Использовать во многих делах авторитет отчима можно, и даже нужно, но Асата категорически отказывался обсуждать дела, в которых мало смыслил:

— Ежели тебе, Васька, требуется по железному делу с кем столковаться, — говорил он мне, — зови, помогу. А всякие там прочие дела мне непотребны, даже не уговаривай.

Мда….

Однако все мои потуги были грубо попраны в один момент — под стены кремля пришли бурятские отряды мстить за смерть Петрушки Иванова, это того, который в прошлом году пытался уйти в Монголию с общественным табуном и частью ясачных. Мстить, это громко сказано, ну что может сделать отряд в сотню всадников, когда служивых в остроге не меньше, а в слободе еще в полтора раза больше? Самое смешное, что будь бурятские отряды объединены под одним командованием, может что-нибудь и получилось, а так… фарс. Сначала один отряд потерся под стенами кремля, потом другой. Казаки насторожились, мало ли какими силами степняки явились под стены Иркутска. Поняв, что с острогом ничего не выйдет, буряты попытались пограбить слободу, но и тут у них ничего не вышло, казаки быстренько организовали оборону и в слободу никого не пустили. Уже к концу третьего дня стало известно, что под стены Иркутска пришло всего три малых отряда коренной народности. Такого оскорбления казаки выдержать не смогли, сели на коней и в один миг прекратили все это безобразие.

Однако все эти дни бесчинства аборигенов я провел в Вознесенском монастыре, Зосима вдруг вспомнил о своем подопечном и я, подозревая, что на сей раз мне не отвертеться от хорового заучивания библейских текстов, попытался элементарно сбежать. Не дали, отловили в один момент и пригрозили, что если еще раз отчебучу что-нибудь подобное, буду неделю в яме уму разуму набираться.

— Чего в бега подался, отрок? — Встретил меня ухмылкой настоятель. — Вроде бы святой воды не боишься, и от крестного знамения тебя не крючит.

Пришлось покаяться, что дело не в Боге, а в многодневном заучивании.

— А что в этом плохого? — Затянул свою шарманку Зосима. — Писания всякий знать должен, да и для ума полезно, чтобы в лености мхом не зарос. Ладно, не за этим я тебя звал.

Настоятель как раз подошел к лавке и с кряхтением на нее взгромоздился, все-таки годы немалые, мне сесть не предложил — не по возрасту.

— А поведай мне отрок, что за сказ ты там казакам в слободе рёк? Откуда тебе стало ведомо что в словах твоих правда, а что нет?

Вот так да! Теперь хрен выкрутишься, Зосима не тот человек, которому можно на уши присесть, уж историю Руси он всяко лучше знает. Что скажешь? Знал, что этим все может закончиться.

— Где в моих словах правда, сам не знаю, а что кривду понапрасну не городил уверен был.

— Уверен? — Снова ухмыльнулся настоятель. — С чего бы? Тебе летопись ведома?

Мотаю в отрицании головой, скажешь ведомо, спросит, откуда, а врать нельзя.

— Вижу, спрашивать тебя без толку, не скажешь? — Спросил на всякий случай Зосима.

Молчу, потупив взгляд.

— Ладно, не буду, — вдруг смягчился старец, — и наказывать тебя пока не стану, сказ твой много вреда не нанес, а польза была. Однако на будущее помни, нет у тебя права о делах прошлых по-своему судить, не заслужил еще. И сказы твои от лукавого, искушений в них полно, не всяк их понять правильно может. Понял ли ты, отрок?

Киваю, и мысленно возношу хвалу всевышнему, но не расслабляюсь, я не я буду, если от меня чего-нибудь сейчас не потребуют. Так оно и оказалось, все-таки настоятель верен себе, дела богоугодные у него прежде всего, особенно если они направлены на процветание монастыря — смальта. Я же диверсию по весне с кирпичом провернул, а аппетит приходит во время еды, вот и пришел этот аппетит монастырскому руководству, хотят мастерские по производству стекла замутить, видимо Залепин тут им здорово в уши напел, решил себя великим мастером выставить, вот гад. Ну да ладно, в принципе так тоже будет неплохо, хоть в будущем Федор не раз пожалеет, что с потрохами под монастырских пошел. Только я-то им зачем? Оказалось, есть зачем:

— Федор как-то обмолвился, что знаешь, где песок для стекла брать и глину для печей. Так это, или ты для словца красного?

Вот взять и покаяться, мол, бес попутал, будет тогда этому мастеру великому опала, но:

— Знаю, отче. — Уверено подтверждаю я, а у самого внутри все напряглось, ведь сейчас появится возможность урвать свой кусок.

— Тогда готовься, месяц сроку тебе, — распорядился Зосима, — съездишь, покажешь те места Федору, пусть посмотрит, та ли это глина да песок, который ему надобны.

— Отче, так зачем на это Федор нужен, — тут же возразил я, — вдруг зря его от дел оторвем, сам я сюда все привезу, пусть здесь смотрит.

Старец сразу разгадал мои намеренья, ну а я и не думал скрывать:

— Боишься, что место прознаем, да без тебя обойдемся? — Усмехнулся он. — Сам хочешь возчиков сорганизовать?

