Я не единожды задумывалась над этим искривлением, особенно, когда самолично что-либо перемешивала. Сколько раз бабуля Милдред, стоя на кухне, помешивала воскресный соус или убеждалась, достаточно ли молока и масла в картофельном пюре? Сколько раз ей приходилось готовить, несмотря на сильную усталость? Как часто случалось, что она ворчала на двоюродного деда Фреда, пока помешивала еду этой ложкой? Случалось ли такое, что эта ложка взмывала в воздух, помогая расставить акценты в предложении, подчёркивая самое важное? Бросалась ли бабуля ей в гневе? Принимала ли она жизненно важные решения, глядя на успокаивающие ритмичные движения старой ложки?

Пока я мысленно потерялась в кулинарной этнографии, божественный мужчина на моей кухне, обнял меня за талию и прижал к себе, помешивание я не прекратила.

— Вкусно пахнет, — снова повторил он. — И я сейчас говорю не о еде. — Носом он уткнулся в изгиб моей шеи и глубоко вдохнул. — Сладкая, — на выдохе произнёс он.

— Да, милый, — ответила я и рассмеялась своей шутке, катая ладонью лимон.

— Твой сладкий медовый аромат сводит меня с ума, — пробормотал Лео, его дыхание было таким горячим. — Рядом с тобой я не могу держать руки при себе. Они живут своей жизнью. — Его губы терзали моё ушко, руки скользнули под майку. Огрубевшая кожа его пальцев, от многочасового физического труда, так естественно ощущалась на моей коже. Естественно и восхитительно.

Я протаранила его бёдрами.

— А я вот точно знаю, чьим приказам они подчиняются.

Не поверите, после всего, что уже между нами произошло, кхе-кхе, на крыльце и наверху, он снова был готов в бой, едва получив приглашение и лёгкое сжатие в объятиях.

Но я не поддалась искушению, вместо этого, я сжала лимон, выдавив сок. Увернувшись от его блуждающих рук и очень настойчивых бёдер, я добавила свеженарезанную петрушку в сковороду, а затем и непосредственно лингуине, и стала перемешивать, пока каждая макаронина не покрылась божественным соусом.

— Пожалуйста, достань тарелки.

Нахмурившись, Лео шлёпнул меня по попке, но, тем не менее, отправился за тарелками. Спустя пару мгновений тарелки были на столе, а паста горкой возвышалась в них. Он присел, я же стояла рядом с ним и натирала сыр Localetti. Рука Лео оказалась на внешней стороне моего бедра и стала подниматься всё выше и выше. Мне нравилось ощущение его рук на моём теле, даже больше, чем я могла в этом признаться самой себе, причём не только во время секса. Я отогнала эти мысли подальше.

— Всё готово. Пробуй, — сказала я, добавив сыр сверху.

Я наблюдала, как Лео наматывал на вилку лингуине и поднёс вилку ко рту. Он жевал секунду, две, три и, наконец, закрыл глаза от блаженства. Это было выражение лица, о котором мечтает каждый шеф-повар. Лео доставляло удовольствие блюдо, которое я сотворила своими руками. Он издал гортанный стон, такой же, как и всего час назад, перед тем, как мой язычок сделал то, что ему очень понравилось, и выражение лица у него было таким же. Ему нравилось моё лингуине.

Сев за стол я уже была довольной и удовлетворенной, хотя блюдо даже не попробовала. Если быть совсем откровенной, я уже не могла и сосчитать, сколько раз была удовлетворённой за сегодняшний вечер. А соус с чесноком и оливковым маслом был лишь верхушкой этого очень сексуального тортика.

Мы ели в тишине, единственные звуки, которые нарушали её, были постукивания вилок и всасывание макаронин. Моя мама всегда говорила: «Хочешь узнать насколько вкусным получилось твоё блюдо, понаблюдай за гостями: если они притихли — значит, наслаждаются». С течением времени я не единожды в этом убеждалась. Лео то и дело довольно постанывал с полным ртом. Я ловила его взгляды и улыбалась, а в остальном мы просто ели. Это было замечательно: сидеть с ним на слабоосвещённой кухне, ужинать, то и дело задевать его коленкой. Посреди ночи, посреди кухни мы разделили с ним тихую трапезу, это было таким же интимным, как и то, что произошло совсем недавно наверху.

Намотав последнюю порцию на вилку и посмотрев на неё, Лео с полным ртом произнёс:

— Когда я жил в городе, у родителей работал шеф-повар, который обслуживал вечеринки. Он тоже готовил что-то подобное. — Лео внимательно посмотрел на пасту. — Только, по-моему, без овощей. — Съев последнюю порцию Лео громко и довольно простонал. — Афигенно вкусно. Его паста была вкусной, но твоя — ещё вкуснее. Его паста была чуть другой по вкусу, более пикантной что ли.

