– Как вы думаете, зачем я столько времени потратил, рассказывая вам массу ненужных вещей? Про рапс какой-то, про топливо…

«Это он тест, что ли, такой проводит, последний и окончательный? – устало подумал Мазур. – На искренность? На соображалку? Или на предприимчивость?» И, закуривая, сказал осторожно:

– Подозреваю, чтобы услышать от меня, что мне это все неинтересно. Ну совершенно нелюбопытно. Вы играете в некий свой покер, и чем замысловатей комбинация и выше ставки, тем вам интересней. А топливо, рапсы-шмапсы, вагоны с эшелонами и люди на вас работающие, – всего лишь карты на зеленом сукне, не более. И я одна из этих карт… Причем я совершенно нормально к этому отношусь. И знать хочу только то, что касается моего участка работы. Я хоть и не бодигард, но вот мне почему-то не все равно, что у вас шторы нараспашку, а вы маячите перед окном. И вовсе не из-за беспокойства за вашу шкуру, а за свою собственную. Ежели некие серьезные людишки действительно охотятся на вас, то могут шарахнуть из чего-то серьезного, оставляющего воронки размером с яхту. И накроет всех, кто в кабинете беседует с вами умные беседы.

– Вот это я называю умным риском. Просчитать ситуацию, все взвесить и сделать правильный ход, – Малышевский, смеясь, опустился в кресло.

«Могу сделать такое предположение, что тест я успешно прошел, – подумал Мазур. – Сделал, мать его так, правильный ход».

– Оксан, сходи узнай, что там у нас с билетами.

Адъютант кивнула и вышла. Олигарх проводил ее взглядом, причем отнюдь не похотливым, а когда за Оксаной захлопнулась дверь, повернулся к Мазуру, враз посерьезнев лицом.

«Ага, прелюдия окончена. Вот сейчас-то и пойдет настоящий разговор, – понял Мазур. – Но самое интересное: зачем для прелюдии необходимо было присутствие Оксаны? Руку можно дать на отсечение – все не просто так. Потрахивает он ее, что ли? Ну и что? Товарищ Малышевский явно не из тех, кто делает что-то наобум и от балды, он, сука, все просчитывает наперед, ходов на двадцать, а то и поболее. Что твой Карпов с Каспаровым. Или кто у них там сейчас верхом на шахматном коне? Крамник, вроде… Ладно, поглядим, что будет дальше…»

– Я вынужден сразу предупредить вас, Кирилл Степанович, что с этого момента наш разговор приобретает сугубо деловой оттенок, – сказал Малышевский. – А это означает, что услышанное здесь автоматически переводит вас в разряд посвященных. Это как у вас…

– Подписка о неразглашении, – подсказал Мазур.

– Вот именно, – кивнул он. – Это как точка возврата. Знаете такой термин?

– Естественно, – позволил себе чуть усмехнуться Мазур.

– Существует некий рубеж: пока ты его не перешагнул, еще есть время на разворот, еще можно вернуться, – все же позволил себе объяснить суть вопроса Малышевский. – Перешагнул – и уже разворачиваться поздно. Можно даже не кричать: ах, я ошибся стороной, думал, тут хорошо, простите-извините, перебегаю обратно… Не поймут, не войдут в положение и не простят. Я не стану вас запугивать, но хочу, чтобы вы накрепко уяснили одно: либо мы прямо сейчас прощаемся навеки, либо вы присоединяетесь к нам. И тогда пути назад уже не будет. Слишком многое поставлено на карту. Впрочем, что я вам говорю, разве в вашем… ведомстве все обстояло не точно так же?

– Очень похоже обстояло. Не сочтите за бахвальство, но за всю историю нашего, как вы изволили выразиться, ведомства не случилось ни одного перебежчика на другую сторону.

– Ох, завидую я вашему ведомству, – улыбнулся олигарх. – У нас, увы, бегают туда-сюда только так…

Глава четырнадцатая

Расстановка сил

Мазур потушил в пепельнице докуренную сигарету, без спроса взял с полки бутылку виски и толстостенный бокал, нацедил себе немного – ведь сказано было, что можно по-простецки, то бишь не чинясь и без этикета.

