ПОСЛЕДНИЙ ГОД ВОЙНЫ
Командировка… домой. Пропущенный штурм. Бои местного значения. Литовский Маресьев. Группа Адомаса не отвечает. Последние акции абвера.
14 января поступил приказ — передислоцироваться! Первый привал сделали в городе Мажейкяй, что на севере Литвы, а после через населенные пункты Седа, Тельшяй, Леплауке прибыли в город Плунге.
20 января я получил указание выехать на грузовой машине штаба дивизии в Вильнюс, отвезти секретный пакет в Совнарком Литовской ССР, после чего мне разрешалось несколько дней погостить в столице республики. Чего греха таить, этой командировкой домой я был очень доволен — в середине декабря 1944 года все мои близкие вернулись из эвакуации в Вильнюс.
К месту назначения добрались благополучно, сдал пакет в Совнарком. Впечатлений сразу набралось уйма: встреча с родными, товарищами, знакомыми, из которых многих не видел всю войну. О некоторых долгое время вообще ничего не знали. Выяснилось, что они дрались с фашистами в партизанских отрядах.
Навестил своего бывшего начальника, Народного комиссара внутренних дел Литовской ССР генерал-майора Ю. Барташюнаса. Обняв меня по-отечески, он подробно расспросил о каждом работнике отдела, не позабыл поинтересоваться житьем красноармейцев взвода охраны, называл бойцов по фамилиям, именам — всех помнил! Наша затянувшаяся беседа то и дело прерывалась телефонными звонками, входившими в кабинет по неотложным делам офицерами комиссариата. Я воочию убедился, какая тяжелая ноша легла на плечи нашего Юозаса Марциановича. Не желая злоупотреблять его временем, несколько раз порывался встать и распрощаться, но генерал не отпускал.
— Ну как, черновики по-прежнему большими буквами на старых газетах пишешь? — поинтересовался нарком.
— Что поделаешь, бумаги нет. Приходится.
Генерал улыбнулся, вызвал к себе работника хозчасти комиссариата и распорядился выделить для контрразведки литовской дивизии рулон немецкой трофейной бумаги, а для работников отдела кое-какие гостинцы — несколько бутылок вина и разных лакомств из тех же трофейных запасов.
— Вернешься на передовую не с пустыми руками и от всех нас передашь вещественный привет друзьям-фронтовикам, — сказал на прощание Барташюнас.
28 января под вечер прибежал сосед:
— Включите радио!
Торжественный голос Левитана звучал в эфире:
— «Войска 1-го Прибалтийского фронта, перейдя в наступление, сегодня, 28 января, овладели литовским городом Клайпеда (Мемель) — важным портом и сильным опорным пунктом обороны немцев на побережье Балтийского моря, завершив тем самым полное очищение Советской Литвы от немецких захватчиков…»
В числе соединений, отличившихся в боях за освобождение Клайпеды, упоминались войска генерал-майора Урбшаса, которые представлялись к присвоению наименования «Клайпедские».
В 22 часа мы с волнением слушали, как столица нашей Родины Москва «от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Прибалтийского фронта, овладевшим городом Клайпеда и завершившим полное очищение Советской Литвы от немцев, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий».
3 февраля мне посчастливилось участвовать в торжественном собрании, посвященном полному освобождению литовской земли. Представители общественности города и частей Красной Армии собрались в празднично убранном театре. В президиуме собрания — представитель Центрального Комитета ВКП(б) М. Суслов, товарищи А. Снечкус, Ю. Палецкис, М. Гядвилас, К. Прейкшас, М. Шумаускас и другие руководящие партийные и советские работники, члены правительства республики. Собрание открыл Ю. Палецкис. С докладом выступил М. Гядвилас. Герой Советского Союза, бывший воин 16-й литовской стрелковой дивизии В. Бернотенас поздравил воинские соединения, участвовавшие в освобождении Литвы. Выступил также представитель 16-й литовской Краснознаменной Клайпедской стрелковой дивизии подполковник А. Мичюда.
Во время концерта, данного после торжественной части, раздались орудийные залпы. Это гремел в столице республики салют в честь славной освободительницы — Красной Армии.
На обратном пути в соединение заглянул в Каунас. Впервые после начала войны приехал в город, где прошли мое детство, юношеские годы, где каждая улочка, каждый проулок мне были до боли знакомы.
Каунас внешне мало пострадал от боев. Увидел разрушенную электростанцию, несколько домов. Но странное дело, ходил по центральным улицам, по переулкам старой части города, и меня охватывало совершенно неожиданное чувство — чужой город! Дома те же, но ни одного знакомого лица!..
