СКАЗАНИЕ О КИРЕ

Среди ночи проснулся от ужаса мидийский царь Астиаг. Вторую ночь подряд снится ему страшный и непонятный сон. Будто лежит на постели его любимая дочь Мандана и из ее тела выросла виноградная лоза. Во все стороны пустила она ветви и побеги. Стремительно растут они, и вот уже покрыто ими Мидийское царство, за ним Иранское плоскогорье и, наконец, все земли и страны, подвластные Астиагу. Достигли виноградные лозы и дворца в Экбатане, распространились по всем комнатам, забрались в царскую спальню, обвились вокруг тела Астиага и стали душить его. Не своим голосом вскрикнул царь и проснулся, обливаясь холодным потом.

Перепуганный слуга вбежал в спальню:

— Что с тобой, владыка?

Астиаг еле перевел дух:

— Послать немедленно за мудрецом. Пусть растолкует мой сон.

— Теперь глубокая ночь, владыка.

— Так прикажи разбудить мудреца и тотчас доставить его ко мне!

Слуга молча удалился. Астиаг лежал с открытыми глазами. Он больше не мог уснуть. Почему второй раз он видит один и тот же сон? И что это означает? О чем предупреждают его боги?

Год назад Астиагу тоже снился вещий сон. В тот раз мудрецы предсказали ему, что беда подстерегает царя. Она придет во дворец от Манданы, любимой дочери Астиага. Тогда царь решил избавиться от Манданы, выдать ее замуж и отправить из Мидии, как можно дальше от столицы Экбатаны. Даже знатного мидянина побоялся Астиаг сделать своим зятем. Вдруг возгордится он, став мужем царевны, и захочет захватить царский трон. Ведь именно так растолковывали мудрецы вещий сон Астиага: человек из дома Манданы свергнет царя с престола.

И выбрал Астиаг для дочери мужа — перса Камбиса из знатного персидского рода Ахеменидов.

Уже год прошел с тех пор, как отпраздновали свадьбу и молодые уехали на родину мужа в Персию.

И вот снова увидел Астиаг вещий сон. Что сулит ему судьба, о чем предупреждают его боги?

Астиаг беспокойно заметался на постели. Слуга только что ушел, а царю казалось, что прошла уже целая вечность. Но вот, наконец, тихо открылась дверь, и телохранители впустили в опочивальню высокого старца с длинной седой бородой. Просторная одежда из тяжелой ткани падала прямыми складками, на голове была надета высокая шапка.

— Чем ты обеспокоен, владыка? Что смутило твой сон? — спросил старик, приблизившись к постели.

Астиаг застонал:

— Я опять видел страшный сон. Растолкуй мне его. Почему лоза, которая выросла из тела Манданы, покрыла все мои владения, обвилась вокруг меня и стала душить?

Мудрец призадумался.

— Господин мой, боги снова предупреждают тебя, — наконец сказал он. — Только на этот раз они предрекают: лоза из тела Манданы — это сын, который вскоре у нее родится. Он завладеет твоими странами, свергнет тебя с престола и станет царем. Так надо понимать твой сон, об этом предупреждают тебя боги.

— Что же мне делать? — в отчаянии спросил Астиаг. — Как обойти судьбу и избавиться от соперника, который должен родиться?

— Боги предупредили тебя. А ты сам должен думать, как тебе следует поступить. Хорошо, если Мандана будет около тебя, когда у нее родится сын. Но лучше, если ребенок не останется в живых.

Молча выслушал Астиаг совет мудреца. Кивком головы отпустил его. И старик, отвесив низкий поклон, медленно попятился к двери, не поворачиваясь к царю спиной.

Астиаг остался один, погруженный в тяжелые раздумья. Ужасный выход указал ему мудрец, но иначе поступить нельзя: либо надо погубить будущего внука, либо погибнуть самому.

Рано утром из Экбатаны выехал царский гонец. Он мчался вихрем на сильном красивом коне. Гонец погонял его, не жалея сил ни своих, ни лошади. Ему был дан приказ как можно скорее достигнуть Пасаргад и привезти с собой в столицу царскую дочь Мандану.

Через месяц царевна с мужем в сопровождении слуг и телохранителей подъезжала к родному городу Экбатане.

Все выше в горы поднимается процессия. Среди горных склонов, покрытых лесами, проложены широкие дороги. Извилистой лентой кружат они между вершин и ущелий. Где-то далеко внизу шумит горный поток. Наконец путники вышли на открытое место. И перед их глазами вверху на холме возник роскошный дворец. Сверкала на солнце серебряная черепица, горели золоченые колонны портиков, блестящим кольцом окружали дворец золотые зубцы кирпичных стен. А за ними еще шесть стен, шесть зубцов различного цвета — серебряные, голубые, ярко-красные, черные и, наконец, белые зубцы самой последней наружной стены.

Путники проехали по улицам города, раскинувшегося перед укреплениями. По обеим сторонам узких улиц тянулись глухие беленые заборы, стояли небольшие одноэтажные домики с навесами, поддерживаемыми столбами или колоннами. Процессия едва могла поместиться в этих узких и кривых переулках, она растянулась на большое расстояние; шум голосов, стук копыт и ржанье лошадей, казалось, заполнили весь город.

