— Есть там кто-то, — зашептал он ему на ухо, — Васька, правильно сказал, а сколько, на слух пока определить не смог.

— Васька, — тут же позвал казак, — у тебя слух острый, давай на тропу.

— Не, поздно уже, — отбоярился я от высокой чести, стать жертвенной пешкой, — двое ближе к нам подошли, шагов с полсотни, вон кони ушами стригут, и у самого ручья еще сколько-то есть.

Вожак поглядел в небо, луна уже склонилась к горизонту:

— Сейчас не нападут, — уверенно заявил он нам, — будут ждать когда луна сойдет.

Хм, а луна закатится за горизонт через полчаса, значит, эти полчаса у нас есть.

— Пусть Никша готовит пищаль с дробом, — сразу отдал мне приказ Брага, — да при нем останься, он на ухо туговат.

Никша, по моему мнению, не только на ухо туговат, он еще и слеповат, это я понял по тому как он без мой помощи не мог и шагу сделать, совсем в темноте ничего не различает, хотя не так уж и темно. А может быть у него куриная слепота, по весне многие страдают от недостатка витаминов. Кое-как с моей помощью ему удалось зарядить свою пищаль и запалить фитиль. Ну и древность, насколько мне известно, везде уже использовались кремневые замки.

— Васька, подь сюда, — тихо позвал меня Брага, — слышишь чего?

— Да, и вижу тоже. Один там же стоит, из-за ели на нас пытается пялиться, но сомневаюсь, что нас видит — шапку снял, ушами как конь стрижёт. Второго нет, у ручья какая-то возня.

— Ага, — пришел к каким-то своим выводам вожак, — Никшу пристрой за возком против тропинки, как заварушка начнется, пусть пальнет. А сам ко мне назад, здесь твой слух и глаз надобен, а то ничего не разобрать.

Казака с пищалью я, как и приказывали, усадил напротив тропинки и четко фиксировал пищаль, чтобы тот понял куда именно надо стрелять.

Атака последовала чуть раньше, чем скрылась луна, оно и понятно совсем по темну можно было вообще мимо бивака проскочить, к этому времени основная масса нападавших сгруппировалась около двух разведчиков, которые с самого начала наблюдали за нами, ну или думали, что наблюдали. Вот они голубчики, прямо толпой ринулись в нашу сторону, на этот раз кони не подвели и достаточно громко всхрапнули, да и шума от толпы было изрядно.

— Сколько? — Только спросил меня Брага.

— Вроде девять, — ответил я, хватаясь за стрелу

Сначала оглушительно бухнула пищаль, в створ тропинки Никша попал, но это единственное видимое его достижение, как бежали на нас в атаку, так и продолжали бежать, никто не упал. Потом я начал работать стрелами, другие и не думали браться за лук — ничего не видели в темноте. До того как основная масса вступила в ближний бой, тремя стрелами успел попасть только в двоих, но как-то неудачно, вроде бы и ранил, а внешне это никак не проявилось. Хотя для меня это достижение, по движущей цели я еще ни разу не стрелял. Двоих особо резвых ударами сабли срезал Брага, с остальными казаки расправились удивительно легко, просто шагнули из-за прикрытия деревьев и приняли тушки на копья. Все действо заняло не более минуты. Э…, нет, я понимаю, что казак это казак, его с детства учат воевать, поэтому перед простым мужиком он имеет подавляющее преимущество, но на что надеялись нападавшие, ведь их как кутят.

— Пали смолянку. — Скомандовал Брага. Смолянка, это нечто типа факела из пропитанной смолой грубой пеньки, горит долго и ярко. — Идем к ручью.

— Стрелой на свет посекут, — высказал кто-то опасение.

— Правильно, — остановился вожак, — тогда двигаем к реке, чтобы уйти не смогли.

При свете смолянки рассмотрели тех, кто имел счастье с нами связаться. Теперь все стало на свои места, видимо это какая-то местная банда, никакие они не вояки, хотя храбрости им не занимать, ведь ни один не кинулся назад после грохота пищали. Или это не храбрость, а дурость, напасть вот так, ночью, на казаков, у которых служба в крови… Кстати, у одного точно от моей стрелы отравление приключилось, видимо в запарке не заметил смертельного ранения, так и повис на кустах на границе нашего лагеря. Через некоторое время, казаки ушедшие в сторону реки, вернулись к лагерю со стороны ручья и привели двоих разбойников. Привели — это я немного приукрасил, притащили, причем один был явно не в товарном состоянии.

В эту ночь уснуть мне так и не довелось, потому как допрос 'языков' длился до самого утра, а несознательные подследственные боль пыток молча терпеть не умели. Как выяснилось, храбрость разбойников была не естественного происхождения, прежде чем идти на дело, они приняли по чарке настойки. Интересно, чего там в той настойке намешали, что она напрочь мозги отшибает?

Вместо запланированных двух дней у реки мы проторчали четыре, во-первых: после нападения служивый люд решил устроить себе отдых, во-вторых: посетили место дислокации ночных визитеров на предмет материальной компенсации, ну а в-третьих: пришлось заполнять солью еще двое саней из четырех, которые нам любезно предоставила банд группа. Теперь наш обоз состоял из восьми саней, и еще одной навьюченной лошади, ну не могли же казаки не прислушаться к своей жабе, а она у них большая, зеленая, пупырчатая. Даже меня посадили за вожжи. Эксплуататоры.

