6. Ночная вылазка

План Орлова был прост: пробраться в тыл противника по реке, где еще недавно у немцев размещались огневые точки. Сейчас противник вряд ли рисковал испытывать прочность льда. Данные поста наблюдения подтвердили это предположение Орлова. И командиру взвода Гориеву, и начальнику полковой разведки план понравился.

— Задача выяснить месторасположение штаба, — еще раз сказал Гориев, провожая разведчиков до опушки. — И запомните оба — не увлекаться!

— Есть, товарищ младший лейтенант!

Отвечая, Дмитрий невольно взглянул на необычно жесткую линию плеч командира взвода. Погоны были новостью в армии. Гориеву, который недавно получил первое офицерское звание, командир полка вручил погоны несколько часов тому назад. Потом их рассматривал весь взвод. Кто-то вырезал из консервной банки две жестяные пластинки и натянул на них обшитые красным кантом, мягкие суконные прямоугольники со светлой звездочкой посредине. Погоны, приобретя твердость, сразу стали значительней и, как показалось Павлу, даже давили на плечи.

Гориева поздравляли все разведчики и пили за его офицерское будущее добытый где-то спирт. Дмитрий, возбужденный предстоящей ночной вылазкой, сумел захмелеть от одного глотка и, наверно, поэтому не удивился, когда кто-то из товарищей толкнул его в бок со словами:

— Пью также и за твою первую боевую награду, Димка!

Оказывается, командир взвода представил его, Дмитрия Орлова, за первый его ночной поиск к медали «За отвагу»! Сейчас, спускаясь в быстро густеющих сумерках к реке, Дмитрий думал об этом. После резко выраженного командиром полка неудовольствия можно ли было ожидать награду? Если все-таки награда будет — очень хорошо! Но как странно устроен человек! Чувство удовлетворения и гордости непрочно. В душе досада: если бы тогда привел «языка», получил бы самое меньшее… Красную Звезду!

— Пошли скорей! — сказал Дмитрий товарищу, хотя они и так шагали крупно, не разбирая дороги, бессознательно радуясь возможности свободно ходить по незаминированной земле.

— Стоп! — скомандовал Орлов. — Ложись!

Спуск окончен. Где-то рядом река. Возможно, разведчики ползли уже не по берегу, а по речному весеннему льду, который затвердевал к ночи. Да, безусловно под ними была река: чуткое ухо улавливало характерный легкий скрип и шорох. Углы льдин, приподнятые и опущенные, белые с темными тенями, напоминали клавиши гигантского рояля.

— Прорубь! — шепнул Орлову товарищ.

Дмитрий знал из донесений поста наблюдения, что к этой проруби немцы ходят за водой, а на берегу, с обеих сторон реки, здесь стоят часовые. Самая опасная зона для разведчиков! Но Дмитрия охватило обычное для него в момент непосредственной опасности ощущение, которое можно было бы высказать примерно так:

— Это еще ничего. Страшное впереди, еще дальше, еще немножко дальше!

После проруби разведчики проползли с полкилометра и решили выбраться на берег. Была морозная безлунная ноль. От почти абсолютного безмолвия у Дмитрия зашумело в ушах. Подумалось, что тишина на фронте неприятна. Внезапный треск льда показался ему громовым раскатом. Дмитрий окунулся в ледяную воду. Почувствовал, будто его обдали кипятком с головы до ног. К счастью, река оказалась неглубокой. Ноги достали дно, он оттолкнулся и выпрыгнул. Оперся локтями на рваные края непрочного льда, снова провалился и, отталкиваясь от дна, подумал готовой газетной фразой, бог весть как сохраненной в мозгу: «Ледокол «Седов» с трудом пробивался к Большой земле…»

Только на берегу Дмитрий сообразил, что его автомат остался на дне реки.

— Что такое «не везет» и как с ним бороться!.. Потерял оружие!..

Товарищ, не отвечая, стаскивал с Орлова распухшие от воды ватные брюки и маскировочный, халат, который уже заледенел и позвякивал, точно кольчуга. Дмитрий машинально надел протянутую ему сухую нижнюю рубашку, а поверх натянул свою, с трудом выжатую обоими разведчиками телогрейку. Больше не во что было переодеться. Товарищ, как и он сам, пошел нынче налегке, зная, что ненадежен лед. У Дмитрия стучали зубы. Он произнес невнятно:

— Главное автомат… Подожди меня двадцать минут под откосом… Если не вернусь — действуй сам… Попробую добыть одежду и оружие…

Вокруг, насколько можно было видеть в звездной ночи, лежало чистое поле. Дмитрий сделал несколько шагов и остановился: куда он направляйся, как рассчитывает добыть одежду и оружие?.. Почему-то вспомнились слова Гориева: «Непродуманный план — авантюра, особенно на войне!»

«Штабные разговоры! — мысленно возразил Дмитрий. — Пожалуй, замерзну тут, если начну раздумывать!»

Однако, словно повинуясь приказу, он мгновенно сопоставил в уме возможные варианты решения задачи и остановился на одном. Кажется, невдалеке тропинка… И куст виднеется. Запорошенный снегом. Похожий на диковинную белую птицу… Орлов добежал до куста и слегка пригнулся, озираясь по сторонам. Здесь должен кто-нибудь пройти! Ему послышались голоса. Он пригнулся ниже, ощупывая пистолет и гранату. Немцы шли по тропинке. Четверо. У Дмитрия стучали зубы. До боли в висках стискивая челюсти, он смутно предостерег себя:

— Пожалуй, услышат, как зубы стучат!

