5

Осторожный стук в окно разбудил Светлану. Она оторвала голову от подушки. В темном стекле отражалась синяя ночная лампочка, тихонько жужжавшая под потолком. Больше ничего не было видно. Стук повторился. Светлана села на кровати. «Опять деревенские балуются, — подумала она, касаясь ступнями холодного пола. — Когда ж это занавески повесят?»

И воспитанницы, и воспитатели много раз говорили директору про занавески для спален первого этажа, но директор отвечал, что занавески по смете не предусмотрены. «Да ведь и сторож у нас имеется, — говорил он. — Спать ему строго-настрого запрещено. Заметите — сразу сигнализируйте. Накажем». А сторожа все любили. Это был вечно пьяненький косой дедок с хитро прищуренным здоровым глазом. От него всегда разило луком, а иногда почему-то мятой. Девчонок он называл «кобылицами», и они фыркали в ответ, а мальчишек — «гармольщиками». Странное это слово всех смешило.

«Опять дрыхнет, старый черт», — решила, подходя к окну, Светлана. Она сложила ладони лодочкой и прильнула к стеклу. Внизу, подняв смутно белеющее во тьме лицо, нетерпеливо подпрыгивала Танька, жестами показывала: «Открывай!» Щелкнули тугие шпингалеты. Светлана дернула загремевшую раму за ручку и помогла холодной Таньке взобраться на подоконник.

— Ну вот, коленку рассадила, — громким шепотом сообщила Танька и, послюнив палец, потерла им свежую, медленно кровоточащую ссадину.

— Ходи через дверь, — наставительно сказала Светлана и закрыла громыхающее окно.

— Я и хотела, но там Людочка сидит, — ответила Таня, морщась. — С баянистом по двору нагулялась, а теперь книжку читает и папироску курит. Дым выпустит и щу-урится! Как кошка. И конверты вокруг. Такие, в рубчик…

— А ты-то где гуляла? — забравшись в теплую еще постель, спросила Светлана.

Таня торопливо разделась, юркнула, дрожа, под одеяло, свернулась калачиком и только потом ответила:

— Гуляла?.. Со скрипачом.

— С кем? — Светлана приподнялась на локте.

— Со скрипачом, — твердо ответила Таня, села в постели и занялась окровавленной коленкой.

— Со скрипачом?.. Делать ему, что ли, нечего? — с сомнением спросила Светлана.

— Может, и есть чего, — сказала Таня, и в голосе ее проскользнули нотки высокомерия. — Только он сам попросил меня… пройтись. Вот так. И я согласилась. Жалко мне, что ли? Он мне про себя многое рассказал…

И Таня умолкла, ожидая расспросов. Но Светлана молчала. Она уютно положила ладошки под щеку и закрыла глаза, так что Тане пришлось, немного помедлив для порядка, начать рассказ без дополнительных просьб:

— Он подошел ко мне и говорит: «Извините». Я, конечно, молчу. А он: «Но я действительно не умею. То есть умею и твист, и шейк, и что угодно, но обещал ни с кем никогда не танцевать». Я все молчу. Обидно же было! «Одной девушке, говорит, обещал. Она была очень на вас похожа». — «А почему была?» — спрашиваю. А он голову опустил: «Она утонула в прошлом году в этом… В Крыму. Была буря…»

— В Крыму, — сонно, без выражения, повторила Светлана. — Все в дыму, ничего не видно!

— Что? — покосилась на нее Таня. — Что ты сказала?

— Ничего. Так! Дальше-то что было?

Таня снова воодушевилась:

— А дальше мы пошли гулять. Он мне про родителей своих рассказывал и про то, какой у них в городе большой дом. Шесть комнат, представляешь? А в самой большой стоит рояль! Черный, блестит…

Узнать, что стоит в этой комнате, кроме рояля, Светлане не было суждено: в спальню с шумом вошла Галя, плюхнулась на пискнувшую кровать и начала раздеваться. Таня умолкла.

— Ну как твой Толя? — спросила Света.

Разбитое колено саднело, и Таня, морщась, погладила его. На простыне уже появилось коричневое, похожее на ржавчину пятно — кровь.

— А что Толя? — Галя вскинула голову. — Толя обыкновенно. Живой человек!

— И целовались? — спросила Таня, чувствуя собственное превосходство.

— Да. Целовались, — раздельно ответила Галя. — Целовались, если хочешь знать!

— Приятно?

— Да уж приятней, чем помидоры-то целовать!

— А сама-то, сама! — задохнулась Таня.

Прошлым летом они трое забрались в сад, в самую глушь, и по очереди стали прикладываться к вымытой розовой помидорине — учились целоваться. Сначала им было смешно, потом — жутко. Они бросили помидор в кучу гниющих прошлогодних листьев и разбежались. Неделю, наверное, не смели взглянуть потом друг на Друга.

— Что — сама? — спросила Галя надменно.

Девчонки, которых не разбудили стук открываемой рамы и дребезжанье стекла, начали поднимать заспанные головы и недовольно заворчали. Подругам пришлось притихнуть. На шум явилась Людмила Александровна, воспитательница, таинственно блеснула очками.

— Почему не спите? — спросила она.

Быстрее всех нашлась Света.

— Танька коленку разбила, — сообщила она.

— Как так? — удивилась Людмила Александровна. — Ну-ка, покажи, Таня! Как так можно? Ведь ты же девушка! Что за неаккуратность! Обязательно надо забинтовать!

— Да ну! — угрюмо буркнула Таня, покраснев.

— Даже не разговаривай! Вставай! — приказала воспитательница, стаскивая с Тани одеяло. — И брось дуться, пожалуйста. Я перед тобой, кажется, ни в чем не виновата. Пошли! А вы, девочки, спите. Вы знаете, сколько времени сейчас? Нет?