– Ребенок? – переспросил Минос.
– Разумеется, обыкновенный человеческий ребенок, – сказал я. – Все я знаю – что Минотавр ничем не отличается от остальных людей, что он не более, чем сын Пасифаи и смазливого начальника конной сотни, которого ты приказал уничтожить ради вящего сохранения тайны. Если бы Минотавр умер, если бы его никогда не было, его для блага государства следовало бы выдумать.
Минос молча смотрел на меня, и я могу поклясться, что в его глазах было уважение – мы поняли и оценили друг друга по достоинству.
– Разумеется, в свой план ты не посвятил этого болвана. – Я небрежно кивнул в сторону Горгия. – Таких выгоднее держать в неведении – лучше служат.
А на Горгия нельзя было смотреть без смеха – он напоминал преклонного возраста старую деву, вдруг с удивлением узнавшую, для чего на свете существуют мужчины. Мне хотелось рассмеяться, но момент был слишком серьезен – предстояло столкнуть их лбами.
Горгий сам облегчил мне задачу.
– Минос, это правда? – спросил он замогильным голосом. – У тебя с самого начала был четкий план?
– С первого писка этого ублюдка, я уверен, – сказал я. – Но перед тобой он, конечно, разыграл смятенного человека, оскорбленного мужа, запутавшегося в нелепых и непродуманных решениях, – как же иначе можно было сделать из тебя цепного пса и палача? Твою голубиную душу можно было пронять, лишь возбудив в тебе сочувствие и потребность выручить старого друга.
– Молчи, тварь! – Он схватился за меч. – Минос, это правда? Неужели правда?
– Ты отличный воин, Горгий, – сказал Минос вкрадчиво. – Но государственный муж из тебя никудышный, о чем ты сам, наверное, знаешь. Я должен был заботиться о благе государства, используя для этого любые средства. Никакой личной выгоды для себя я из этой истории не извлек, даже наоборот – как правильно заметил этот человек, сам ославил себя перед всем миром как рогоносца. Все делалось для блага и процветания Крита, и какое значение перед этой великой целью имела судьба того, кто посажен в Лабиринт, и тех, кто был в Лабиринте убит? Ты был моим верным мечом, Горгий, оставайся им и впредь, а о государственных делах предоставь заботиться мне.
– Это подлость, – сказал Горгий словно сквозь сон.
– Все дело в масштабах, – сказал Минос. – Для оценки таких дел не годятся привычные определения.
Положительно, мы с ним мыслили одинаково.
– Ну, давай, Горгий! – сказал я. – Разразись-ка красивой тирадой о том, как ты был слеп, какие мы с Миносом негодяи – глядишь, и легче станет, а?
Нужно было разозлить его еще больше – я боялся, что он, вместо того чтобы решиться на какие-либо действия, с рыданиями покинет зал. С него станется.
– Пожалуй, я действительно был слеп, – сказал Горгий. – И оба вы – негодяи.
– И я, который спас тебе жизнь?
– Я об этом помню, – сказал Горгий, – и меч на тебя не подниму, но…
– Расскажи еще о коннице, которую ты двинул на Кносс из Аргилатори, – сказал я громко. – О своих людях, которыми окружил дворец.
Я с радостью увидел полыхнувшие в глазах Миноса молнии.
– Какая конница, Горгий? Что ты задумал? Отвечай!
– Конница предназначается совсем для другого дела, – сказал Горгий растерянно. – Я не причиню тебе вреда, Минос, но никогда не поздно исправлять ошибки, я думаю. Я ухожу и забираю с собой тех, кто захочет уйти со мной. Думаю, Минотавр захочет…
– Ты сошел с ума! – Минос даже привстал.
– Совсем наоборот – обрел ясность ума.
– Ты уверен, что сюда идет конница из Аргилатори? – обернулся ко мне Минос.
– Он и сам не отрицает, – сказал я. – Не медли, царь!
– Горгий, – сказал Минос как можно убедительнее. – Мы же друзья, ты единственный, кто… Минотавр должен умереть. Пора кончать игру. Что тебе его судьба и он сам?
Горгий вдруг рассмеялся, и я вздрогнул. Кажется, и Минос вздрогнул.
– Забавно прозревать на старости лет, – сказал Горгий, смеясь одним лицом – в глазах была беспросветная тоска. – Прощай, Минос. Я ухожу. Мы уходим.
– Опомнись, – быстро сказал Минос. – Ну, прошу тебя! Не заставляй меня…
Горгий взглянул на него, как на пустое место, грустно усмехнулся и пошел к двери. Я, ощутив себя на миг совсем по-детски беспомощным, – в этой ситуации я ничего не мог поделать, – взглянул на Миноса, словно ожидая от него чуда.
А Минос оказался на высоте. Он схватился за одно из массивных золотых украшений трона, что-то там повернул, где-то за стеной раздался тревожный звон гонга и стены тронного зала будто лопнули вдруг в трех местах – куски их повернулись вместе с мозаикой, открывая потайные коридоры, и оттуда повалили телохранители в желтых одеждах с черным изображением священного быка на груди.
– Взять! – Минос выбросил руку, указывая на Горгия. – Взять изменника!
Горгий выдернул из ножен меч:
– Кто из вас самый смелый?
Телохранители дернулись вперед и застыли. «Горгий… Лучший меч…» – донесся до меня их робкий шепот.
– Вперед, трусы! Взять! – взревел Минос, но телохранители не шевельнулись. Горгий пятился к двери, следя, чтобы никто не оказался у него за спиной, и все летело к Аиду, за дверями были его солдаты, и вокруг Лабиринта были его солдаты, все так глупо рушилось. Минос, очевидно, вспомнив прошлое, шарил рукой у пояса, но меча там, разумеется, не было, и лишь мгновения отделяли нас от поражения, но, повинуясь наитию, блистательному озарению, я что есть силы закричал:
– Тезей!!!
Тезей вбежал в зал и остановился, растерянно озираясь, ничего он не понимал.
– Он хочет выпустить Минотавра! – закричал я. – Останови его, Тезей!
Да, этот юнец умел не только буянить в кабаках и затевать ссоры с пиратами. Он не промедлил и мига. Взвизгнул выхваченный меч, и Тезей ринулся на Горгия. Я из предосторожности отошел подальше. Телохранители тоже разбежались по углам.
Как ни плохо я разбираюсь в воинском искусстве, я не мог не понять, что сошлись два первоклассных бойца. Глаз не успевал уловить удары и их отражение, мечи высекали искры, противники перемещались по залу с грацией танцоров, неразрывно слитой с яростью зверя. Я покосился на Миноса – он, подавшись вперед и раздув ноздри, непроизвольно повторял выпады.