Володя знал дом, в котором жила Анюта, — длинный двухэтажный дом, заселенный железнодорожниками, — но не знал ни номера квартиры, ни куда выходят ее окна. Пришлось для верности обогнуть дом. Все окна, кроме одного, были темны. Отойдя подальше, под деревья, к врытым в землю столам для домино, Володя заглянул в освещенное окно.

Это была кухня. На стене висела полка, заставленная банками и алюминиевой посудой. Поперек, под самым потолком, под тяжестью белья провисала веревка. Дядька в майке сидел за столом. Он держал в руке ложку и, оглядываясь, что-то говорил полной женщине. Та отвечала, кивая, — видимо, соглашалась.

И, глядя на эту мирную сценку из чужой жизни, Володя вдруг отчетливо понял, что быть взрослым человеком не такое уж простое дело. Ему захотелось немедленно поделиться с кем-нибудь своим открытием. «Но не с Олькой же, — подумал он с превосходством взрослого человека. — Ее и не найти сейчас. К Сереге пойду, он серьезный. Поговорим… если не спит».

Во дворике Лускаревых горела лампочка. В электрическом свете листва деревьев казалась черной. Володя лбом прикоснулся к холодной металлической табличке «Для писем и газет».

— Серега! — громким шепотом позвал он.

Из калитки выглянул Сергей — в одних трусах и ботинках на босу ногу. Щурясь, он вгляделся в темноту, узнал:

— A-а, это ты, Володь. Ты чего?

— Я… — Володя неожиданно смутился. — Когда там документы подавать?

— Какие? Куда?.. А, в училище? Хоть завтра. — Сергей подтянул длинные трусы и улыбнулся. — Значит, решил? Молодец! Да ты заходи, я на улице сплю, кровать поставил… Поболтаем! Алик Окладников про директоршу песню сочинил. Ребята под конец в радиоузел пробрались и пропели!