Как это не похоже на обаятельную Адель из романа Ценского!

Безусловно, Сергеев-Ценский сильно приукрасил, внутренне обогатил и облагородил Адель де Гелль, чтобы она получила моральное право на встречу с Лермонтовым, чтобы поэт мог влюбиться в нее.

Но какое противоречие! В стихах, в описании путешествий Адель целомудренна, пристойна, умна; в письмах и записках — развратна, садистична, и не слишком-то ее ум и фантазия приподнимаются над будуарной сплетней и таинствами любовных похождений.

И все же картины развращенной Франции, живущей девизом «Обогащайтесь!», пресыщенной помещичьей Руси, быта и нравов дворцов, салонов, усадеб настолько сочны, написаны так откровенно, что письма и записки звучат как сильнейший обличительный документ. Издатели так и охарактеризовали его в предисловии:

«При всем отвращении, которое вызывает автор, записки ее (Оммер де Гелль. — Ред.) надо признать замечательным документом эпохи. Чтение этой книги благодаря откровенному цинизму Ом-мер де Гелль создает у читателя впечатление, равное по силе лучшим романам, посвященным разоблачению Июльской монархии во Франции и николаевской эпохи в России. Никто из врагов французской плутократии и самодержавной, крепостнической России не мог бы придумать лучшей иллюстрации к своим утверждениям, чем эти записки».

Как же случилось, что несколько писем Оммер де Гелль попали в «Русский архив», а затем уже полная коллекция их вместе с записками была впервые опубликована в Советском Союзе? Опубликована спустя много лет и после смерти автора и после первых изданий ее писем в конце прошлого столетия? Где они хранились, кем и когда найдены?

На эти вопросы издатели ответить не могли. Очень скупо они сообщают, что подлинников французских писем и записок не сохранилось. За исключением одного листка бездатной дневниковой записи, сделанной черными чернилами с многочисленными поправками. Коллекция переводов писем хранилась в архиве князей Вяземских, находившемся в подмосковном имении графа С. Д. Шереметьева — Михайловском. В 1921 году этот архив был передан в Центрархив, где письма и записки и обнаружил известный знаток мемуаристики, историк литературы П. Е. Щеголев.

Две большие тетради плотной бумаги, исписанные синими чернилами, со множеством вставок, зачеркнутых строк и просто белых мест. Как утверждают издатели, или сам князь П. П. Вяземский, или кто-то по его поручению сделал черновой перевод писем и записок Оммер де Гелль. Но именно черновой, так как эти письма грешат в отношении стилистики, носят явные следы недоделок, неоконченного перевода.

Где раздобыл письма и записки князь П. П. Вяземский? Неизвестно. В приложении к письмам имеется заявление какой-то Марьи Павловой — крепостной, француженки, которая «в отместку за издевательства над ней» якобы похитила рукопись у самой Адели.

Заявление Павловой очень подозрительно, во всяком случае, издатели не захотели на его основании делать какие-либо выводы. Тем не менее они выразили уверенность, что «подлинность публикуемого материала не вызывает сомнения».

Но когда П. П. Вяземский еще в 1887 году опубликовал несколько писем Оммер де Гелль в «Русском архиве», то у родственницы Михаила Юрьевича — Эмилии Шан-Гирей некоторые факты, сообщаемые Аделью, вызвали не только сомнения, но и возражения. «Положительно могу сказать, что все написанное ею (Оммер де Гелль. — Ред.) по поводу девицы Ребровой есть чистая выдумка. Я современница Нины Алексеевны, тогда уже не Ребровой, а Юрьевой, была с ней знакома в продолжении многих лет, она… в 40-м году была уже мать семейства».

Опротестовала Шан-Гирей и описание бала, на котором якобы присутствовал Лермонтов, Но это был слабый протест, и не случайно издатель «Русского архива» Бартенев не обратил на него внимания, переслав письмо Шан-Гирей Вяземскому. Но князь внезапно испугался. Он молит Бартенева вместо имен собственных проставить звездочки, просит пожалеть его старость и его подагру, всячески поносит де Геллей за их вранье и впредь отказывается печатать письма Адели.

Через год после этого Вяземский скончался в состоянии старческого маразма, распада сознания. Умерли и опровергатели. «Письма» Оммер де Гелль пылились в имении внука князя. Французские стихи Лермонтова, посвященные Оммер де Гелль, перевели на русский, даже в нескольких вариантах, и они прочно вошли в тексты Полного собрания сочинений поэта.

В мае 1934 года — сенсация: Адель Оммер де Гелль никогда не встречалась с Лермонтовым и не могла встретиться!

И невольное подозрение: а может быть, это пуританствующие филистеры и моралисты из академических кругов хотят окропить елеем жизнь Лермонтова и после смерти поэта уберечь его от порочащих встреч? Что же, и такое в науке бывало.

Но нет, дело не в моралистах. Дело в архивах, в документах. Это они против встреч Лермонтова с Аделью.

И все началось даже не с Лермонтова, а с А. И. Тургенева.

