает их минимальными. Вместе с тем необходимо помнить, что при определении численности населения в японском феодальном городе часто оказывается невозможным отделить город от прилегающей к нему округи. Поэтому в состав горожан включаются иногда не только обитатели города в строгом смысле этого слова, но и жители близлежащей округи, охватывающей довольно значительное число деревень, тем более что средневековые японские города в отличие от европейских и русских не были, как правило, обнесены стеной, а это мешало четко отграничить городское население от негородского.
Тем не менее численность населения японских городов в XVI веке была относительно высокой. Не говоря уже о столице Киото, где проживало свыше 100 тыс. человек, в стране в то время существовали и другие крупные города. В 1532 году пожар охватил почти всю северную и треть южной части Сакаи, в результате которого сгорело 4 тыс. домов. Из этого можно сделать вывод, что численность горожан Сакаи составляла не менее 30–40 тыс. Ему, видимо, ненамного уступали такие города, как Тэннодзи, Хаката, Касугаяма, Аннодзу и некоторые другие. Не менее 10 городов насчитывали более чем по 10 тыс. жителей.
Следовательно, численность населения в японских городах в XVI веке была несколько выше, чем та, о которой говорит Харада. Но вряд ли можно согласиться с некоторыми европейцами, посетившими в то время Японию, например с испанцем доном Родриго де Виверо-и-Веласко, который утверждал, что в этой стране было много городов с населением в 200 тыс.[462]. По его данным, в конце XVI — начале XVII века население Киото составляло 300–400 тыс., Осака — 200 тыс., Эдо — 150 тыс., Сидзуока — 120 тыс., Сакаи — 80 тыс. и т. д. Эти числа явно завышенные.