— Хочу, отче, — подтвердил я, — и поташ, из золы тоже хочу добывать.

— От же ж? — Зосима с интересом посмотрел на меня. — Откуда тебе известно, что для стекла поташ нужен?

— Слышал, как-то, что поташ не только для пороха нужен, но и в стекольном деле необходим. А выделывать его, сегодня мало кто рискует, указ, стараются обойтись щелоком.

— А не сильно ли ты много пытаешься взять под себя, отрок? — Прищурился Зосима. — Хватит ли у тебя сил на это?

Это он мне? Ты святой человек свои силы рассчитай правильно: Федор-то сегодня есть, а завтра о нем молва пойдет, да могут вспомнить кто он такой. С местным воеводой ты справишься, а как из Москвы запрос придет, встанешь грудью за мастера? А ведь вероятность того, что будет именно так, очень высокая, после первой варки придется отписаться в Москву, а там только на разгильдяйство надежда. Но своих сомнений высказывать, конечно, не стал, дело сие меня не касаемо, а даже если и касаемо, кто на мои слова внимание обратит?

— Если сил не хватит, убытка никакого, кроме как моему слову, тогда и других кликнуть можно.

— Попробуй, об оплате потом договорим, — подвел итог старец, — когда Федор посмотрит, чего привезешь. А он настоятельно просил чтобы с тобой по местам проехать.

Ну, что же, не было ни гроша, да вдруг алтын. Если Залепину придутся по душе мои образцы, можно будет организовать сразу три артели, а прикрытие монастырских дорогого стоит. Дохода, конечно, будет не густо, потому как братия все до последней копейки учтет, и лишней не даст, но какова перспектива… Естественно никаких перевозчиков нанимать в будущем я не собирался, доставляться все будет только рекой, один рейс дощаника закроет сразу три десятка возов, конкуренция будет отсутствовать как класс.

А Залепина понять можно, конечно ему за два месяца опостылело торчать в монастыре, хочется прогуляться на воле, просторы почувствовать, а то ведь сколько еще поклоны бить, грехи замаливать?

— Думай, чего говоришь, бестолочь, — нахмурился Зосима, — грех молитвой не искупишь. Покаяться человек должен, осознать, принять душой, а не поклоны бить. Покаянному поклоны не в тягость.

Ой, ё…, это я чего в слух что ли сказал? Ну Васька, снова паразит прорезался, стоит на минутку ослабить внимание, нет-нет да найдет щелочку, чтобы мои мысли озвучить, нравится, видишь ли, связанные звуки издавать, что это не звуки а мысли, ему дела нет.

— Прошу простить, отче, — тут же повинился я, — и вправду от скудоумия.

Прозвучало это весьма двусмысленно, настоятель только крякнул с досады, ведь если подумать, он только что выговорил убогому умом, что не думает как должно.

Так что отделался малой кровью, исповедоваться по причине малого роста не заставили, а вот выслушать очередные нравоучения пришлось в полной мере.

Ненавижу заучивание хором, ненавижу-у-у!!! Только одно придало мне силы выдержать это издевательство над личностью — все эти упертые на заучивании идио…, хм, нехорошие люди получат свое. Для стекла им понадобится много дров заготавливать, а леса здесь от сих и до…, не, не горизонта, а гораздо, гораздо больше, а потому каторжной работой они будут обеспечены до конца жизни. Надеюсь им скоро будет не до хорового распевания.

Дома меня ждали плачь и вселенское горе. Вот ничего не имел против бурят, бегают по степям с табунами и хрен бы с ними, но ведь они уё… недалекие люди, пробегая по выпасам, вместе с прочей живностью прихватили мою движимую собственность — кобылу Лиску. Вот зачем она им? Это же не бурятская лошадь, ей зимой тепло нужно, овес, она в степи в принципе не выживет, сухой бурьян из-под снега добывать не сможет, значит, на мясо берут, а этого я им простить не могу, тем более и так злой на них без меры. Почему без меры? Ну, так должен же кто-то мне за два лишних дня в монастыре ответить?

Степан в компании еще троих таких же, как и он сам, бедолаг, смотрел в сторону леса, и грыз с досады свой и так не великий ус. Пропал конь, столько времени и сил положил, чтобы воспитать и обучить, и все насмарку. Да и не столько было жаль потраченного времени, сколько на сердце давила пропажа боевого друга, именно друга и никак иначе. Не успел он вывести своего коня с луга, слишком быстро налетел бурятский отряд. Где теперь его искать?

— Десятник сказал, что не пойдут за бурятами вдогон, — подал голос Алексашка, — мол, надо с силами собраться, а потом уже по следу. Думаю бесполезно это все, к тому времени коней в степи разведут, не сыщешь.

— Это да, — вздохнул Остап, — придется мне у дядьки кобылу выпрашивать, старовата она у него, но может этот год еще потянет, а потом все равно коня искать. Без коня совсем худо.

— 'Конечно, худо', - думал Степан, — 'Остап-то это так говорит, как мне ему мыкаться не пришлось'.

Казак повернул голову и посмотрел на запад, облака темной полосой закрывали горизонт, часа через два они придут к Иркутску. К этому времени солнце окончательно покинет небосвод, поэтому ночь обещает быть темной.