Глава 16

«Я должен пережить Церемонию проводов в Забвение».

Эта мысль крутилась в голове Буна, когда он отдал сигнал доджену, стоявшему на периферии гостиной, чтобы те вносили угощения. Да, действительно... настало время для подачи закусок и напитков и разговоров.

Когда доджен с поклоном скрылся на кухне, приглашенные разбили строй в виде подковы, сформировавшийся вокруг урны... и Бун понял, что не может вспомнить, какие именно молитвы произнес на Древнем Языке, какой речитатив повторяли собравшиеся, какими словами он, как прямой наследник, почтил память ныне почившего великого Элтэмэра.

– Потрясающий сервис. Вы предусмотрели все по высшему разряду.

Он посмотрел на взрослую женщину, обратившуюся к нему. Кем бы она ни была, на ней было черное коктейльное платье, три нитки жемчуга и белые лайковые перчатки. И, значит, она выглядела так же, как и любая другая женщина ее возраста в этой комнате.

Кто она? – задумался Бун, паникуя.

Что–то вылетело из его рта, какие–то звуки и, хэй, должно быть они были связными, раз женщина отвечала ему. А потом она начала рассказывать какую–то историю, ее аккуратно накрашенные губы четко выговаривали каждое слово, словно она привыкла и даже требовала, чтобы люди внимательно слушали ее.

Бун, тем временем, не мог понять ни слова, ни на одном из известных ему языков. Он не чувствовал ног. Вообще не чувствовал своего тела.

На задворках разума, когда гостиная и толпа людей словно удалилась на расстояние от его восприятия, Бун гадал, а не психический ли это срыв. Может, происходящее нереально? Что, если он был один в помещении, и его мозг просто дорисовал людей по памяти, и фрагменты галлюцинации пугали до одури, ведь он ее не контролировал: он не мог заткнуть говорившую с ним женщину, не мог заставить их все уйти немедленносиюжесекунду....

О, Боже, его рот снова шевелится. Что он говорил?

Наверняка что–то «уместное», потому что женщина сжала его руку, прежде чем отойти. Но ему не дали времени перевести дух. Подошедший мужчина протянул руку для пожатия... и Бун удивился, что ему действительно удалось схватить эту ладонь.

Учитывая, что они стояли на расстоянии семи тысяч футов.

Персонажи мультсериала. Все казались ему не просто двухмерными, а скорее нарисованными картинками, нежели сфотографированными, в простой технике и основных цветах, чтобы привлекать детский взгляд. Без запахов, без парфюма или одеколона, а их выбор по части коктейля, вина или сельтерской воды[46]... икры или канапе... сигары или сигареты... все это казалось тихим шепотом посреди концерта, и едва слышны на фоне основного действия.

Бунн взмок под своим костюмом, а воротник и галстук сидели впору на втором этаже, до начала церемонии, сейчас они сдавливали его, как струна в руках убийцы.

Он не мог дышать.

– ...да, конечно, – услышал он свой ответ. Потому что этой фразой можно отвечать в любом диалоге с Глимерой.

Ты скучаешь по своему отцу? Да, конечно.

Ты оставишь этот дом? Да, конечно.

Вопрос с завещанием еще не решен? Да, конечно.

Искренность ответа не имела значения. На самом деле, он не мог сказать, с кем разговаривал, и тем более – о чем его спрашивали... и это касалось также его одногруппников, Братьев и других воинов, пришедших, чтобы оказать почтение и попрощаться с ушедшим.

Когда они отошли, он понял, что не вынесет больше ни минуты...

– Бун. Посмотри на меня.

Он моргнул... и, наконец, к нему вернулось зрение. Перед ним стояла Рошель, и она тянула его рукав своей рукой в перчатке, словно пыталась привлечь его внимание.

Сосредоточившись на ней, он сказал:

– Мне нужно выпроводить их из этого дома.

Рошель сняла свои солнечные очки. Ее глаза покраснели от слез, и он был тронут тем фактом, что ее расстроила смерть его отца.

– Пошли со мной, – сказала она. – Тебе нужно передохнуть от этого.

Она схватила его за рукав костюма и потянула сквозь редеющую толпу. Все смотрели им вслед... да, разумеется... из–за связывающей их истории. И будь он в трезвом уме, он бы сказал подруге, чтобы она не компрометировала себя.

Особенно потому, что Рошель завела его в мужскую уборную в фойе.

Они остались наедине.

Рошель закрыла их в отделанном ониксом помещении и заставила его сесть на кожаное сиденье возле мраморной рукомойки. Поставив сумку Longchamp[47] в стороне, она сняла полотенце с монограммами с вешалки и начала обмахивать им его, охлаждая его горящие щеки.

