— В общем там, — сказал он наконец и пододвинул ближе к себе зачетную книжку Семена. — Троечку я вам поставлю. Среднеарифметическую.
Несколько секунд экскаваторщик колебался, следя за тем, как преподаватель вытирает промокашкой кончик пера авторучки. И вдруг молнией сверкнула мысль: «Неужели плата за то, Что я мальчишку развлекал?»
Вздохнув и внутренне собравшись, он произнес тихо:
— Отдайте, пожалуйста.
Он даже начинал испытывать неприязнь к этому человеку, сидящему за широким двухтумбовым столом. Начинал испытывать неприязнь потому, что чувствовал: его жалеют и потому снисходительны.
— Что? — не расслышал Давид Исаевич.
— Зачетку верните.
— Иероглифы нарисую, распишусь, получите ее целехонькую.
— Не стою я тройки. Не заработал. А милостыни мне не надо, Давид Исаевич.
Семен ловко, почти неуловимым движением крепкой руки схватил зачетную книжку, пихнул в карман пиджака, поднялся. Он хотел сказать еще что-то вроде того, что больше всего на свете не терпит жалости к себе, что он не беспомощный петушок, в нем что-то все-таки от отца осталось. Но вместо этого лишь хрипло проговорил:
— На второй заход — когда?
— В любое время, — с облегчением отозвался Давид Исаевич.
Он смотрел вслед уходящему парню и думал: «Все правильно. Будет инженером. А я старею, становлюсь сентиментальным».
Семен бесшумно прикрыл за собой дверь. «Ушел на цыпочках», — решил было Давид Исаевич. Но через некоторое время из коридора до него донеслись гулкие, твердые шаги экскаваторщика. И он отчего-то тяжело вздохнул.