В. Неустроев Художник-Мыслитель
Я хотел света,
но горел один в темноте.
П. Лагерквист
Пер Лагерквист–широко пригнанный классик шведской литературы XX века. Творчество этого выдающегося художника сопоставимо с искусством таких всемирно известных его соотечественников, как Август Стриндберг, Сельма Лагерлёф, Ингмар Бергман. Наследие Лагерквиста разносторонне: лирика, «малая проза», драматургия и даже публицистика писателя давно уже стали хрестоматийными у него на родине. Переведенные более чем на тридцать языков произведения писателя завоевали мировую славу. В нашей стране его отдельные повести, новеллы и стихи издавались на русском, эстонском, литовском и латышском языках. Однако, учитывая значение Лагерквиста в развитии скандинавских литератур, весомость его вклада в мировую культуру, этого, конечно, недостаточно. И вот – новая встреча с Лагерквистом: в настоящем томе, помимо произведений, уже издававшихся у нас, публикуются впервые наиболее значительные повести на легендарно-исторические сюжеты – «Варавва» и «Сивилла», а также ряд рассказов.
Проза Лагерквиста насыщена глубоким жизненным содержанием. Воспроизводя нередко сюжеты из давних эпох, она постоянно обращена к современности.
Интерес к «вечным» проблемам бытия – добру и злу, жизни и смерти – сочетается у Лагерквиста со стремлением осмыслить события и характеры исторически. Цементирующим началом служит творческое «я» писателя, умеющего в универсальном мировом процессе найти нечто особое, «свое», присущее каждой данной эпохе, обладающего безошибочным чувством истории. Лагерквист – художник-реалист. Под его пером в нерасторжимом единстве предстают и грандиозные картины мира, и пронизанные теплым чувством или негодованием «жизнеописания» обычных людей. При всем своеобразии его таланта Лагерквист выступил и развивался как писатель, характерный для своей эпохи, – это проявилось в формах повествования, в характере философских обобщений и, наконец, в стилистике с ее потоком сознания. Роднит Лагерквиста с его современниками – западными писателями – и трагическое ощущение одиночества личности, явившееся результатом кризиса буржуазного сознания.
Философские мотивы у Лагерквиста–не выражение какой-либо системы или доктрины. Они порождены желанием писателя проникнуть в «тайны» жизни, постигнуть ее закономерности, исторические и психологические. Здесь он сродни Достоевскому, которого высоко ценил и считал непревзойденным художником-психологом. Сближает их и резкое неприятие собственнической среды, бунт против нее и напряженный интерес к личности, к человеческим страданиям. В мифологических эпопеях Лагерквист близок Томасу Манну. Шведский писатель, как и автор «Иосифа и его братьев», широко использует предание и миф для решения волнующих этических проблем, вопроса о назначении человека, для истолкования определенных исторических ситуаций современности. Однако в отличие от Т. Манна, подчеркивавшего в своем герое деятельное, «прометеевское» начало, Лагерквист останавливается на рассмотрении проблемы веры и безверия, отношения человека к понятию бога (постановка этой проблемы сближает его произведения с фильмами И. Бергмана). В мифологической прозе Лагерквиста подобная коллизия часто становится центральной. Здесь писатель как бы «проигрывает» различные варианты возможных решений. Но при этом шведская критика ( в частности, К. Хенмарк) отмечала, что в центре внимания Лагерквиста всегда находится человек, что бог у Лагерквиста, по сути, также «воплощает возможности, скрытые в человеке».
Феномен мастерства и самой личности Пера Лагерквиста часто оказывался нелегким для его исследователей и биографов. Как и Стриндберг, писатель поражал, казалось бы, взаимоисключающими тенденциями, проявляющимися в его мировоззрении и творчестве. Острый в своей резкой, «экспрессионистской» критике разгула реакции, империалистической войны, расизма, он подчас предстает «незащищенным», пессимистически оценивает ближайшие перспективы общественного развития, борьбы против окружающего «хаоса», мещанского равнодушия; объективный и правдивый в художественной картине мира и трагедии личности, глубоко верящий в человека, в конечную победу добра над злом, он нередко продолжает сохранять скептицизм в отношении любых политических теорий, возможностей социальных преобразований. В эпиграф нами вынесены слова из стихотворения Лагерквиста, и это не только метафора. Писатель и в самом деле часто не видел вокруг те реальные силы, которые вели активную борьбу за прогресс, строили новый мир. Одиночество порождало отчаяние, страх, приближало к несколько отвлеченному восприятию окружающего. Но нередко писатель, как и его лирический герой, бывал также и солдатом, «бодрствующим на передней линии окопов» или, говоря словами Ибсена, на «аванпостах человечества».