Он смутно отметил, что Рошель не накрасила ресницы, а тени на одном ее глазе размазались.

Ты так добра, подумал он.

– Не хочешь ослабить галстук? – спросила Рошель.

– Это неуместно, – пробормотал он. – Если мы выйдем вместе из ванной, и у меня будет развязан галстук, все решат, что мы занимались сексом.

Черт, это было откровенно.

– Прости, – сказал он. – Я не собирался пошлить.

– Ну, меня не волнует, что они подумают, – резко ответила Рошель. – И всегда можно повторно его завязать.

Бун покачал головой, хотя не совсем понимал, чему именно. Он ничего не понимал. Хорошая новость – он постепенно начал осознавать, что Рошель стоит рядом с ним. И с этим откровением пришло ощущение собственных рук и ног: онемение отступало, торс пробуждался, плечи включились в работу, а голова начинала думать.

Он медленно выпустил воздух из легких, и Рошель перестала его обмахивать.

– К твоему лицу возвращаются краски.

– Не понимаю, что это было.

– Приступ паники. – Она села рядом с ним. – Такое бывает.

– Как не по–мужски.

– Это не вопрос силы. Все подвержены стрессу. – Положив сумочку на колени, Рошель достала пачку «Данхилл» и золотую зажигалку. – Не возражаешь?

– Я не знал, что ты куришь.

– Если не хочешь, я…

– Нет–нет, все нормально. Мне все равно.

Когда она прикуривала, ее рука дрожала.

– Аристократы кривятся при виде женщины с сигаретой.

Упершись локтями в колени, Бун потер лицо.

– Как хорошо, что ты пришла.

– Я не могла не прийти.

– Ты на самом деле достойная... – Бун нахмурился. – Ты плачешь.

Тупой комментарий. Будто ей это неизвестно. Но все же она казалась удивленной.

– Прости. – Она приложила полотенце, которым обмахивала его, к глазам. – Не подавай платок, я воспользуюсь этим.

Смотря на нее, Бун подумал о ее мужчине.

Который заслужил хорошую взбучку за то, что бросил такую женщину.

– Это все из–за церемонии, – сказала она, делая глубокий вдох. – Мне положено плакать.

Поднявшись на ноги, она зашла в туалет и стряхнула пепел в чашу унитаза. Выпрямившись, Рошель щелкнула по выключателю, активируя вытяжку над головой.

Они оставались на своих местах – он на сидении, она – в дверях в туалет, пока Рошель не докурила и не выбросила фильтр в унитаз.

Смыв воду, она сказала:

– Мы должны вернуться к толпе...

– Я встретил кое–кого, – выпалил он.

Рошель вскинула брови.

– Правда?

– Да.

Оценив ее спокойный тон и открытое выражение лица, Бун осознал, что поднял этот вопрос, потому что не хотел, чтобы она неверно интерпретировала его отношение. Он был рад видеть ее и был тронут тем, что ее так расстроила смерть его отца... и, наверное, если бы он не познакомился с Эланией, то попытался бы завести отношения с Рошель.

Но Элания все изменила.

– Это чудесно. – Вернувшись, Рошель запустила руку в свою сумочку. Достав мятные леденцы, она протянула пачку ему. – Когда это произошло?

Бун взял ментоловый леденец, просто чтобы занять руки. И когда морозная свежесть наполнила его рот, он действительно взбодрился.

– Совсем недавно. – Он специально не стал уточнять, сколько часов, ночей или месяцев назад это произошло. – И, кажется... думаю, я влюбился в нее. Звучит безумно, но так оно и есть. Я влюбился.

– Правда? – Рошель улыбнулась. – Я ее знаю?

– Нет, не знаешь.

Бун помедлил. Он не был готов видеть дискриминацию на лице Рошель или в ее поведении. Он не хотел разочаровываться в ней.

Но он не станет стесняться своей любимой.

– Она из гражданских.

– Серьезно? – На лице Рошель мелькнуло удивление. – Не одна из нас?

– Нет, она не аристократка.

Рошель опустила взгляд в пол, и он приготовился услышать ее ответ. Черт возьми, его подруга выше этого. Благороднее...

– Я тоже полюбила гражданского, – сказала она напряженно.

Когда Бун резко втянул воздух, она кивнула с грустной улыбкой.

– Да, он тоже не из нашего класса.

– Почему не сказала раньше? – спросил он.

– Разве я могла? – Она еще раз вздохнула, – Хотя я знала, что ты свободен от предрассудков... я могла о многом с тобой поговорить.

– У вас не сложилось из–за классовых различий?

Рошель закрыла глаза. А потом зарыдала в голос, эмоции охватили ее тело, едва не согнув пополам.