Первые цветочки (Бунт)

После полудня слободу облетела новость, забайкальские пожаловали к воеводе требовать жалование, доигрался Савелов.

Казаки сразу собрались на сход чтобы решить — оказывать поддержку забайкальским или постоять в стороне, потому как призывы прибывших на дощаниках казаков иначе как подстрекательством к бунту не назовешь.

— Правильно забайкальские говорят, — разорялся долговязый казак, имеющий сродственников среди бунтующих, — совсем обнаглел воевода, пора с ним по-нашему разобраться.

— А 'по-нашему' это как? — тут же встрял Брага.

— Петлю на шею, да на ворота, — рванул армяк выступающий.

— Это, что же, — прищурился старшИна, — человека царем назначенного без суда казнить? Так, то бунт против власти.

— Сколько можно челобитных писать? Толку все одно нет. Так что за шею оно вернее будет.

— Казаки, — взял слово Брага, хитро улыбаясь, — я тут вот слушаю этого человека и ничего понять не могу. Вроде бы и говорит чего, и даже слова какие глаголет, а понять никак не получается. Вот вы мне поясните, о чем он сейчас нам сказать хочет? Ежели он против власти чего удумал, то должны мы его на правеж в приказ, а коли он байки кажет, то пусть его.

— Точно, — загалдели вокруг люди, посмеиваясь, — никак не разберешь, чего он сказать хочет. То ли ворота с помощью веревки открыть, то ли шею почесать.

Поняв, что казаки не желают вести крамольные речи в круге, долговязый казак отступился, но тут же вышел другой:

— Подумайте о себе, казаки, много ли вам Савелов нынче платил? В этот год он вам вообще ничего платить не будет, по миру пойдете. А так пойдем всем обществом, побоится на пути встать, всё что положено отдаст.

— Так нечего у него там брать, — крикнули из круга, — давно все либо к братским ушло, либо к красноярским. Теперь красноярские тут всем верховодят, у себя всех ясачных повывели и к нам полезли.

— О том и говорим, братцы. Пора воеводе ответ держать.

— Не о том кричишь, — снова встрял Брага, — дошли до нас слухи, что де Антошка Бельский многих с собой поневоле в письменные крепости взял, а еще он хвалился иркутских побить. Что об этом нам скажешь?

— А то и скажу, что никого из иркутских он не тронет, а сказал то в запальчивости.

— Понятно, погорячился значит, — подвел итог казак, — но на первое не ответил.

— По письменной крепости не ведаю ничего, наветы думаю.

Тут уж все задумались, уж слишком нехорошо смотрелась вся эта буза, если учесть подписку забайкальских казаков. Получается, что многие не своей волей сюда приехали, с чужого голоса вынуждены кричать.

— Ну, вот что, — подвел итог Брага, — воеводу мы пока не слышали, поэтому бунтовать причины нет. А и услышим, при таком деле правды от него не добьёшься. И тут еще, пять дней назад наш гонец из Тобольска прибыл, новый воевода в кремль едет, потому думаю подождать надо, а пока пусть крикливые осадят.

На том круг и порешил.

— Чего тебе, — повернулся старый казак к мальцу, который тихонько дожидался, отираясь позади.

— Я на пристани был, речи забайкальских слышал, беда будет — заторопился пацан, — бают, что если иркутские не присоединятся, ночью слободку зорить пойдут, дубинки сучковатые готовят. А еще хотят казаков, что в переговорщики пойдут, живота лишить, мол, предатели.

— Вот оно как, — потемнел лицом Брага, — что все так хотят?

— Да какое там, — махнул рукой малец, — решает все Березовский да Фык, еще десяток поддакивают, остальные чего им скажут, то и делают. Алемасов с дружками отдельно стоят, спорят с каких дворов в слободке начать. А еще слышал, Фык обмолвился, вроде как надо кровью стрельцов казаков повязать.

