Я снова стою, положив руки на край забора, и смотрю, как Александра едет. Я никогда не увлекался верховой ездой — владение лошадьми — не совсем дешёвое занятие, и у моей семьи определённо нет денег на лошадей, но, наблюдая за девушкой, я вижу в этом привлекательность. Когда она заканчивает, принцесса спешивается и гладит лошадь по голове, воркуя с ним мягким, успокаивающим голосом, который сильно отличается от её обычной саркастической персоны. Она уводит его с манежа, и я иду с ней и лошадью обратно в конюшню.

— Как давно ты ездишь верхом? — спрашиваю её я.

— О Боже, с тех пор, как я научилась ходить, — отвечает она. — Сколько себя помню. Моя мама выросла на лошадях. Она научила меня ездить. Рудольф тоже учил меня ездить верхом — он здесь уже целую вечность. Но это было то, что мы с мамой делали вместе, когда я была ребёнком. После её смерти я некоторое время не приходила сюда.

— Рудольф сказал, что после этого твой отец купил тебе Аполлона.

Она обнимает коня за шею.

— Да, он снова посадил меня в седло.

Рудольф идёт к нам через конюшню, но Александра отмахивается.

— Я его почищу, — говорит она. — Я давно его не видела. Кроме того, уверена, что у тебя есть дела поважнее.

Рудольф переводит взгляд с меня на неё.

— Да, Ваше Высочество. Я с радостью исчезну.

— Думаю, Рудольф думает, что между нами что-то происходит, — говорю я ей после его ухода.

Принцесса Александра кивает, румянец заливает её щеки. Она снимает шлем и вешает его на крючок на стене. Убрав волосы с лица, она смотрит на меня.

— О? — пробормотала она, прежде чем нырнуть в стойло и снять с лошади седло. Она вешает его и начинает чистить Аполлона, который, кажется, более чем доволен, тем, что стоит рядом с ней.

Но принцесса не отвечает на вопрос.

Закончив, она моет руки в раковине рядом со стойлом.

— Он ошибается, принцесса? — повторяю я вопрос.

Алекс смотрит на меня, стоя рядом.

— Очевидно, вчера в бассейне что-то произошло.

— Да, что-то, определённо, произошло.

Её лицо раскраснелось от верховой езды, а румянец на щеках становится неотразимо сексуальным.

— Это не значит, что между нами что-то происходит, — настаивает она.

— Нет? — спрашиваю. Я не могу сдержать раздражения в голосе. Почему меня так беспокоит то, что она ведёт себя так беспечно?

Она стискивает зубы.

— Совершенно верно.

— Жаль, — говорю я ей.

— Почему это?

— Ну, потому что, если что-то случилось — в прошлом — и не происходит — в настоящем — тогда я не могу сказать тебе, что я хотел бы сделать с тобой прямо сейчас.

Девушка проводит языком по нижней губе, не сводя с меня глаз.

— Вчера определённо что-то случилось. В прошлом.

— Да. Ты трогала себя после того, как я специально сказал тебе не делать этого.

— Насколько я помню, ты выглядел более чем счастливым, наблюдая за мной.

То, что произошло вчера, свежо в моей памяти. На самом деле, я не мог выбросить эту картину из головы всю ночь — Александра, голая на шезлонге с раздвинутыми бёдрами и голой блестящей киской, её пальцы скользили внутрь и наружу, когда она трахала себя прямо передо мной.

Ни одна женщина никогда не делала такого передо мной, и я никогда в моей жизни не видел ничего более горячего, чем это.

— Я думаю, что тот факт, что я кончил на твои идеальные маленькие сиськи, был доказательством того, как я был счастлив смотреть, как ты это делаешь.

Она краснеет.

— Много улик.

— Ты думала об этом после бассейна? — интересуюсь я, мой голос низкий. — Ты трогала себя прошлой ночью, думая об этом?

— Нет, — шепчет она. Но её щёки краснеют ещё сильнее, как бывает, только, когда она лжёт.

Скользнув пальцами под её подбородок, я наклоняю голову Александры к себе. Её губы — сочные, розовые и неотразимые — раскрываются, и это пытка не прижать мои к ним. Моя другая рука скользит вниз по её талии к бёдрам, и я притягиваю девушку к себе.

— Лгунья, — шепчу я. — Ты сейчас мокрая, думая об этом?

— Нет, — говорит она вызывающе.

— Значит, если я проведу рукой вот здесь, — говорю я, просовывая пальцы между её ног, по ткани брюк для верховой езды, — я не обнаружу, что ты хоть немного влажная для меня?

Она закусывает губу.

— Лгать — такая плохая привычка, — тихо говорю я, расстёгивая пуговицу на брюках принцессы. — Ты не согласна?

Она лукаво улыбается.

— Возможно.

— Ты как будто пытаешься проверить меня. — Я расстёгиваю её брюки, но дальше не продвигаюсь.

— С какой стати мне это делать, Джеймс? — шепчет Александра.

— Я не уверен, принцесса. — Я провожу пальцами по её штанам и между ног, вызывая громкий вздох, когда нахожу клитор. — Ты как будто хочешь, чтобы я тебя наказал.

Её руки поднимаются к моим рукам, и она сжимает мои бицепсы, чтобы удержаться в вертикальном положении, издавая тихий стон.

— Зачем мне это делать, Джеймс?

— Потому что порка в библиотеке была настолько хороша, что ты хочешь большего, — рассуждаю я.

— Ты очень высокого мнения о себе, — парирует девушка.

Я убираю пальцы у неё между ног, и она разочарованно всхлипывает.

— Это ты привела меня сюда, — говорю я ей, просовывая руки под её бёдра и поднимая девушку. Я переношу её в центр конюшни и ставлю на землю, выглядывая в открытое окно, чтобы убедиться, что поблизости нет других машин или конюхов. Там просто холмы, тянущиеся до самой летней резиденции вдалеке. Я начинаю ходить вокруг конюшни, закрывая окна. — Ты привела меня в конюшню. Туда, где много верёвок.

— Прошу прощения? — спрашивает Алекс.

Я подхожу к входной двери и закрываю её на большой деревянный засов, прежде чем вернуться к принцессе. Она прислонилась спиной к стене, скрестив руки на груди, и выглядит удивлённой. — Ты только что обезопасил конюшню?

— Что-то вроде того, — отвечаю. Я стою там, мои глаза скользят вдоль её тела, осматривая каждый дюйм. — Что же мне теперь с тобой сделать, принцесса?