Многое удалось сделать в жизни Ивану Первопечатнику. Но, пожалуй, из всех его дел наибольший успех выпал на долю изданной им книги, которая получила наименование «Острожской Библии». Это самая знаменитая первопечатная славянская книга. Лучшие библиотеки мира гордятся ею и ныне как чудом типографского искусства.
Вот лежит она на столе передо мной, напоминая парусник, переплывший океан. Волны времени оставили свои пометы на страницах, еще помнящих прикосновения рук Друкаря. Печатных знаков в ней больше, чем во всех предыдущих изданиях Друкаря, если их сложить вместе.
Чем же отличается от других федоровских книг «Острожская Библия»?
В нее Первопечатник вложил все свое умение, мастерство. Всем взяла эта книга — и толщиной (в ней свыше шестисот листов!), и шрифтами, и заставками, и концовками, и разнообразными орнаментами-узорами… В ней герб князя Острожского и печатный знак Федорова. Один книжник, посмотрев «Острожскую Библию», воскликнул в восторге, что за лист этой книги он бы отдал всю Англию. Восторг современников понятен — никогда еще славянские книги не печатались с таким мастерством. Книга хотя в основном и была напечатана одним шрифтом, всего шрифтов в ней было использовано шесть, в том числе два греческих, — дело неслыханное и невиданное. Литеры-буквы — красивые: — и мелкие, и крупные, и убористые. Острожские шрифты заметно отличались от московских, ибо Друкарь и его содруги обратились к местным, волынским традициям: буквы светлее, мягче, чем в предыдущих изданиях, они производят, когда видишь страницу в целом, впечатление стройного хора.
Часть книг из Острога была послана в Москву, и, видимо, понравились они Ивану Грозному. Царь охотно дарил «Острожскую Библию» знатным иностранцам. Так, один экземпляр как величайшая драгоценность был подарен Иваном Грозным английскому послу и увезен последним в Лондон. В течение нескольких лет «Острожская Библия» попала в многочисленные славянские города-монастыри, а также в Рим, Париж и Гамбург.
Владельцы берегли ее как зеницу ока. Поэтому большое число экземпляров дошло и до наших дней. И ныне она своим внушительным видом славит дело рук Друкаря. Отдельные листы закапаны воском.
Современные Ивану Федорову типографы, жившие в Западной Европе, любили на книгах печатать латинское изречение: «После мрака на свет уповаю».
Друкарь Москвитин мечтал завести собственную печатню и выпускать книги для того, чтобы они вразумляли умеющих читать и слушать. Сделать этого ему не довелось.
Иван Федоров умер, навсегда прославив себя книгами, несшими через века богатство духа. Поражает характер Друкаря, посвятившего жизнь без остатка книге; это ставит его в ряд с самыми выдающимися фигурами средневековья.
На могильной плите во Львове друзья Первопечатника выбили на камне его издательский символ и сделали следующую надпись:
«Иоанн Федорович, друкарь Москвитин, который своим тщанием печатание небывалое обновил. Преставился во Львове, год 1583, декабрь 5».
Так закончилась большая жизнь…
Плита на могиле не сохранилась, но надпись дошла до нас.
Книги Ивана Федорова оказались поистине бессмертными. Духовные семена, которые Иван Друкарь щедро рассыпал по свету, дали могучие всходы. Каждая книга напоминает нам о Москвитине.
Москва навсегда сохранила память о Первопечатнике, навсегда оставила в своем городе прославленного мастера…
Стоит в центре Москвы памятник Ивану Федорову, на зеленом московском холме, на высоком черном с голубоватыми искорками камне…
Довелось, став памятником, вернуться Первопечатнику в Москву, книги его теперь знает вся Земля. А его немногочисленные послесловия, отличающиеся краткостью, его изречения — образцы письменности памятных лет, когда книга начала свой триумфальный поход в восточнославянских землях.
Новое время оценило Друкаря высоко. Когда стали создавать первый советский наборный орнамент, то обратились к мотивам федоровских украшений. Еще раз его работа послужила стране.