14 ноября 1833 года Адель веселилась в интимном кругу, собравшемся в парижском доме князя Тюфякина. И среди гостей, по ее словам, «…был крайне привязчивый старик с отвислой губой, Александр Тургенев. Ему только пятьдесят лет. Он очень умен и занимается разысканиями в наших архивах. Поздравляю его и желаю ему много счастья, а меня бы оставил в покое».

Но Александр Иванович и не собирался беспокоить веселящуюся гризетку. 13 ноября 1833 года он выбрался из Болоньи и 14 ноября вдыхал чудесный воздух на высотах Апеннинских гор. И здесь не может быть никакой ошибки, именно этими датами помечены пространные, подробнейшие письма А. И. Тургенева к П. П. Вяземскому и Аржевитинову.

Что-то напутала Адель. А может быть, она напутала и в описании своих встреч с Лермонтовым?

В Институте русской литературы в Ленинграде литературовед Н. Лернер доложил о своих изысканиях по поводу писем и записок Оммер де Гелль, а в 1935 году П. Попов на страницах журнала «Новый мир» рассказал широкому кругу читателей, как кропотливая сверка показаний книги Оммер де Гелль с документами, хранящимися в различных архивах нашей страны, убедила исследователей в том, что Оммер де Гелль никогда этих писем и записок и не писала.

Работа исследователей была трудная.

С чего они начали?

С подозрения. Уж очень противоречивы были два образа одного и того же человека — Адели де Гелль. Помощница мужа в его ученых изысканиях — и великосветская гризетка; поэтесса — и помещица-садистка, не выпускающая из рук кнута.

Первое, что сразу же могли проверить исследователи, — это возможность встречи М. Ю. Лермонтова с Аделью Оммер де Гелль. Такая проверка не требовала специальных архивных изысканий, так как в библиотеках сохранились французские книги де Геллей. А в них подробно описаны маршруты супругов по югу России, даты поездок, рассказы о встречах, близких и мимолетных знакомствах.

Маршруты были точные. Путешественники много повидали, пережили не одно дорожное приключение. В описаниях встречаются противоречия: муж дает одну дату, жена — другую. Но оба сходятся на том, что в Крым, Астрахань и на Кавказ они попали в 1839 году. И в том же году уехали.

Но в 1839 году Михаила Лермонтова не было в Пятигорске! В 1839 году он не слишком усердно, но все же служил гусаром в Царском Селе.

Итак, возможность встречи в Крыму отпадает. Да оно и странно, Адель де Гелль так подробно описывает свои знакомства со всевозможными малоприметными людьми, и вдруг — забыла рассказать о Лермонтове. Невероятно!

Теперь уже чисто исследовательский азарт руководил литературоведами. Адель не встречалась с Лермонтовым. Но в ее «Записках» есть очень любопытные описания того, как она стала помещицей. Нужно проверить и это.

1 000 десятин на Буге в 80 верстах от Одессы, недалеко от сельца Аделаидино. Письма из этого села очень сбивчивы, но можно понять, что Аделаидино расположено в Екатеринославской губернии, тем паче что Адель выдала доверенность крестьянину П. Г. Огреню, которую он и предъявил в Екатеринославской палате гражданского суда.

Огрень — крестьянин Ефремовской округи, сельца Аделаидино, Богдановка тож.

Исследователи обратились к архивным описаниям Екатеринославской губернии, к картам, самым подробным картам середины XIX столетия. По «Списку населенных мест Екатеринославской губернии» они обнаружили целых девять деревень, носящих название Богдановка. Но не обнаружили ни одного Аделаидино. Хотя ведь Аделаидино — название неустойчивое, зато Ефремовская округа — это уже официальная административная единица.

Но округи такой в означенной губернии не было. Ефремовна — деревушка в 17 дворов — имелась. Но ей было далеко до округи. А заодно выяснилось: Буг по Екатеринославской губернии никогда не протекал…

Так отпало и еще одно фальшивое известие.

Позвольте, Адель была женщиной ветреной, русского языка она не знала, могла все перепутать. Но ведь Лермонтов не мог так ошибиться, посвящая свое стихотворение. Ведь оно так и начинается: «Мадам Гоммер де Гелль».

Оно датировано в «Записках» и в публикации П. Вяземского 28 октября 1840 года. Мы уже говорили, что де Гелли были в Крыму годом раньше. И все же ошибки возможны, откинем дату.

В Военно-историческом архиве хранится наградной список Лермонтова.

28 октября 1840 года «при переходе через Гойтинский лес Лермонтов открыл первым завалы… выбил из леса значительное скопище и по миновании дефиле с командою был отряжен к отряду ген.-лейт. Галафеева».

Как же так? Ведь Гойтинский лес на Кавказе, а если судить по «Запискам» Адели, Лермонтов 28 октября 1840 года сидел у нее дома, в Крыму, в Мисхоре, и писал стихи.

Это несоответствие бросилось в глаза и другим исследователям. Но странно, профессор Абрамович, исследуя даты жизни Лермонтова, настолько был под обаянием «Записок» Оммер де Гелль, что заявил: наградной список Лермонтова не заслуживает большого доверия, хотя военные документы, как известно, всегда бывают очень точны в датировках.