— Возможно из-за анчоусов, — произнесла я, втянув последнюю макаронину в рот.

Лео скривился.

— Нет, анчоусы я не люблю.

— Никто и никогда открыто не признается в любви к анчоусам. Но все ели их множество раз, даже не подразумевая об этом. Я всё время добавляю их в блюда с пастой. — Казалось, я его не убедила, поэтому продолжила. — Фокус в том, чтобы отправить их на сковородку перед чесноком. Они такие крошечные и тоненькие, что почти полностью исчезают, превращаясь в горячее масло. Вот о какой пикантности ты говоришь.

Все еще не до конца убежденный, Лео внимательно посмотрел на оставшийся, на тарелке, чеснок. Он, что, проверяет, есть ли там крошечные кусочки анчоусов? Возможно.

— Ладно, о чём это я. А, да, шеф-повар. Он приходил к нам домой, готовил что-то супернемыслимое для гостей, а когда у него все было готово, он готовил целую сковородку пасты только для меня. Иногда он что-нибудь в неё добавлял, например, лобстера или краба, что было. И, чёрт побери, это было очень вкусно. — Лео слабо улыбнулся этому воспоминанию.

— А они часто устраивали вечеринки? — спросила я, и задумалась, какими были вечеринки в доме у Максвеллов.

— Постоянно. — Выражение лица Лео немного изменилось, наверное, он вспомнил что-то ещё кроме пасты. — Либо для бизнесменов, приехавших в город, чтобы заключить сделку, либо для друзей, которые приехали в Нью-Йорк на каникулы, всё в таком роде. Мы ужинали лишь своей семьёй очень редко. Родители обычно ходили куда-то с друзьями или принимали их у себя. Но чтобы только своей семьёй? С детьми? Совсем редко. Очень часто я ужинал лишь в компании моей сестры Лорен. И Анджелы.

— Ещё одной сестры?

— Нет, няни. Габриэла работала у нас по утрам, а Анджела с обеда и до вечера. — Сказав об этом Лео улыбнулся, но затем на его лице снова промелькнула мимолётная грусть. Может и в нём было что-то от клише «бедного маленького богатенького мальчика».

— А где сейчас твоя сестра?

— Она живет в городе, работает с отцом, возглавляет наши международные филиалы. Я нечасто с ней вижусь. — Казалось, Лео потерялся в своих мыслях.

— Когда устраивали вечеринки дома, мы делали мороженное, а мамины ухажеры жарили на гриле хот-доги или колбаски. Гости приносили картофельный салат, мы приносили капустный из закусочной. Взрослые играли в «подковки», пока готовилась еда. [Игра в «подковки» — набрасывание на столбик подковообразных бит — прим. пер.] У всех присутствующих были липкие пальцы, все были искусаны москитами и уплетали за обе щёки подгоревшие хот-доги. А ещё повсюду был разлит Кулэйд, чтобы ни один муравей восточного побережья реки Гудзон не пропустил веселье на нашем заднем дворике. [Кулэйд (англ. Kool-Aid) — товарный знак растворимого порошка для приготовления фруктовых прохладительных напитков — прим. пер.]

— Звучит невероятно.

Я мысленно вернулась в те ленивые деньки. Солнышко припекало и всё было таким ярким, как коробочка с цветными мелками Crayon, самым большим горем было разбитое колено или содранный ноготь. И, внезапно, я кое-что осознала.

— Знаешь что, так оно и было.

Мой взгляд прогулялся по обшарпанной кухне, исцарапанному линолеуму, потрескавшейся краске. Ростомер на дверной коробке сохранился с моего детства. Под столом я своей стопой накрыла стопу Лео.

На кухне снова наступила тишина, только в этот раз более плотная. Казалось, мы оба потерялись, каждый в своих воспоминаниях. Он, возможно, вспоминал о своём детстве, в котором присутствовали няни, исполнявшие его прихоти. Я вспоминала своё, в котором прихоти отсутствовали напрочь, зато было море любви. Я даже не догадывалась, насколько богатой и разнообразной была моя жизнь.

Сейчас же, весь мой мир сузился до теплой стопы под моей ногой. А затем Лео встал, притянул меня в свои объятия и повёл меня снова наверх в мою скрипучую односпальную кровать. У меня даже и мысли не возникло заикнуться о моей бессоннице и моей неспособности спать с кем-то в одной постели. Я позволила ему укрыть меня и крепко обнять.

И можете себе такое представить, в ту ночь я проспала целых ПЯТЬ часов.