День 8

31 января 1942 года

Река Эбола

Я проснулся с первыми рассветными лучами, подсознательно отметив, что звук двигателя изменился, а плеск колёсных лопастей неожиданно прекратился. Первая моя мысль была о новой утечке в котле; я вскочил как подброшенный пружиной и, ещё не проснувшись окончательно, бросился в рубку.

Верховен стоял у штурвала, вцепившись в него обеими руками и не сводя глаз с реки.

— Что случилось? — спросил я в тревоге.

Он указал вперёд, и тогда я разглядел менее чем в сотне метров от нас несколько десятков огромных чёрных глыб, заполонивших все русло реки, так что пробраться между ними не было никакой возможности.

Но тут одна из глыб неожиданно зашевелилась, и из воды вынырнула огромная голова, повернувшись в нашу сторону. Поглядев на нас, она красноречиво разинула необъятную пасть, показав устрашающие клыки размером с руку. Намёк был более чем ясным.

— Бегемоты, — сказал Верховен и тут же пояснил, хоть в этом и не было необходимости: — Плеск колеса приводит их в ярость. Если они ударят по колесу или даже просто навалятся, то могут сломать.

В эту минуту в рубке появились Кармен, Хажденс и Джек — как и я, встревоженные и полусонные.

Если бы мы попытались пройти на полном ходу сквозь эту массу громадных мускулистых туш, вооружённых клыками и обезумевших от ярости, они могли бы серьёзно повредить судно, а потому Верховен сбавил ход до минимума. Со скоростью чуть большей одного узла мы приблизились к компактной группе бегемотов; они с любопытством косились на нас и порой угрожающе разевали пасти, но в целом им, похоже, не было до нас особого дела.

Столпившись на носу с баграми и лагами, мы легонько похлопывали по спинам ближайших бегемотов, чтобы заставить их посторониться, словно пассажиров автобуса, чтобы те подвинулись и пропустили к выходу.

К счастью, большая часть огромных животных реагировала именно так, как мы и ожидали: отплывали в сторонку, недовольно фыркая и поводя ушами.

Проблема возникла, когда мы столкнулись с огромным самцом — очевидно, вожаком стада и хозяином реки, который ясно дал понять, что не намерен уступать дорогу всяким там выскочкам-чужакам. А потому, вместо того, чтобы отступить, этот левиафан в несколько тонн весом поднял над водой огромную голову, вынырнув её почти на метр, распахнул челюсти и вцепился клыками в борт, откусив изрядный кусок палубы.

Хадженсу пришлось отскочить, чтобы бегемот не отхватил ему левую ногу в качестве сувенира, а пароход содрогнулся и накренился под колоссальным натиском. Боюсь, даже если бы мы налетели на скалу, удар не был бы столь сокрушительным.

— Не подпускайте его к колесу! — крикнул Верховен, высунувшись из рубки и указывая на огромного бегемота.

Я бросился на вторую палубу, ворвался в рулевую рубку, схватил винтовку «Мартини-Генри» и снова помчался вниз, где перегнулся через борт в поисках гигантского животного.

В действительности я не верил, что несколько пуль причинят большой урон этой громаде размером с грузовик, но рассчитывал, что они отгонят его подальше, и мне не придётся его убивать. Так стрельба солью отгоняет прочь быка, ступившего за ограду. Правда, этот зверь был в восемь раз тяжелее быка, имел легендарно скверный нрав и мог с лёгкостью перекусить каноэ пополам.

Внезапно бегемот погрузился в воду, и я уже было решил, что он вполне удовольствовался откушенным куском палубы; однако, когда я уже собрался отложить оружие, гигантская голова вновь появилась над водой, поднявшись почти на уровень моего лица. Эта голова напомнила мне рубку подводной лодки, внезапно всплывшую посреди океана в водоворотах пены.

Я даже представить себе не мог, что столь громоздкое существо способно так высоко прыгать! Ему, однако, удалось поставить на палубу толстенную переднюю ногу, и теперь он пытался поставить вторую. Эта чёртова тварь хотела взобраться на пароход!

Не колеблясь больше ни секунды, я приставил дуло винтовки к его лбу и нажал на спуск.

Но ничего не произошло.

Старая верная винтовка, как назло, именно сейчас решила проявить характер.

Я глупо уставился на винтовку, словно ожидая от неё ответа, и тут зверю наконец удалось поставить на палубу вторую ногу. Под его огромным весом пароход накренился, грозя перевернуться.

Палуба перекосилась, и стоявшие у борта ящики один за другим попадали в воду.

Со стороны носа послышался чей-то крик.

Я слышал рёв Верховена, отдающего какие-то беспорядочные приказы; потом что-то ударило меня сзади, сбив с ног и тут же соскользнув в воду. Я тоже покатился по наклонной палубе, как с горки — туда, где меня поджидал бегемот с распахнутой пастью.

Я тщетно пытался найти, за что ухватиться, проклиная безупречно надраенную палубу из дерева окуме.