Заглянул в горисполком. В коридоре встретил бывшего воина дивизии — Бенюса Руткаускаса. С удовлетворением узнал, что он является председателем исполкома горсовета. Расспросил у него о своих друзьях, живущих в Каунасе. Навестил товарищей по совместной подпольной работе — Лейбу Соломинаса и его супругу Любу, которая в начале тридцатых годов была моей пионервожатой. В дивизии она воевала санинструктором, спасла жизнь многим красноармейцам, а сама получила тяжелое ранение и осталась инвалидом. Соломинас принимал активное участие в партизанской войне на оккупированной гитлеровцами территории республики.
Хотелось разузнать о бывшей сотруднице нашего отдела Елене Гайдамаускене, которая в 1944 году была откомандирована из дивизии для пополнения республиканских кадров. Разыскал ее родителей в деревне Амаляй вблизи Каунаса, от которых узнал, что Елена в Вильнюсе. Ее отец Юргис Борисявичюс сразу меня не отпустил — у нас завязалась задушевная беседа. В годы оккупации на его долю выпало немало лишений — приходилось скрываться, спасать младшую дочь от угона на каторжные работы в Германию, стараться как-то умерить любопытство кое-кого из соседей, распространяя версию, что старшая дочь — Елена учительствует в одной из деревень в Вильнюсском крае. Рассказал мне, как гитлеровцы истребляли советских солдат в наспех оборудованном в VI форте около Пятрашюная — тогдашнего предместья Каунаса — лагере для военнопленных. Огороженные колючей проволокой, пленные жили в страшных условиях — большинство под открытым небом, а те, кому повезло, — в неотапливаемых, темных и сырых казематах форта. От холода, голода и болезней там погибли сотни и сотни людей. Жители Пятрашюная и окрестных деревень, хотя сами бедствовали, все-таки пытались тайком помогать пленным кто чем мог. Иногда удавалось незаметно для часовых перебросить через колючие заграждения буханку хлеба, картофель или еще что-нибудь из съестного. Одного подростка, попытавшегося передать пленному через ограду ломоть хлеба, часовой застрелил на месте. Зимой окоченевшие тела замученных людей, уложенные на подводах в штабеля, как дрова, подвозили к ямам, вырытым на территории форта, сбрасывали их туда и засыпали землей. Сколько в лагере было умерщвлено советских военнопленных, никто точно не знал, но таких жертв насчитывались тысячи.
В послевоенные годы комиссия по расследованию преступлений гитлеровцев установила по сохранившимся документам администрации лагеря, что на территории VI форта было захоронено около 35 000 советских военнопленных…
Из рассказов товарищей, а также появившихся впоследствии публикаций мне теперь стали хорошо известны многие подробности боев за Клайпеду, в которых, увы, из-за командировки в Вильнюс не довелось участвовать.
Операция по освобождению Клайпеды являлась составной частью январского наступления Советских Вооруженных Сил, развернувшегося от Балтийского моря до Карпатских гор.
Освобождение Клайпеды было сопряжено с большими трудностями. Еще в 1939–1941 годах, то есть после захвата гитлеровской Германией Клайпеды и Клайпедского края, оккупанты вокруг города-порта создали разветвленную систему фортов крепостного типа. Железобетонные доты, несколько линий траншей с хорошо оборудованными ходами сообщения, минные поля, проволочные заграждения в 2–3 ряда и другие оборонительные сооружения на подступах к городу являлись серьезным препятствием для наступающих войск. В самой Клайпеде дома были превращены в опорные пункты с гнездами для пулеметов и орудий разного калибра. На улицах гитлеровцы устроили завалы, баррикады.
Теперь достоверно известно, что по состоянию на 25 января 1945 года в составе клайпедской группировки немцев насчитывалось 17 300 штыков, 340 орудий и минометов, 22 танка, много другой военной техники.
Соединения 4-й ударной армии начали наступление утром 27 января, а в 14 часов в операцию включилась 16-я литовская стрелковая дивизия. В первом эшелоне дивизии наступали 156-й стрелковый полк, которым командовал подполковник В. Луня, и 249-й стрелковый полк полковника Ф. К. Лысенко. 167-й стрелковый полк подполковника И. Баранова находился во втором эшелоне. Несмотря на сильный пулеметный и артиллерийский огонь противника, на контратаки его пехоты, поддержанной танками, наши соединения занимали одну линию обороны гитлеровцев за другой. В 3 часа ночи 28 января 1-й стрелковый батальон 249-го стрелкового полка нашей дивизии первым ворвался в город. Для наращивания силы удара генерал-майор А. Урбшас ввел в бой из второго эшелона 167-й стрелковый полк. В 5 часов 30 минут к Куршскому заливу вышел батальон майора Гладкова из этого полка, а в 8 часов 30 минут части армии полностью освободили Клайпеду от гитлеровской нечисти.
В тот же день, 28 февраля, в еще дышавший порохом и гарью город прибыли секретарь ЦК Компартии Литвы А. Снечкус и заместитель Председателя Совнаркома республики М. Шумаускас. Их встретил и рапортовал об освобождении Клайпеды командир дивизии генерал-майор А. Урбшас.