Скоро над столбами показались головы. При свете огня в их широко открытых глазах видно было свирепое выражение.

Один за другим они взлезли на помост. С большинства струилась вода. Тот, который шел во главе, показал своим товарищам на уснувшего Рюга, внезапно потряс многозначительно копьем и двинулся к спящему.

Но Рюг не спал. Во время своего притворного сна он мало-помалу приблизил к очагу головни, облитые смолой, которые, нагревшись, должны были моментально вспыхнуть.

Когда вождь этих неведомых пришельцев, подняв копье, приготовился пронзить Рюга насквозь, смелый юноша сделал беспечное движение человека, переворачивающегося во сне на своей постели, отчего тело его переместилось и головни вспыхнули, быстро втолкнутые в огонь его ловкой рукой.

Внезапное пламя ослепило чужого вождя, который на мгновение остановился с поднятой рукой.

Этот короткий миг невольного замешательства был для него роковым, когда его копье вонзилось в пустое место. Со всех концов помоста бросились воины поселка и окружили высадившихся дикарей. Крак, вооруженный кинжалом, вмиг вырос перед неприятельским вождем и вонзил ему кинжал в грудь. Человек упал. Крак молча прикончил его.

И с товарищами неприятельского вождя было поступлено не лучше. Удары дубин и палиц сыпались на обезумевший отряд, словно удары цепа по снопам хлеба.

А огонь, между тем, пылал ярко, как маяк, и Рюг, среди ужасной битвы, спокойно и с сознанием долга без устали подбрасывал на очаг все новые и новые охапки. Когда какой-нибудь враг слишком близко подходил к храброму мальчику, то он, верный своему долгу, ограничивался тем, что совал в лицо неосторожному горящую головню.

Незнакомцы сначала не думали уступать и сражались с каким-то диким героизмом. Падавшие под ударами вниз на помост кусали своих противников за пятки.

Однако они скоро поняли, что им не победить воинов, число которых постоянно возобновлялось, тогда как их отряд уменьшался с каждой минутой, и быстро отступили к мосткам. Найдя их отрезанными, они повернули к лодкам и пирогам, рассчитывая броситься в них и уплыть под покровом ночи.

Но едва они дошли до края помоста, как их встретили воины, которые, стоя в своих пирогах, огласили воздух грозным воинственным кличем.

Нападающие, испуганные этим внезапным появлением новых врагов, поняли, что они погибли.

Кто еще не был ранен, бросился в озеро, но за ними тотчас кинулись вдогонку Гель-рыболов и другие, последовавшие его примеру. Некоторые, хотя и раненые, продолжали сражаться, всячески оскорбляя победителей.

Но скоро и они пали, подавленные численностью, пали рядом с теми из жителей поселка, которые, мертвые или насмерть израненные, лежали уже на окровавленных бревнах озерной деревни.

Когда сражавшиеся, освободившись от врагов, уже отдыхали и пили, не отрываясь, холодную свежую воду, Рюг вдруг стал громко звать испуганных женщин и детей, которые издали присутствовали при битве, и требовал, чтобы они тащили поскорей шкуры и мочили их в воде.

Вождь и Старейший, с замечательным хладнокровием подававшие все время, пока шла битва, оружие своим обезоруженным товарищам, осведомились о причине таких поспешных требований и криков Рюга.

— По-моему, — ответил большеухий мальчик, — бесполезно сжигать весь наш запас топлива. Теперь требуется затушить то, что было зажжено. Тем более, что и пол у нас начинает загораться.

Действительно, поселку угрожала новая страшная опасность — пожар.

К счастью, благодаря неусыпной бдительности Рюга, женщины, вовремя послушавшиеся приказаний хранителя огня, притащили груды мокрых шкур, которые и были поспешно разложены по полу и на очаге; охотники тоже пришли на помощь и таскали сосуды из коры, полные воды.

Огонь был быстро затушен.

Тогда занялись ранеными.

Трупы врагов были брошены в озеро.

Только вождь, раньше чем столкнуть в воду тело человека с волосатым лицом, которого убил Крак, сорвал с убитого его ожерелье из когтей медведя и надел его на шею ребенка со словами:

— Ты вполне его заслужил, и я дарю тебе это ожерелье в знак уважения и благодарности от имени всего моего народа.

Старейший взял руку Крака, положил ее на свое сердце, трепетавшее от волнения, и сказал:

— Теперь ты воин, сын мой, и я доволен тобою!..

Наконец, на заре появился и Гель-рыболов; он плыл так же ловко, как рыба в воде. Все лицо у него, от виска до подбородка, было рассечено, что не мешало ему улыбаться.

Спрошенный Старейшим, Гель сурово ответил:

— Я вместе с несколькими товарищами кончил под водой то, что вы начали на помосте. А чтобы помешать тому, кто мне нанес эту рану, узнать меня по ней когда-нибудь впоследствии, я выколол ему глаза.

За этой ужасной ночью последовал длинный ряд спокойных и мирных дней, и маленький поселок на сваях надолго стал снова убежищем труда и счастья.

Быстро миновал ряд тихих и мирных годов, в течение которых Крак много раз выдвигался из среды товарищей своими прекрасными и добрыми качествами.

В нем развивались, наравне с доблестью, предусмотрительность и знания.

Осыпанный лестными отличиями, он тем не менее сохранил свою прежнюю скромность. Вот почему, несмотря на его молодость, никакие доказательства дружбы, снисхождения и доверия, получаемые им отовсюду, ни в ком не возбуждали зависти.

Напротив, его ставили в пример младшим членам семей, и те старались подражать ему.

Всякий чувствовал в нем будущего вождя, неоцененного руководителя, опытного советника, бесстрашного защитника.

Гель и Рюг, которых он почти догнал ростом, охотно признавали во всем его первенство и в то же время продолжали любить его по-прежнему.

Общее уважение, которым пользовался Крак, уверенность Старейшего, что его дорогой ученик достигнет когда-нибудь высшего положения в племени, немного смягчили то горькое сожаление, которое по временам охватывало старца при мысли, что ему не суждено судьбой увидеть собственными глазами резной жезл вождя в руках Крака.

Однажды, почувствовав приближение конца, старец тайно поручил Гелю и Рюгу передать Краку в тот час, когда он получит право власти, и когда его, Старейшего, уже не будет в живых, древний знак отличия его власти — резной жезл из кости северного оленя, которым он честно и гордо владел почти сто лет.

Покончив с этой заботой, Старейший предался на волю судьбы, завернулся в свою волчью шкуру и со спокойным величием стал ждать конца.

В день смерти вожди окружили его ложе, и он сказал им, указывая на Крака, который старался сохранить твердость духа, стоя между Гелем и Рюгом:

— Люди настоящего, слушайте, что скажет вам человек прошедшего: благодарю вас за ваше гостеприимство и оставляю вам вот это дитя. Оно должно руководить впоследствии вашим народом и направлять его к хорошему и к лучшему в борьбе за существование. Это человек будущего! Прощайте!

Произнеся эти слова, Старейший скончался.