— Ничего особенного. Действуй, как учили! — ответил он, но, заметив, что меня такой ответ не удовлетворил, обхватил рукой мои плечи и поспешно добавил: — Пойдем, сядем под ту березку и потолкуем не торопясь.

Мы уселись на пожухлую траву под начавшие желтеть березы. Их много в Звездном городке, и, как все русские люди, мы с особой теплотой и нежностью относимся к этим деревьям. Юрий долго молча смотрел в чистое, но уже по-осеннему блеклое небо. Потом неожиданно спросил:

— Скажи-ка мне, у тебя есть любимое состояние души, в котором ты можешь находиться бесконечно долго?

Меня удивил и несколько озадачил этот, казалось бы, не относящийся к теме нашего разговора вопрос. Но тем не менее, подумав, я ответил:

— Конечно. Я могу часами смотреть в небо или подолгу сидеть на берегу моря и не шелохнувшись слушать прибой. И еще я люблю смотреть на огонь костра.

— А в это время ты разговариваешь, слушаешь соседей или музыку?

— Нет. Я ухожу в себя. Все вокруг исчезает. И мне обычно кажется, что я остаюсь один на один с небом, водой или огнем.

— И тебе никогда не приходило на ум, что во всех этих трех вариантах ты имел дело с одним и тем же объектом — тишиной? Ты слушал ее, тишину!

Я удивился такому заключению, хотя возражать не стал. Над этим надо было подумать. А Юрий продолжал:

— Иногда я целиком отдавался тишине, какую даже трудно представить. Я всегда любил тишину. Тишину раздумий, тишину труда… Жаль, что в наш энергичный двадцатый век мы все меньше обращаемся к ней, к тишине! — вздохнул Юрий и уже совсем другим тоном добавил: — Тебе предоставляется величайшая возможность пятнадцать дней мыслить и работать в абсолютной тишине, слушать ее, милую. Так что пользуйся случаем! Теперь понял, в чем дело?

Да, я, кажется, понял. Юрий открылся мне с какой-то совершенно новой стороны. Стало ясно, почему в классе, в автобусе, в лесу во время прогулок, даже во время физзарядки этот непоседливый человек мог вдруг умолкнуть и отключиться на несколько минут от всего окружающего.

Юрий тренировался вдохновенно, с энтузиазмом. В то время мы еще не располагали такими тренировочными средствами, которые хорошо имитировали окружающую космическую обстановку. Поэтому качество тренировки в большой степени зависело от фантазии тренирующегося, от его умения домыслить, додумать не моделируемые стендами и тренажерами процессы и явления. И здесь Гагарин оказался на высоте.

— Конечно, наши стенды и тренажеры позволят (и мы должны!) все движения доводить до автоматизма, чтобы руки сами знали, что нужно делать в любом случае. Но… мы ведь не автоматы. Мы мыслящие существа. Домыслите то, что не может дать тренажер. С детства я был наделен воображением. И, сидя в камере или тренажере, представлял себе, что нахожусь в летящем космическом корабле. Я закрывал глаза и видел, как подо мной проносятся материки и океаны, как сменяется день и ночь и где-то далеко внизу светится золотая россыпь огней ночных городов, — так говорил Юрий, делясь с нами своим опытом подготовки к космическому полету.

Гагарин всегда видел перед собой ясную цель и шел к ней, не зная ни колебаний, ни сомнений. И когда один из контрольных полетов космического корабля «Восток», предшествующих полету человека, 1 декабря 1960 года закончился неудачно и «экипаж» в составе Пчелки и Мушки погиб, Юрий четко и конкретно выразил свое мнение и отношение к этому взволновавшему нас событию:

— Жаль спутник, в который вложены большие средства. Но в таком грандиозном деле неизбежны издержки.

С первых же дней пребывания в отряде мы внимательно следили за подготовкой американских астронавтов. Мы заочно знали каждого из семи отважных парней, отобранных для полетов на космических кораблях «Меркурий».

— А ведь рано или поздно кому-то из нас придется встретиться с кем-то из них и поговорить обо всем виденном и пережитом. Уверен в этом. Космический полет может сблизить наши страны, — мечтал Юрий, выражая наше общее мнение.

И такой полет состоялся! Готовя его, нам пришлось не только разговаривать и делиться впечатлениями о выполненных полетах с нашими американскими коллегами, но и напряженно, дружно работать в течение двух с половиной лет. А в самом полете участвовали заочно знакомые с давних времен ветераны космоса — Алексей Леонов и Дик Слэйтон.

Как и предсказывал Юрий, не доживший до этого полета, подготовка к нему и сам полет внесли большой вклад в дело сближения наших двух великих государств, в дело разрядки напряженности. Он показал — совместно можно более успешно исследовать космическое пространство. Полет этот явился хорошим примером, которому должны следовать все нации и государства на Земле, и не только в области космических исследований, но и во всех других областях человеческой деятельности.

