ОРАНЖЕВЫЙ ЗМЕЙ

Ах, оранжевый змей, кто может его позабыть?!

Он печально повис на проводах, все его лучинки изломаны, трещотка разорвана. Всем своим видом он так и напоминал огромный осенний лист, напоминал рубашку убогого, обездоленного человека, напоминал паруса корабля, который поплыл далеко-далеко, но никуда уже не доплывет.

Ах, оранжевый змей, кто может его позабыть?!

Он хотел улететь под самое небо, он должен был долететь туда, и все мы этого хотели, мы пожелали ему доброго пути, но полет не удался. Он взлетел на несколько метров, и конец. То ли ему не повезло, то ли с ним что-то сделалось — он вдруг повис на телефонных проводах и там остался.

Прискорбный случай! Все настроение испорчено. Выйдешь на улицу, посмотришь вверх, увидишь змея на проводах — и все настроение испорчено.

Дуку не стал почему-то сыпать хлебные крошки на балкон, и, когда прилетели воробей с воробьихой, они не знали, в чем тут дело: подумали, что мальчик заболел или его нет дома, подумали, что мальчик забыл про них, мало ли что могли подумать воробей с воробьихой — два сереньких, встрепанных, озябших комочка…

Мария взялась делать прическу кукле Фырлифус, но расческа запуталась в зеленых свалявшихся кудрях Фырлифус. Мария рванула расческу вместе с волосами — расческа сломалась, все волосы выдрались. Бедная Фырлифус и так-то не была красавицей: нос у нее облупился, одно ухо было оторвано, из колена сыпались опилки, а теперь, в довершение всех бед, она еще облысела.

Родика, дочь дяди Мирчи, того самого, который в вышину двенадцать километров с хвостиком, не захотела пить молоко. Бабушка сказала ей: «Нет, выпьешь!», а она ответила: «Нет, не выпью!», и опять ей что-то сказала бабушка, и опять что-то ответила Родика, и поднялся такой тарарам, что дядя Мирча, тот самый, который в вышину двенадцать километров с хвостиком, еле угомонил их.

Когда настал вечер, ни Дуку, ни Мария, ни Родика не могли объяснить, почему и как все получилось.

Дуку считал, что он разучился быть добрым, может ведь так случиться, что добрый человек вдруг перестает быть добрым, может ведь так случиться, что мальчик, каждое утро сыпавший хлебные крошки на балкон для воробья с воробьихой, вдруг позабыл это сделать. Ему это не нравилось, вовсе не нравилось, ну разве так можно?

Мария считала, что она выдрала волосы у Фырлифус по той причине, что кроме нее есть и другая кукла, новая. А если появилась новая кукла, может ведь так случиться, что девочка сразу же разлюбила свою старую куклу и даже выдрала у нее волосы. Марии это не нравилось, вовсе не нравилось, ну разве так можно?

Родика считала, что она поругалась с бабушкой по той простой причине, что может ведь настать такой день, когда внучата не хотят больше слушаться бабушку и дедушку. А из-за этого бабушка и дедушка делаются грустными-грустными, такими маленькими-маленькими, что от них уже ничего не остается, только одна грусть. И ей это не нравилось, вовсе не нравилось, ну разве так можно?

Неправда! Неправда! Неправда!

Дело было не так.

Дело было вот как: когда они вышли на улицу — и Дуку, и Мария, и Родика, — они увидели оранжевого змея, который хотел улететь под самое небо, и все мы этого хотели, мы пожелали ему доброго пути, но полет не удался. То ли ему не повезло, то ли с ним что-то сделалось — он повис на телефонных проводах и там остался.

И хотя речь идет о змее, простом оранжевом змее, все равно такой случай испортит тебе настроение.