Я ДЕРЖУ НА ЛАДОНИ СОЛНЦЕ!

Ослепительно светлое здание главного почтамта в Нью-Дели, сверкающая золотая песчаная площадка перед ним, сверкающая стайка велосипедов у стены, белозубый мальчишка-газетчик в безукоризненно белой рубашке… Впрочем, очень может быть, что здание на самом деле серое, с облупленной известкой, что песок густо замешен на копоти и пыли, велосипеды — обшарпанные, а рубашка на газетчике — далеко не безукоризненной чистоты. Просто зной, потрясающий зной, предельно обостряет и усиливает светлые тона. И кажется, что даже небо — белозубое, хохочущее.

Девятилетний газетчик Рамеш — мой приятель. Родители его работают на почте: отец — грузчиком, мать — уборщицей. У Рамеша много братьев и сестер, но он, по словам его матери, самый бедовый: «Он понимает, что надо зарабатывать деньги, помогать семье». В самом деле, Рамеш может ловко обмахнуть пыль с машины, пока человек, приехавший на почту, занят у окошка. А когда вы освободились, спеть или станцевать для вас что-нибудь. Моя дружба с предприимчивым газетчиком началась с его песенки:

За исполненную песенку Рамеш принял от меня небольшую денежную сумму, видимо считая, что сумма эта не может быть классифицирована как бакшиш, иначе говоря, как подаяние. Рамеш не хотел попрошайничать, он хотел работать.

— Что я еще могу сделать, чтобы получить от вас снова несколько пайсов?

— Я всегда буду покупать у тебя газеты, но смотри, чтобы были только хорошие новости из Москвы!

Рамеш отнесся к этой просьбе совершенно серьезно, по-деловому:

— Какие хорошие новости? Что начался дождь и холодно или что кончился дождь и жарко?

Я выбрала ясную жаркую погоду. С тех пор — будь то в июле или в феврале — Рамеш встречал меня возле почты, горланя, как ошалелый галчонок:

— В Москве очень хорошие новости! Кончился дождь и очень жарко!

Накануне моего отъезда из Индии я получила от своего приятеля подарок. Рамеш не кинулся, как обычно, вприпрыжку к моей машине, а приблизился медленно, подчеркивая важность того, что должно было произойти. Пачки газет у Рамеша не было, и руки он держал за спиной. Он объявил, что, придумал новую песню, сам придумал специально для меня. Он спел:

Я поняла, что означают мальчишечьи стиснутые за спиной руки, и не пыталась расценивать дружбу на деньги. Я поставила вопрос иначе:

— Что прислать тебе в подарок из Москвы?

Оказалось, что Рамеш предусмотрел и такой вариант. Он попросил:

— Пожалуйста, пришлите мне фарфоровый сервиз!

Фарфоровый сервиз? Почему именно сервиз? В Нью-Дели ничуть не меньше фарфора, чем в Москве. И вообще, разве не было у босоногого и, откровенно говоря, порядком-таки оборванного мальчика более насущных потребностей? Сам Рамеш не мог объяснить секрета своей необыкновенной, как мне казалось, просьбы. Он твердо повторил:

— Сервиз. Красивый. Чашки. Блюдца. Большой кувшин для молока. Большая посуда для сахара!..

…Недавно в Москве гостил знакомый мне индийский писатель. Я попросила его захватить с собой на родину, правда, не сервиз, а несколько чашек для Рамеша.

— Вы, наверно, знаете его. Помните, вы были со мной на почте, отправляли свой рассказ в «Труд», а мальчик-газетчик кричал, что в Москве очень жарко! Не могу только понять, зачем мальчишке нужен фарфоровый сервиз? — точно так же, как год назад, весело удивилась я.

— Рамеш, наверно, старательно продумал все. Он считал себя не вправе просить подарки для отца, матери, братишек и сестренок. А в сервизе — много предметов.

…И снова я мысленно вижу ослепительное здание главного почтамта в Нью-Дели, золотистый песок. Снова слышу песенку: