– Кончай прикидываться, хмырь, – сказал Мазур, наклонившись и присмотревшись. – У тебя ресницы трепещут… Открой зенки, а то пулю всажу…
Тони медленно открыл глаза, попробовал пошевелиться и тут же, осознав свое положение, перестал барахтаться. Крепкий орешек, вновь отметил Мазур. Кипит от злости, но не позволяет эмоциям прорваться наружу…
– Ну что, Тони? – спросил он дружелюбно, играя трофейным пистолетом с глушителем. – Сразу тебя хлопнуть, или желаешь с разговорами, как порядочная девочка?
– Что тебе нужно? – голос был почти спокойным. – Сумку?
– Мне? – поднял брови Мазур. – Да мне, собственно говоря, ничего особенного и не нужно было. Я просто хотел побыстрее с вами развязаться и вернуться к своим делам. Ты сам отдал приказ меня придушить втихомолку, вот и пришлось… Извини, кончено, Тони, но у меня есть свои предрассудки и пунктики. И главный из них такой: не люблю, чтобы меня убивали, хочу пожить подольше. Это не слишком нагло, а? А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, не интересуешься судьбой твоих ребят?
– А зачем? Если ты тут сидишь совершенно спокойно, хмырь долбанный, и пыжишься, значит, уже не опасаешься за свою спину, скот…
– Одну минуту, – сказал Мазур. – Давай условимся с ходу. Разговор у нас будет насквозь деловой и спокойный, без лишних эмоций. Не то чтобы твои оскорбления меня задевали, но они затягивают беседу, усек? Еще одно ругательство, еще одна неделовая реплика – и я тебя легонечко пну по яйцам. А это больно, согласись. Ну?
– Я понял, – сказал Тони с закостеневшим лицом.
– Молодец, – сказал Мазур. – Вопросы будут?
– Тебя послал Санчес? За сумкой?
– Мимо, – сказал Мазур. – Ты, быть может, удивишься, но я понятия не имею, кто такой Санчес, и к вашим играм в самом деле не имею никакого отношения. Просто-напросто в силу тех самых предрассудков я никак не хотел, чтобы меня придушили, только и всего… Я мирный кладоискатель…
– Врешь. Мирный бродяга не смог бы справиться…
– Ну, я бывший «зеленый берет», – сказал Мазур. – Этому-то ты веришь?
– Пожалуй…
– А теперь найди мотивы, по которым я не должен тебя убивать. И побыстрее, Тони. Интересно, какие же это мотивы? Учитывая, что в соседней комнате лежит наркоты на несколько миллионов баков и ни одна собака не сможет потом сказать, что я тут вообще был…
– А Ричарда ты тоже уберешь? И его людей? Не получится, малыш. Тебе ни за что не удастся укокошить всех, кто тебя видел на Пасагуа и знает, что к чему. Значит, у тебя всю оставшуюся жизнь будут висеть на хвосте наши люди, разыскивая со всем тщанием. Мы не одиночки, Джонни, мы – семья. Если ты хорошо понимаешь, что я имею в виду…
– Возможно, – сказал Мазур. – Но для тебя-то какое будет иметь значение все, что со мной произойдет гораздо позже? Тебя-то я могу пристукнуть в любой момент…
На лбу у Тони появилась испарина, но голос звучал все так же, почти ровно:
– Если ты меня до сих пор не стукнул, а пустился в разговоры, значит, что-то у тебя на уме…
– Угадал, – сказал Мазур. – Любопытно, а ты можешь мне что-то предложить? Что-то, что устроит нас обоих?
– Развяжи мне руки, не трогай сумку и убирайся к чертовой матери, – сказал Тони. – Это все-таки шанс, верно?
– Сомневаюсь. Очень быстро вы нагрянете на Пасагуа, а то и просто созвонитесь с Ричардом, и мне опять станет неуютно. Дурака нашел!
– Не тронешь сумку – я тебе дам шанс.
– Хочешь, чтобы я поверил? После того, как ты распорядился меня придушить? Тони, я был в подвале и видел Чахлого. Уж если ты от своих избавляешься, как от пустых сигаретных пачек, то насчет меня…
– А у тебя есть выбор, австралийская морда? Или предпочитаешь всю жизнь от нас бегать?
«Ну, хватит, – сказал себе Мазур. – Не стоит затягивать приятную беседу до бесконечности, время дорого…»
Он зажег новую сигарету, закинул ногу на ногу, покачал носком и, не сводя глаз с собеседника, спокойно спросил:
– Тони, а почему ты решил, что это я буду от вас бегать? Может быть, обернется как раз наоборот? Молчишь? Ну да, ты парень умный… Так вот, Тони, тебе не приходило в голову задуматься над примитивным вопросом: как это вышло, что обычный кладоискатель, бродяга долбанный, вмиг вырубил и спеленал твоих мальчиков, а потом и тебя самого? По глазам вижу, этот вопрос у тебя уже замаячил в башке… Ладно, не буду тебя интриговать, у меня мало времени… Слушай внимательно, макаронник. Твои ребята лежат наверху совершенно целехонькие, живые и здоровые. И ты останешься тут валяться живой. Я даже не заберу наркотик. Хочешь знать корни такого гуманизма? Хочешь, по роже видно… Тони, ты слышал хоть краем уха про веселую контору под названием Центральное разведывательное управление? Только не заливай, будто не слышал. Ну, ты понял? Понял, спрашиваю, откуда все нестыковки, несообразности и загадки? Ты, дубина итальянская, ухитрился встать поперек дороги нам, и никому другому. Мать твою, мы крутили на Пасагуа серьезнейшую операцию, о которой знают полдюжины человек в Штатах, мы удачно замаскировались под кладоискателей, и все шло просто прекрасно – и тут, как чертик из коробочки, возникает твой драный Ричард со своими гориллами… И все портит. Что, мы должны были показывать документы и звать полицию? Если ты так думаешь, то ты форменный идиот… Какие документы, какая полиция? Мы все под прикрытием, под масками… Вот и пришлось для пользы дела подыграть вам, уголовным рожам – так казалось гораздо проще. Только вы, мудаки хреновы, не цените хорошего отношения… Видит Бог, если бы вы меня отпустили, я бы забыл обо всем и занялся своим делом, нам некогда гоняться за торговцами дурью, у нас свои задачи… Но ты, недоносок, решил меня убрать…
Он говорил спокойно и уверенно, небрежным тоном человека, ощущающего за собой нешуточную силу. Нисколечко не притворялся, воображал себя самого серьезным профессионалом, за которым стоит вся мощь государства – вот только вывеска была другая.
– Тони, ты и в самом деле будешь мне тут вкручивать, что вы, банда вонючая, способны серьезно обидеть мальчиков из Лэнгли? Ну, брось, не настолько ты крут… Это мы при необходимости вас всех развесим по пальмам, ты понял, ублюдок? – Мазур наклонился вперед и с ничуть не наигранной злобой пнул лежащего под ребра. – Это от нас вы будете бегать всю сознательную жизнь, что ты, что Ричард… Сидеть будете, как крысы в норе…
– Что ты хочешь? – после короткого молчания спросил Тони. Судя по его виду, он принял навязанную Мазуром легенду – потому что она крайне походила на правду. При всем своем уме и житейской опытности этот хмырь не мог доискаться до реального положения дел: Советский Союз и тамошний спецназ для него были чисто отвлеченными понятиями, не входившими в круг повседневных забот. Точно так же, как для Мазура – торговцы наркотой, пока жизнь не свела с ними вплотную…
– Ты все понял, недоносок? – спросил Мазур тем же хозяйским, нагло-уверенным тоном. – Я бы вас всех пришил к чертовой матери, но останавливают меня чисто практические соображения. Операция еще не закончена, и мне категорически велено не привлекать к себе внимания. Я, знаешь ли, привык добросовестно выполнять приказы, у нас без этого нельзя. Иначе с превеликим удовольствием поджег бы это гнездо, чтобы вы все тут изжарились… Но ты не думай, Тони, что счастливо отделался. Уж если попал к нам в руки, мы тебя в жизни не выпустим… Чуть погодя, совсем скоро, к тебе придут другие. Расскажут, чего от тебя хотят, и ты будешь выполнять все, как робот, – потому что с Лэнгли шутить опасно, особенно таким типам, как ты. Стоит пальцем шевельнуть – и ты схватишь парочку пожизненных… А прятаться от нас бесполезно даже в Антарктиде. Так что всего хорошего, Тони. Лежи и думай о приятном. Вы все – мальчики с большим жизненным опытом, и не думаю, что вы так и будете валяться связанными, пока не сдохнете от голода и жажды… Рано или поздно распутаетесь – подозреваю, через сутки-другие, но, скажу тебе по совести, меня не волнуют ваши переживания… Захотите жить – распутаетесь. В крайнем случае, можно выкатиться на улицу и орать, призывая на помощь. Выставляя себя, скажем, жертвой грабителей. Вдруг да найдется такой дурак, что поверит. Всего наилучшего, Тони! Ты, главное, запомни, что совсем скоро к тебе обязательно придет кто-то от нас, и всю оставшуюся жизнь готовься танцевать под нашу музыку… Пока, скотина!