Немцы были уже близко. Они двигались гуськом, не спеша, будто в кадрах замедленной киносъемки. Дмитрию страшно захотелось выскочить, закричать, швырнуть гранату, оборвать как-нибудь чувство надвигающейся опасности, которое владело им. Настойчивым усилием воли разведчик заставил себя лежать неподвижно. Что с того, если он уничтожит этих четверых?! Выстрелы, взрыв гранаты могут вызвать тревогу, придется уходить, не доведя дела до конца. И второй раз в течение последнего часа Дмитрий вспомнил командира взвода, представил себе, как тот с иронической усмешкой заметит как бы между прочим, как бы жалея время на бесполезный разговор: «Следовательно, приказ не выполнен!»

Дмитрий скрипнул зубами:

«Бывает же такое! Взводный, словно мамаша, мерещится!..»

Между тем немцы прошли, и разведчик встал. Ему показалось, что ночь посветлела и потеплела. Во всяком случае, зубы у него уже не стучали.

На другой день, вспоминая себя почти в одном нижнем белье посреди снежного поля, Дмитрий нашел объяснение тому, почему он не замерз: велико было его внутреннее напряжение! Собранная воедино энергия его тела и духа оказалась выше энергии морозной предвесенней ночи. Объяснение выглядело научно и могло удовлетворить самых требовательных слушателей.

Конечно, когда вспоминаешь, рассказываешь, многое даже самому себе кажется неправдоподобным, подчас и событие-то предстает в новом свете.

Рассказывая потом, как вслед за четырьмя немцами показался на тропинке еще один, с котелками, от которых шел пар, вспоминая, как тот опрокинулся в снег от хорошего боксерского удара, Дмитрий увидел юмористическую сторону приключения. В самом деле легко догадаться, как здорово напугался немецкий солдат, наткнувшись на белое привидение возле куста. И можно было забавно поведать, как сам Орлов в бабьем салопе, снятом с убитого, ползет на четвереньках, собирая в пригоршни и глотая снег, горячий и жирный от пролитого супа.

— Ужасно захотелось супа! — смеясь, вспоминал потом Дмитрий. Слушая рассказ, разведчики хохотали — все, кроме командира взвода. Его напряженная улыбка на этот раз больше, чем всегда, напоминала болезненную гримасу. Ни к кому не обращаясь, Гориев сказал необычным для него низким голосом:

— По-собачьи подбирать объедки!.. До чего довели людей, сволочи!

Дмитрий не понял, что, собственно, не понравилось взводному, и подумал, как уже не раз, что тот просто раздражителен и сух по характеру, Однако не было уже настроения продолжать повествование в развеселом духе, как нередко допускалось в семье разведчиков. Орлов произнес сугубо официально:

— Разрешите доложить, товарищ младший лейтенант!

Коротко сообщил Дмитрий о том, что задание выполнено, штаб обнаружен на прежнем месте.

— Подробней! — попросил Гориев.

— …Подошли мы к самому крайнему дому деревни, — без большой охоты говорил Дмитрий, — спрятались за плетень и идем параллельно движению часового. Зашли за угол. Ваня на четвереньки встал, я на спину к нему залез. Мы условились, что, как только часовой подойдет, я прыгну на него… Этого часового я зарезал… За деревней овражек. Штаб там. Таких понастроили блиндажей! Пожалуй, по пять-шесть накатов, а ничего не видно над землей!

И, теряя официальный тон, Дмитрий добавил:

— Хорошо маскируются, черти!

— Хорошо! — сказал Гориев. — Хорошо! С наблюдательного пункта не все увидишь!..

Помолчал. Повторил:

— Хорошо!

Дмитрий понял, что последняя похвала относится уже к нему, разведчику, кого не обманула немецкая маскировка.

Но Дмитрий, по-видимому, принадлежал к тем молодым людям, у которых каждая похвала, каждое одобрение вызывает еще более повышенное требование к себе. И напротив, критика вызывает вспышку протеста, желание утвердить свое мнение, доказать свою правоту. Не зная, что именно в этот момент Гориев разгадал его, Дмитрий воскликнул искренне:

— Разве хорошо? Ничего особенного, товарищ младший лейтенант!

…И даже когда командир дивизии вручил ему орден Красной Звезды за отлично проведенную ночную вылазку одновременно с медалью «За отвагу» за первый ночной поиск, Орлов не испытал полного удовлетворения. Только теперь чувство неудовлетворенности было сложнее, чем раньше, объяснялось не только желанием получить бо́льшую награду, но вполне осознанным стремлением больше сделать для того, чтобы заслужить эту награду.

— Хорошо маскируются, черти! — почти машинально твердил себе Дмитрий. У него созрел новый план, и, с разрешения командира взвода, разведчик получил возможность осуществить смелую затею. Он так был увлечен замыслом, что неожиданное сообщение о командировке Зинаиды Каленовой и Павла Гориева в Москву не удивило и не взволновало его.