Я не помню, кричал ли я тогда — хотя Джек с ехидной усмешкой уверяет, что кричал, да ещё как громко! — но, когда мои ноги оказались на расстоянии ладони от грозных клыков, справа появилась чья-то неясная фигура, вооружённая палкой. Мой спаситель набросился на бегемота и ударил его палкой по морде с такой силой, что посрамил бы любого самурая.

В ответ бегемот возмущённо фыркнул и, позабыв о своём намерении взобраться на пароход, отпрянул и вновь погрузился в реку.

«Король буров» резко выпрямился. По-прежнему лёжа на палубе, я увидел, что надо мной стоит Кармен с распущенными волосами, беспорядочно спадающими на лицо, все ещё сжимает в руке сломанную пополам парку, которым только что ударила бегемота, и смотрит на меня со смесью высокомерия и дикого веселья.

Она спасла мне жизнь, и я не сомневаюсь, что рано или поздно она мне это припомнит.

После нападения Бегги — так Джек окрестил эту тварь — до самого полудня плавание продолжалось без происшествий. Мы лишились почти всех запасов продовольствия и большей части топлива: то и другое попадало в воду, когда пароход накренился. Мы решили, что, если не повезёт с рыбалкой, будем делать остановки и охотиться, чего мне, откровенно говоря, совсем не хотелось. Хотя дров у нас осталось самое большее на два часа, Верховен сообщил, что плыть уже не так долго, совсем скоро мы пересечём границу Торгового Объединения Верхнего Конго. Конечно, там нас тоже никто не ждёт, но, быть может, удастся пополнить запас дров. По крайней мере, там никто не станет предъявлять претензий, если мы будем несколько часов рубить дрова в джунглях.

Перед полуднем я встал к штурвалу, сменив Хадженса, и вскоре увидел вдали нечто такое, что сперва показалось обычным причалом на правом берегу реки. Я дёрнул за пароходный гудок, чтобы сообщить об увиденным и предупредить о нашем прибытии обитателей этой торговой станции.

Через несколько секунд все, кто остался на судне, сгрудились на носу. Нам не нужны были новые сюрпризы ни с туземцами, ни с кем-либо ещё.

Когда мы приблизились к причалу, Верховен сменил меня у штурвала и сбавил скорость до минимума, стараясь подойти к берегу как можно осторожнее.

В скором времени нашим глазам предстало именно то, чего мы больше всего боялись. Полученные ещё в Леопольдвиле сведения об исчезновении целых отрядов, как и вчерашнее нападение туземцев, заставили нас прийти к выводу, что мы не встретим в этих местах ни одного белого человека, и когда мы встали у причала напротив здания торгового поста и приготовились швартоваться, худшие опасения лишь подтвердились.

Большой дом, совмещающий функции жилища и конторы, превратился в груду брёвен, словно его разрушил пронёсшийся ураган, взорвавшаяся поблизости бомба или удар разъярённого великана. Уцелело лишь несколько опор и, как ни странно, дверной косяк с по-прежнему запертой дверью.

Джек высказал предположение, что, возможно, дом разрушило стадо бегемотов: тварям, весящим добрых четыре тонны, это ничего бы не стоило.

Как знать, быть может, он и прав. Я и сам не мог найти другого объяснения этим разрушениям: из всех построек невредимой осталась лишь хлипкий столб на берегу, на нем развевались потрёпанные и полинявшие останки голубого флага с жёлтой звездой в центре.

Кармен указала на два десятка кольев вокруг дома, и спросила, для чего они нужны и что это за странные чёрные шары венчают некоторые из них.

Я посмотрел в бинокль Верховена, захваченный из рубки, чтобы получше рассмотреть странные объекты. Увидев, что это, я повернулся к Верховену, который как раз начал швартоваться, и крикнул, что надо как можно скорее уносить отсюда ноги.

Бур посмотрел в указанном направлении и, увидев представшую моим глазам картину, тут же увеличил скорость и повёл пароход прочь от берега.

Остальные трое, удивлённые моей реакцией, тут же принялись расспрашивать, что же я такое увидел.

Поначалу я не хотел отвечать, поскольку сам отказывался в это верить, но в конце концов все же сдался.

— Головы, — ответил я. — Отрубленные человеческие головы, насаженные на колья.

Все были потрясены. Они очень долго пытались понять, кто и почему совершил столь ужасное злодеяние. Я и сам не в силах этого понять и даже представить.

Позже Верховен объяснил, что это могло быть как местью какого-то враждебного племени, так и дисциплинарной мерой — он так и сказал: «дисциплинарной»! — со стороны главы торговой миссии. Судя по его безразличному тону, я понял, что он и сам сторонник подобных «мер»; во всяком случае, не видит в них ничего особенного.

И вот теперь мы продвигаемся по богом забытым местам, загадочным и зловещим, жутким и влекущим одновременно. Это воистину страна кошмаров, абсурдная и непостижимая, как самый ужасный сон, единственным выходом из которой является эта река. Эта страна похожа на те аттракционы, где голова огромного монстра из папье-маше приглашает войти в заколдованный замок, полный неведомых ужасов, и мы, словно любопытные дети, послушно входим, охваченные ужасом и жаждой приключений.