Дорога в Тригорское
Много вокруг Михайловского тропинок и дорог. Одни — луговые, открытые, с широким обзором, под большим свободным небом. Другие — укромные, тенистые, уводящие в полумрак и тишину лесов. Третьи — разнообразные и весёлые, то полем, то лесом, то отлогими берегами озёр и Сороти. И все исхожены Пушкиным. Все помнят его упругую лёгкую поступь…
Две живописные дороги соединяют Михайловское с соседним Тригорским.
Верхняя начинается возле главной еловой аллеи, у маленького пруда с лёгким горбатым мостиком. Углубляясь в парк, она проходит мимо другого, большого, полузаросшего пруда, окружённого старыми деревьями. Затем через сосновый бор выходит к озеру Маленец. Здесь верхняя дорога сливается с нижней.
Нижняя дорога в Тригорское — одна из самых красивых дорог Пушкинского заповедника. Огибая Михайловский холм, она идёт берегом Сороти и спускается к Маленцу. Окаймлённое широкой полосой цветущего луга, серебрится небольшое озеро. Вокруг него по холмам — стройный сосновый бор. В сторону реки он как бы расступился, и прибрежные луга Маленца слились с долиной Сороти в один неоглядный простор. Между опушкой бора и берегом Маленца пролегает дорога.
Много раз ездил и ходил здесь Пушкин. Он любил эти места. Он шёл, и взору его открывались всё новые картины неяркой русской природы. Зимою, весной, летом, осенью здесь бывало по-разному и всегда прекрасно.
Не всякому дано было увидеть эту своеобразную прелесть. А он увидел. И в его лирических стихах, в михайловских главах «Онегина» — везде деревенская природа полна поэзии и жизни.
Встаёт заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несётся в гору во весь дух.
Есть у Пушкина одно стихотворение, в котором он почти шаг за шагом описал дорогу в Тригорское. Это стихотворение — «Вновь я посетил…» Оно написано в Михайловском осенью 1835 года.
Вновь ходил Пушкин по знакомым местам, с грустью вспоминая прошлое, те два трудных и плодотворных года, которые провёл он в деревенской тиши вдвоём с Ариной Родионовной.
…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провёл
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор ещё бродил
Я в этих рощах.
Там, где начинается нижняя дорога на Тригорское, у подножия холма видна из-за зелени деревьев крыша михайловского дома.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
…Вот уголок,
Где для меня безмолвно протекали
Часы печальных дум иль снов отрадных,
Часы трудов, свободно-вдохновенных.
Дальше по дороге, в нескольких шагах от Михайловского, поднимается лесистый холм, весь поросший старыми деревьями. Со склонов и вершины холма далеко видно всё вокруг: луга, поля, два озера — небольшой Маленец и многоводное Кучане.
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны…
Высланный с юга в Михайловское, Пушкин любил подолгу сидеть на уединённом лесистом холме, задумчиво глядя на озеро и вспоминая «иные берега, иные волны». Ему рисовалась Одесса — оживлённая, шумная, солнечная. На весёлых улицах — пёстрая, разноязычная толпа: русские, итальянцы, греки, французы… В порту корабли из далёких стран.
И море. Чёрное море…
В день отъезда из Одессы Пушкин пришёл с ним проститься. Оно лежало перед ним — голубое, огромное, спокойное, и волны набегали на прибрежные камни.
Пушкин вспоминал… Воспоминание рождало образы, слова слагались в строфы. В них звучала мелодия прибоя, немолчный ропот волн.
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы
И блеск, и тень, и говор волн.
В Михайловском, «в лесах, в пустынях молчаливых» Пушкин закончил стихотворение «К морю», начатое в Одессе.
Мимо лесистого холма идёт дорога на Тригорское и, огибая Маленец, круто поднимается в гору. Здесь кончались земли, дарованные некогда Ганнибалу.
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, — здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал.
На полпути из Михайловского в Тригорское стояли во времена поэта три старые сосны. Они полюбились Пушкину. И всякий раз, возвращаясь домой, он рад был видеть своих любимиц.
Осенью 1835 года поэт снова не раз проезжал мимо них.
По той дороге
Теперь поехал я, и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зелёная семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит одни угрюмый их товарищ
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Свежая молодая поросль, окружавшая его старых знакомцев, олицетворяла для Пушкина будущее родной страны, её новые, грядущие поколения, и к ним он обращался с горячим словом привета:
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастёшь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Весёлых и приятных мыслей полон,
Пройдёт он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
Трёх сосен, знакомых поэту, давно уже нет. Но место, где росли они, до сих пор называют «Кривые сосны». Там подсажены три молодые сосенки, а вокруг них шумит невысокая зелёная роща.
Проходя в наши дни по цветущей земле Пушкинского заповедника, по старой дороге у места трёх сосен, хочется ответить поэту: «Здравствуй, Пушкин! Не только твой внук, но всё племя младое, незнакомое твоей родной страны помнит, любит, приветствует тебя!»