Добычу делили перед Иркутским острогом, дожидаясь сумерек, негоже было появляться с грузом в слободе днем, и так лишних глаз хватает. По прежнему договору мне полагалась одна двенадцатая с добычи, менять договоренность не стали, вот только от вещей, взятых у бандитов, я отказался. Соли я тоже много брать не хотел, не по соседям же ее раздавать, враз заложат, поэтому порешили, что мне достанется кобыла и три мешка соли, половина одного из них уйдет Никше, за то, что он до лета приютит у себя мое будущее средство производства средств производства. Кстати всю соль тоже пришлось оставить там же, секретность — будь она не ладна. Теперь придется брать соль по мере необходимости 'дабы по недомыслию своему не подвести сродственников', во как, никакого такта у людей, все-таки напомнили мне кто я есть, а если захочу продать, или поделиться с кем, то тоже через Никшу, дабы… Ну, понятно в общем, взяли под жесткий контроль, в будущем двадцать раз подумаю, прежде чем с казаками связываться. Хотя…, ну куда я денусь? Если шире смотреть, то можно сказать, обошлись казаки со мной по-доброму, поделились более чем честно, по их понятиям, естественно, все-таки сирота я… казанская, то есть иркутская. Эх, слезу бы пустил, пожаловался на долю сиротскую, да не стану, потому как пока совсем неплохо получается выруливать.

Вот и дом. Не дом, конечно, но лучше сейчас для меня места нет. Мать как всегда разохалась и пеняла мне, что опоздал на два дня, даже пуд соли, который я притащил из слободы, ее не обрадовали.

— Ну чего ты к сыну пристала, — пришел мне на помощь Асата, — он, поди, с дороги еле ноги волочит. Ему бы помыться да отдохнуть.

— Да, — подтвердил я, — меня надо бы сначала, помыть, накормить, спать уложить, а потом уж и спрашивать.

— Спросишь тебя, спящего, — улыбнулась мать, доставая из печки горшок с парящей водой, и добавляя ее в бадейку, — иди, полью.

Эх, хорошо, с таким удовольствием поел каши, заправленной кедровым маслом, да потом еще похрустел квашеной капустой, м-м-м. Все-таки дошли мои увещевания до матери, обменяли в слободе с пол пуда 'квашенки'. Потом долго рассказывал о нашей поездке, и о том, как казаки шайку разбойников прищучили, и о том, как со мной лошадью поделились…

— Так что, — встрепенулась мать, — теперь у нас и кобыла есть?

— Есть, — подтвердил я, — мне сказали, что четырехлетка. С Никшей из слободы сговорились за пол мешка соли, что до лета у него постоит. По мере нужды можно брать, по виду вроде смирная.

— Ох ты ж, — подергал себя за бороду кузнец, — это ж надо, с одной поездки кобылу взять. Ну, Васька, любит тебя Бог.

Ну, да, любит, бессонницей же меня кто-то в ту ночь наградил, а то была бы мне лошадь… на память вечную.

— Как копье держишь? — Вжик, плеткой по бедру, — Не спи, дальше давай. — И снова, вжик! — Быстрей ногами перебирай, таракан беременный. — Вжик!

Ну, зачем я опять пришел к этому мучителю, всё, это последний раз…. Пора по-тихому сваливать. А про таракана он зря. В Сибири тараканы от западных сильно отличаются, и бегают они как реактивные, причем с кладкой они или нет, особой роли не играет. А отношение к ним здесь весьма своеобразное, даже можно сказать благосклонное, потому как наличие тараканьей живности в доме показатель достатка. Нельзя сказать, что с ними совсем не борются, но, по моему мнению, начинают их изводить, когда совсем уж невмоготу, и от топота армии насекомых не заснуть.

Домой опять приплелся еле живой, такие тренировки меня выматывают в хлам, и что обидно, гоняют меня ничуть не больше чем таких же кая я пацанов. Но им как-то не в тягость по бревнам прыгать да, на коне с копьем вертеться, а у меня все с надрывом, через силу и боль. Ох, моя многострадальная задница, и не поймешь от чего больше болит, то ли от плетки, то ли отбил во время многочисленных падений. Хм, а дома 'сюрпризец', встретили как на похоронах:

— Случилось чего? — Спросил мать, стягивая сапоги.

— Случилось, — подтвердила она мои опасения, — от отца Игнатия послушник приходил. Сказано, чтобы завтра после обедни у главных ворот ждал, вроде как в Вознесенский поедешь, по требованию настоятеля.

Во как. Это с чего я им понадобился? В доброту монастырских как-то не верилось, те еще волки, свой интерес блюдут не хуже нынешнего воеводы, дадут на копейку — стребуют на рубль, даже воевода против церковников пикнуть не смеет. Зачем им полоумный малец? Что-то не клеится, о том и домашним сказал.

— Я так понимаю, — высказал свою мысль Асата, — или кто-то решил заботу о погорельце сироте проявить, и приобщить к вере истиной, или решил на тебя посмотреть, не часто с рождения умом скорбные в разум входят.