Пер Фабиан Лагерквист (1891 –1974) прошел долгий и сложный жизненный и творческий путь. Родился он в Векшё, в семье железнодорожного служащего. Среда, окружавшая его, была набожной, мещански ограниченной. Уже с детских лет проявилось в нем горячее желание вырваться в другой мир. В юношеские годы Лагерквист, студент-искусствовед Упсальского университета, а затем начинающий поэт и публицист, сотрудник радикальной прессы, смело порывает с мещанским окружением и религией. Пребывание за границей – в Дании, Италии и особенно во Франции – позволило молодому литератору непосредственно познакомиться с современным европейским искусством. Правда, с модными течениями в литературе он встречался еще на родине, и они его не удовлетворяли. Гораздо более плодотворными ему представлялись традиционные формы, хотя и тогда он свободно отходил от них, если этого требовал его художественный замысел.
Уже на раннем этапе своего творческого пути, в 10-е и 20-е годы, Лагерквист, пожалуй, наиболее остро по сравнению с другими шведскими писателями выразил антимилитаристские настроения, связанные с первой мировой войной. В лирике, «стихотворениях в прозе» (сборники «Страх», «Хаос»), в новеллистических циклах («Железо и люди» и «Злые сказки») и драмах («Тайна неба», «Невидимый» и др.) писатель представляет своего героя в резком конфликте со средой, которую называет «инертной» и «рыхлой». Стилевое разнообразие предстает здесь в широком диапазоне – от вдохновенных лирических картин и мотивов (часто связанных с пантеистическим восприятием природы), тонких психологических сцен до кричащего гротеска и сатиры.
В эту пору наиболее близок Лагерквисту был экспрессионизм, остро выразивший ощущение кризиса буржуазной системы, вызванного первой мировой войной. В Скандинавии эстетика экспрессионизма была предвосхищена А. Стриндбергом, шведским поэтом В. Шёбергом, норвежским художником Э. Мунком. В их духе и Лагерквист «изображение» заменяет «выражением», «криком души», преувеличенно резким «плакатным» рисунком. В гиперболе и гротеске Лагерквисту казалось возможным наиболее доходчиво показать хаос жизни, нервную напряженность ее ритма, высказать стихийный протест против войны.
Философская повесть «Вечная улыбка» (1920) как бы открывала собою типичную для Лагерквиста проблематику и форму выражения: поиски смысла бытия, богоборческая настроенность, уверенность в победе добрых начал над злыми. В цикле «Злые сказки» (1924), сложном в жанровом отношении, Лагерквист рисует картинки из жизни, передает впечатления, настроения, размышления. Одна из главных для этих новелл тема страха призвана выразить абсурдность бытия, мир предстает своего рода «царством мертвых». Жизненно-бытовая и мифологически-сказочная основы как бы наслаиваются друг на друга. Действительность, ситуации и герои изображаются то реально, то фантастически в форме сказки, причем в том и другом случае иногда присутствуют элементы сатиры. Общий настрой «Злых сказок» порожден романтической тоской по утраченным иллюзиям, по надежде и уверенности, каковые, по мнению писателя, были присущи идеализируемому им прошлому. Здесь Лагерквист–продолжатель традиции С. Лагерлёф. В зарисовке «Отец и я», а затем в новеллах и миниатюрах «Приключение», «В подвале», «Юхан Спаситель», «Любовь и смерть», «Злой ангел» и др. автор варьирует обстоятельства и характеры, высказывает теплое чувство благодарности животворящей природе, земле, к которой можно припасть щекой и заплакать от радости. Решительно осуждает он всяческое проявление зла, жестокости, ненависти. Сказка «Священные кости» продолжает антимилитаристские мотивы новеллистического сборника «Железо и люди», повествовавшего в основном о событиях первой мировой войны, и намечает переход к более поздним произведениям, которые будут носить характер предупреждения,– к философским повестям, пьесам и стихам.
Автобиографическая повесть «В мире гость» (1925) считается произведением ключевым для понимания творчества Лагерквиста. В ней в зародыше содержатся многие из тем, которые впоследствии будут разработаны писателем на более высоком уровне. К «вечным» основам бытия Лагерквист подходит здесь достаточно исторически – конкретным содержанием наполняются проблемы отцов и детей, жизни и смерти, веры в бога и отрицания церковной догматики. Но «В мире гость» – это и «роман воспитания». История юного Андерса, его жизнь в условиях смоландской провинции – на железнодорожной станции и на хуторе, где было «все всегда неизменно» (за исключением разве смены времен года да смерти кого-либо из стариков),– строится как история воспитания воли и характера, мужающего в духовных исканиях и назревающем конфликте со средой. В «родовую» основу бытия вторгается ощущение нового, необходимости перемен. Юноша наконец «понял, как бессвязна, как беспорядочна жизнь», «как неполно и неподлинно живут люди». Вырваться на волю для него означает не просто освободиться от пут религии, но и научиться «смотреть правде в глаза», обрести чувство ответственности. Конечно, протест, зреющий в сознании юноши,– это еще инстинктивный протест. Недаром автор сравнивает его с «неразгоревшимся костром». Поняв, что «небеса пусты», Андерс, отринувший веру в бога в разных формах (и официально-церковной, и сектантской), признает пока один принцип – «брать жизнь, как она есть». Что это значит, должна была, видимо, показать вторая часть повести (остающаяся пока до сих пор в рукописи). Но по существу ответы на поставленные здесь вопросы Лагерквист даст на новых этапах своего творческого пути и в других произведениях.