А в работе нашего отряда все шло к своему логическому завершению. Успешно был выполнен последний контрольный полет «Востока», который «пилотировали» Звездочка (так окрестили по предложению Юрия забавную дворняжку) и «дядя Ваня» — манекен, удобно устроившийся в пилотском кресле корабля.

И вот Юрий и его дублеры, устанавливая традицию, перед отъездом на космодром пришли на Красную площадь, в Кремль… Они бродили в толпе москвичей, и никто не знал, что через несколько дней произойдет событие, которое потрясет мир, и что главным его участником будет один из этих трех старших лейтенантов в авиационной форме, беззаботно шагающих по весенней Москве.

На вопрос, что привело его на Красную площадь тогда, перед отлетом на космодром, Юрий ответил:

— У советских людей стало внутренней потребностью перед решающим шагом в жизни идти на Красную площадь, к Кремлю, к Ленину. Двадцать лет назад прямо отсюда, с парада, на защиту Москвы отправились полки ополченцев. На Красную площадь приходят юноши и девушки после окончания школы. Сюда приходят все советские люди и все наши зарубежные гости. Москва — сердце нашей Родины, а Красная площадь — сердце нашей столицы.

С тех пор все экипажи космических кораблей, отправляясь на космодром, проходят и по этому земному, проложенному Юрием маршруту.

Перед отлетом наших друзей мы собрались всем отрядом, чтобы сказать им напутственные слова. Не удержался и я.

— Мы завидуем вам! Завидуем хорошей дружеской завистью. Поэтому, оставаясь здесь, на земле, всем сердцем будем с тем из вас, кому поручат выполнить первый в истории человечества космический полет, — обратился я ко всем троим, хотя мы предполагали, что полетит все-таки Юрий.

Он тоже попросил слова.

— Я рад и горжусь, что попал в число первых космонавтов. И если мне будет доверено выполнить этот полет, на выполнение этого ответственного задания пойду с чистой душой и большим желанием и выполню его, как положено коммунисту.

Конечно, нам всем хотелось быть на месте Юрия. Еще острее это желание было у тех, кто прошел с ним непосредственную подготовку к полету. И, несмотря на это, в группе были самые добрые, дружеские отношения. Никакого намека на соперничество, никакого «духа соревнования». Все делали одно общее и очень важное для страны дело. И все свои помыслы и усилия мы подчинили успешному завершению этого задания.

Для примера хотелось бы рассказать об отношении Гагарина к своему дублеру Герману Титову. В своей книге Юрий вспоминает их первую дорогу на космодром: «Герман Титов сидел ко мне в профиль, и я невольно любовался правильными чертами красивого задумчивого лица, его высоким лбом, над которым слегка вились мягкие каштановые волосы. Он был тренирован так же, как и я, и, наверное, способен на большее. Может быть, его не послали в первый полет, приберегая для второго, более сложного».

Когда настало время старта в космос Титова, Гагарин находился далеко от космодрома, в западном полушарии Земли. Но всеми своими мыслями, всем своим сердцем он был на Байконуре. Услышав об успешном запуске «Востока-2», Юрий прилагает все свои силы и возможности (вплоть до связей Сайруса Итона, гостем которого он был в Канаде) и в непогоду вылетает на Родину.

Не отдохнув после утомительного перелета через Атлантику и Европу, он спешит на Волгу, в район приземления Титова. С какой радостью он обнимает и поздравляет своего друга!

«Я застал Германа Титова в знакомом двухэтажном живописном домике, в котором я отдыхал после своего возвращения из космоса. Сухощавый, гибкий, сильный и необыкновенно ловкий, он, несмотря на все тяготы суточного пребывания на орбите, дышал здоровьем, и только в красивых, выразительных глазах его чувствовалась усталость, которую не могла погасить даже улыбка. При виде его у меня дрогнуло сердце. Мы обнялись по-братски и расцеловались, объединенные тем, что каждый из нас пережил в космосе». Так пишет Юрий об этой встрече в своих записках.

Титов не был исключением. Юрия волновала судьба каждого из нас, и мы чувствовали эту заботу друга и командира (после полета Гагарина назначили командиром отряда космонавтов). Помню, однажды он спросил меня:

— Что делаешь сегодня вечером? Зашел бы, давненько не говорили с тобой по душам. Приходи, вспомним Север!

Я согласился и часам к девяти вечера пришел к Юрию.

— Поскучай минутку на этом диване, пока я уложу спать этих сорок, — извинился он. На руках Юрий держал дочерей, и они громко чмокали его в обе щеки на сон грядущий. — Я пригласил тебя по серьезному делу. Намечается сложный полет. Кандидатура командира есть. А вот напарником к нему я хочу предложить тебя. Знаю, парни вы оба строптивые, и в этом полете вам будет нелегко. Но я хорошо знаю тебя и верю в твою выдержку. Не торопись, подумай. Через несколько дней мы вернемся к этому разговору, — так объяснил он мне цель своего приглашения. И, давая понять, что разговор на эту тему закончен, начал расспрашивать: — Ну как Андрюха, растет? Как здоровье Софьи Владимировны?