Но вот процессия достигла первых ворот крепости, прошла вторые, третьи… Вот пройдены и последние, седьмые, — у колонны стоял Астиаг, ожидая дочь.

Радостно бросилась Мандана на грудь отцу. Сияя счастьем, шепнула ему на ухо, что ожидает рождения сына. Отвел глаза в сторону Астиаг, погладил дочь по голове и велел ей идти отдыхать с дороги в приготовленные покои.

А на другой день Астиаг позвал к себе Гарпага, самого близкого и преданного царедворца.

Долго молчал Астиаг, не зная, как начать тяжелый разговор.

— Послушай, Гарпаг! Пусть будет вечной тайной то, что я скажу тебе. Если ты нарушишь ее — предашь меня. Тогда будет горе тебе и твоему дому… — Астиаг помолчал.

Гарпаг низко поклонился властителю.

— Клянусь всемогущими богами, всем, что мне дорого, навеки хранить переданную мне тайну и исполню любое твое повеление.

— Всесильные боги предсказали мне, что погубит меня сын Манданы, который должен скоро родиться. Когда младенец появится на свет, тебе передадут его. Ты должен лишить его жизни и тайно похоронить в любом месте, где захочешь… А теперь ступай и жди, когда за тобой пришлют.

— Я всегда был верным слугой моего великого господина, — ответил Гарпаг, — и теперь я повинуюсь твоему приказанию.

С этими словами Гарпаг тихо удалился.

Прошло несколько дней. Гарпаг не находил себе места. Что делать? Убить невинного младенца? Что может быть ужаснее этого злодеяния! Оставить его в живых — значит ослушаться приказа царя и навлечь на себя его страшный гнев. Даже жене своей не мог открыться Гарпаг, и тем труднее было ему принять какое-нибудь решение. Он знал, что каждый день его могут позвать во дворец, но когда за ним на рассвете прибежала служанка Манданы, Гарпаг испугался.

Недолго пробыл Гарпаг в царских покоях. Он быстро возвратился оттуда домой. Под плащом Гарпаг нес ребенка, завернутого в расшитые золотом ткани.

У него больше не было сил таиться от жены. Со слезами на глазах вошел он к ней и протянул запеленатого младенца.

— Откуда это? Где ты взял ребенка в таких роскошных пеленках? — удивилась жена Гарпага.

И тогда Гарпаг все рассказал ей: и о разговоре с царем Астиагом, и о приказе властелина погубить новорожденного. Ужаснулась она такой жестокости, взяла на руки мальчика и стала его ласкать.

— Как же ты намерен поступить? — спросила она мужа. — Неужели ты выполнишь царскую волю?

— Нет! — ответил Гарпаг. — Я не могу своими руками совершить такое злодейство. Я отдам ребенка пастуху царских стад. Пусть раб Астиага исполнит желание своего властелина. А я и мои люди не будут виновны в убийстве.

И тут же в горы был послан гонец. Там на тучных лугах, покрытых сочной травой, паслись царские стада. Охранял их пастух, по имени Митридат. Много диких зверей водилось в этих местах. Кровожадные хищники бродили по горным склонам, и горе было тому, кто попадался им на пути. Лучше всего было оставить ребенка здесь на съедение зверям. Вот почему Гарпаг и послал за Митридатом.

Вскоре пастух явился к Гарпагу. Когда они остались в комнате одни, пастух вопросительно посмотрел на Гарпага: он не понимал, зачем его позвали и почему здесь лежит запеленатый младенец. Но задавать вопросы знатному придворному бедный слуга не решился.

— Я позвал тебя, чтобы ты исполнил царский приказ, — начал Гарпаг. — Ты должен забрать с собой этого мальчика и отнести его на самую дикую гору. Младенец должен погибнуть как можно скорее.

Пастух задрожал. Он попытался что-то сказать, но Гарпаг так грозно поглядел на него, что у того язык прилип к гортани.

— Если ты нарушишь тайну или не исполнишь повеления Астиага и сохранишь ребенку жизнь, то тебя ожидает самая страшная казнь. Мне велено следить за тем, чтобы воля властелина была исполнена.

Пастух молча поклонился, взял на руки ребенка и понес его в свою хижину.

Его жена Спако оставалась дома. Она только что родила сына, но мальчик родился мертвым. Грустно сидела женщина, ожидая возвращения мужа. Каково же было ее удивление, когда Митридат вошел в дом, держа на руках запеленатого ребенка.

— Что это? Откуда? — изумилась Спако, протягивая к младенцу руки. — Великие боги! — вскрикнула женщина, когда увидела расшитые золотом пеленки. — Зачем ты принес в нашу бедную хижину знатное дитя? Где ты нашел его?.. Как бы не было нам от этого беды!

— Поклянись, что ты будешь хранить тайну. Иначе мы все погибнем, — сказал Митридат.

И Спако поклялась ему всеми богами, что будет молчать. Тогда Митридат рассказал ей о разговоре с Гарпагом.

— Сначала я подумал, что этот ребенок принадлежит кому-нибудь из слуг, — закончил свой рассказ Митридат, — но потом мне открыли правду. Это сын Манданы, дочери Астиага и Камбиса, знатного перса. Сам царь Астиаг приказал умертвить мальчика.