— Коли так, то плохо дело, — скрежетнул зубами казак, — и вот что, беги к своим, пусть собирают что ценное и в лес, от греха подальше. Слободу-то дай Бог мы обороним, а вот вас никто охранять не будет.

Посмотрев вслед убегающему мальцу, Брага махнул рукой старому казаку ведшему круг:

— Как гости уйдут, собирай старшин, новости есть.

— Надежные?

— Надежные.

Как только сумерки спустились на землю, слобода тихо зашевелилась — из дворов вытаскивали колья, вязали рогатки и перегораживали улицы, и заборы крайних домов тоже срочно укрепляли, мало или чего.

— Шевелись, казаки, — подгонял своих Брага, — надо встретить ночных татей так, чтобы на всю жизнь отвадить. Тише ты, черт безрукий, — ругнулся он на уронившего рогатку казака.

— Идут, — придавленным голосом известил его казак, вынырнувший из темноты, — хоронятся.

— Все, по местам. Замерли. — Скомандовал старший.

Как ни хоронились забайкальские, а тихо у них все-одно не получалось. Да и как оно получится, в темноте, да по незнакомой дороге? То один споткнется, то другой на соседа налетит, а иной раз и вообще кто на ногах не удержится.

— Стой, служивые! Вертайся назад! Нет дальше ходу! — Крикнул Брага.

— Это кто там глотку дерет? — Раздалось в ответ. — Покажись, коль такой смелый.

— Я с тобой долго говорить не буду, только если кто дальше сунется, пусть сам на себя пеняет — шутить не будем.

Вдруг хлопнула тетива лука и рядом с головой Браги пропела стрела. Что ж выбор сделан, долго ждать ответа нападавшим не пришлось, не залп получился, конечно, пищали рявкнули в разнобой, но и этого хватило с избытком. Переть нахрапом неизвестно на кого забайкальские не стали, просто шустро ретировались, и, судя по стонам, не без потерь. Однако пришлые не успокоились и попытались зайти в слободу по другой дороге, но и там их встретил нетеплый прием, о чем все поняли по вновь раздавшейся стрельбе в ночи. На этом вылазка забайкальских закончилась, дошло, что шарахаться ночью по буеракам, в прямом смысле этого слова, для здоровья очень вредно.

Утром служивые пошарили вокруг слободки и серьезно задумались.

— Ну, чего там такого? — Спросил Брага старшИну, придя на вызов посыльного. — Никак забайкальские испугались и назад отправились?

— Не, назад не отправились. А вот, что испугались, то есть, некоторые даже до смерти испугались.

— Не уж-то из пищалей настолько в темноте зацепили? — Удивился казак.

— В том-то и дело что нет, — хмыкнул старшИна, — стрелами троих посекли.

— Стрелами? — Брага в удивлении почесал лоб, сдвинув шапку на затылок. — Ночью?

— Ага, причем так просто не бросили, хоть одежду не тронули, но пояса татей почистили вдумчиво, без спешки.

— Так, так, — в глазах казака мелькнул огонек понимания, — а это не из тех, кто к погорельцам двинул?

— Точно, — подтвердил старшина, — если от нас идти той дорожкой, то аккурат на землянки выйдешь.

— Тогда понятно, — хмыкнул Брага и, оглянувшись назад, не подслушивает ли кто, придвинулся к старшИне, — ты это…, забудь. Посеченных прикопай по-тихому, мол, не было ничего, привиделось.

— Да ты что? — Вскинулся десятник. — А вдруг монголы?

— Не монголы это, — хохотнул казак, — ладно, тебе по секрету скажу, только ты никому. Васька это, малец из горельцев, только он в темноте на слух из лука бьет. А чего он забайкальских завалил? Так это как раз понятно, озоровать они после нашей дружной встречи в землянки наладились. А были бы монголы или наши казаки, так с татей все до последней нитки бы сняли.

— Это точно, — кивнул старшИна, — сняли бы. А Васька чего оплошал?

— Дык брезгует, — тут уж Брага не выдержал и откровенно заржал, — крови ни капли не боится, а одежду с побитых не берет.