– Как я сказал, вы можете уйти прямо сейчас, пока не сказано ничего лишнего, – продолжал Малышевский, пытливо глядя на Мазура. – Признаться, мне будет жаль потерять такого специалиста, да еще и с принципами. Это редкость в наши дни, уж поверьте… Но тут ничего не поделаешь – насильно мил не будешь. Прежде чем вы дадите окончательный ответ, скажу вам всего лишь три вещи. Во-первых, вы отлично поработали на яхте, ваш труд будет оплачен в любом случае. И в любой удобной для вас форме. Кэшем, картой или переводом денег на банковский счет. Во-вторых, не уточняя раньше времени деталей, скажу, что хочу предложить вам место рядом с собой. На мой взгляд, это ничуть не зазорно для вас и вполне соответствует вашему званию. Конечно, вам придется заниматься главным образом делами сухопутными, однако мой скромный личный флот, обещаю, будет находиться в вашем полном распоряжении… И третье. Человек должен видеть перед собой перспективу, а не потолок, в который он может уткнуться раз и навсегда. Перспективу я вам обещаю. Возможно, вы человек не амбициозный. Ваше возможное будущее положение не является последней ступенькой, все зависит от качества выполнения работы. Опять же, не вдаваясь в детали… Вот и все, что я хотел сказать. А теперь – остаетесь или мы с вами прощаемся?

Что-то подсказывало Мазуру, что Малышевский нервничает.

«Нужен ему такой человек как я, очень нужен позарез», – вдруг понял Мазур. И медленно произнес:

– Похоже, я сделал свой выбор еще раньше. Поэтому и ушел в отставку. Но двум господам служить не умею.

– И трудно вообще не служить, не так ли? – сказал Малышевский, и в его голосе определенно чувствовалось облегчение.

– Так, – кивнул Мазур. – Когда больше четверти века привыкаешь быть частью общего, высокопарно выражаясь, привыкаешь ежеминутно нести боевую вахту… Из меня, знаете ли, старательно делали машину, вбивали определенные рефлексы. И некоторые из них вбили, подозреваю, навсегда.

– Ваши слова следует понимать как согласие?

– Да.

«А определенно гражданин буржуин опасался моего отказа, – подумал Мазур. – Дело понятное. Холуев вокруг много, даже лепшие и первшие помощники, топ-менеджеры с запредельной зарплатой, – те же холуи, которые, ежели вдруг запахнет жареным, сдернут, только их и видели. Или их элементарно перекупят, посулив вдвое или втрое, а также для верности пошептав на ушко: мол, твой нынешний хозяин спекся, ни сегодня-завтра его уберут с доски. И глядь – а менеджер уже собрал чемодан и чапает подальше от хозяина. Нашему же олигарху нужен… самурай. Да, вот самое точное определение. Верный сюзерену самурай, который останется рядом с господином несмотря ни на что, даже когда вокруг будут рваться бомбы и от этого особняка и прочего богатства не останется камня на камне. Потому что понятие чести и потому что – не изменять слову. Я откажусь, где ему еще искать такого? Таких уже не делают. Новое поколение проходит совсем другую школу… С пеленок им вбивается в головушки прагматический интерес. Если только кто из старых где завалялся… Может, и завалялся. Не последний же я из могикан, в конце-то концов. Да только пока Малышевский станет искать такого с той же дотошностью – ко всем раздачам опоздает. Время для него – это не просто деньги. Время – это только победа или только поражение».

– О чем задумались, Кирилл Степанович? – спросил олигарх.

«Ишь какой наблюдательный», – подумал Мазур. И сказал:

– Да вот жду, когда в курс дела вводить начнете.

– В курс дела? Это конечно… Нацежу-ка я себе тоже, – Малышевский потянулся к бутылке виски. – Что-то захотелось, на вас глядючи.

– В каком-то журнальном интервью, помнится, вы говорили, что не пьете, и от водки, мол, все беды на Руси.

– Да? Ну что ж, очень может быть…

Олигарх налил себе виски, как любят выражаться в американских фильмах, на два пальца.

– Откровенно говоря, и не давал я никакого интервью, не по чину мне всякой мурой заниматься. Это мои имиджмейкеры со спичрайтерами стараются. Видимо, решили, что так я предстану перед народом в более выгодном свете… Да и черт с ними. Ну а все беды на Руси, я вам скажу, не от водки, а от дураков, раздолбаев и гнилых людишек.