— И что? Вот так троих и смог побить?

— А ты на себя прикинь, — приосанился казак, — ночь, вокруг не видно ни зги, и тут откуда-то стрела. Ни кто стрельнул не видно, ни куда бежать.

Десятник зябко повел плечами, до него только сейчас дошло, какое чувство беспомощности испытали побитые:

— А ведь он двоих точно в сердце стрельнул, сразу насмерть, даже не мучились. Не на слух он стрелял, видел, куда стрелу направлял.

— А может быть и видел, — согласился Брага, — но уверен, Васька это. Только Степан, я тебя прошу…

— Понял, сделаю как просил.

Нет, ну что за дурни, ведь сказано же, что ночь проведем в лесу за Идой. И все согласились. И все-таки нашелся один упертый. Догадаетесь кто? Правильно, Фома, так и буду теперь его называть Фома Не верящий. Ведь не хотел я забайкальских убивать, ну пришли они к землянкам, ну пограбили, хотя чего там грабить, все ценное с собой унесли. Так нет, Фома вернулся обратно. Сначала-то ночные тати начали обход землянок, а потом, никого не найдя, со злости стали крушить все подряд, в нашу землянку они попасть не успели, дверь у меня хорошо сделана и просто так, нахрапом ее взломать не получилось. И надо же в тот момент, когда трое погромщиков с помощью своих хилых топориков пытались пробиться внутрь, сосед решил выглянуть наружу и посмотреть от чего такой шум. Темнота не спасла, заметили. Пришлось казачков валить, сначала хотел у землянки, когда они Фому дубьем начали охаживать, но грешен, уж сильно я на этого идиота злой был, подождал, когда казачки стали из него захоронки выбивать. Самое интересное, что у этого куркуля денежки, прикопанные на черный день, были. И после двух ударов сучковатой древесиной по месту, которое чуть пониже хребта, он их сдал. Вот не подонок ли? Жену и детишек, значит, мы откармливаем, а он денежку в захоронки прикапывает. Ну-ну. Пошли всей толпой откапывать, хорошо, что этот придурок захоронку подальше от нашего околотка сделал. Но видимо деньжат там оказалось очень немного, потому как казаки вместо удовлетворения распалились еще больше и резко усилили обработку филейной части идиота, добиваясь от него информации об остальных жителях околотка. Ждать дальше стало опасно, Фома мог такого массажа не вынести. Испытывал ли я муки совести? Нет, это ведь крысы помоечные, обломилось им со слободой, так ведь они пошли к тем, у кого совсем брать нечего, Фома не в счет. Всегда мечтал пару — тройку таких крыс завалить еще в той жизни, и чтобы перед тем как они отправились в мир иной, осознали всю глубину своего падения. Но рисковать не стал, валил сразу наглухо, а то ведь не прибьешь сразу, потом жалеть уже себя придется. Когда факел окончательно погас, прибитых казачков я хорошенько обшмонал, чтобы те деньги, которые сдал Фома, потратить на его же близких, а то ведь эта, самка собаки, как очухается, обязательно сама шарить полезет. 'Работал' без спешки, прощупывая на одежде потаенные места, и совершенно неожиданно набрал восемь рублей. Вот тебе и бедные забайкальские служивые, которым злой воевода не платит жалования. Всегда знал, что такие горлопаны проблем с деньгами не испытывают, просто под шумок грабят честный народ, это ж сколько честного люда, эти гоп-стопы пограбили. Трупы прятать не стал, вот еще напрягаться не по делу, пусть казаки сами решают чего с ними делать, но все оружие прибрал, 'спички детям не игрушка'. Фома так ничего и не понял, только пялился во тьму и пытался хоть что-нибудь разглядеть. Нет, он все-таки клинический идиот. Дядя, тут надо прикинуться ветошью и не отсвечивать, а ты лезешь чуть не в самое пекло, а если бы моем месте оказался кто-то другой?