От Дона до Горячих вод
Дальнейший путь — две сотни вёрст — лежал по степи, землям Войска Донского. Эту степь называли здесь «зимним кочевьем калмыков». В летнюю пору калмыцкие кибитки на высоких колёсах попадались лишь изредка. Снятые с колёс, они стояли возле почтовых станций. У кибиток паслись маленькие лохматые калмыцкие кони. В закопчённых котлах варился чай с бараньим салом и солью. У калмыков можно было отведать кумыс и сушёную кобылятину.
Почтовые станции здесь встречались редко. Они одиноко маячили среди пустынной степи. Проезжающие — раненые офицеры, едущие лечиться на воды, целые семейства в дормезах, колясках, каретах, направляющиеся туда же, — дожидались лошадей.
Ямщицкую службу здесь правили казаки. По приказу смотрителя они скакали в степь, где паслись табуны, пригоняли табун и со свистом и гиканьем ловили лошадей для упряжки.
От Среднего Егорлыка — на границе Кавказской губернии — места пошли веселее, селения и станицы чаще. В селениях проживали российские мужики, переселённые из Курской, Орловской и Тульской губерний.
Незнакомая пышная растительность, неведомые на севере птицы, орлы, горделиво сидящие на кочках, предвещали близость Кавказа.
Кавказ! Романтический край, где, по преданиям древних греков, к одной из скал был прикован титан Прометей, похитивший огонь у богов и отдавший его людям, за что чёрный кавказский орёл терзал его печень. Направляясь в Колхиду за золотым руном, плыли к Кавказу отважные аргонавты…
Год назад Пушкин собирался идти в гусары и уехать на Кавказ воевать. Тогда отговорили. И вот он на Кавказе.
4 июня рано утром проехали Ставрополь — первый город Кавказской губернии. Город был красив. Он стоял на горе. На вершине виднелась крепость с каменными строениями. Ниже тянулись улицы. Белые дома утопали в зелени. У подножия горы протекала река со странным именем — Ташлы.
За небольшим городком Александровском начались «военные предосторожности», появились домики, где стояли казачьи пикеты. На Кавказе шла война с горцами. Ехать ночью запрещалось.
В реке бежит гремучий вал;
В горах безмолвие ночное;
Казак усталый задремал,
Склонясь на копие стальное.
Не спи, казак: во тьме ночной
Чеченец ходит за рекой.
Добраться до следующего города — Георгиевска — помешала гроза. От хлынувших с неба потоков воды укрылись в ближайшем селении. В Георгиевск отправились на другой день. Чем ближе подъезжали, тем явственней вырисовывались на ясном небе зубчатые вершины Кавказских гор. И среди них — Эльбрус.
Великолепные картины!
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью облаков,
И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый
Белел на небе голубом.
Губернский город Георгиевск был основан в конце XVIII века при слиянии двух рек — Кумы и Подкумка — как одна из крепостей укреплённой Кавказской линии. Знаменит он был тем, что здесь в 1783 году грузинский царь Ираклий II подписал договор — трактат, отдающий Грузию под покровительство России. Кроме крепости, где имелось несколько каменных строений — присутственные места, арсенал, гауптвахта, ряды лавок, — Георгиевск состоял из двух предместий и слободки. Он часто горел. Лет за десять до приезда сюда Раевских и Пушкина пожар уничтожил большую часть города, и теперь в нём насчитывалось всего три сотни домиков. Даже начальник губернии — грек Анастопуло, тоже погорелец, — жил с семейством в хатёнке. Город не восстанавливали, предполагая управление губернией перевести отсюда в Ставрополь. Но пока что Георгиевск был довольно оживлён, чему много способствовало большое число военных. По вечерам офицеры и местные чиновники с жёнами сходились в Благородном собрании.
В Георгиевске содержались аманаты — заложники, сыновья старшин непокорных горских племён. Худенькие, большеглазые, наголо обритые мальчики — от семи до пятнадцати лет — смотрели угрюмо и печально. Их пытались учить русской грамоте.
На улицах Георгиевска попадались горцы из ближайших аулов — в больших мохнатых шапках, с газырями на груди, кинжалом или саблей у пояса, в бурках, на резвых тонконогих конях.
Направляясь в Георгиевск, генерал Раевский послал вперёд кухню, и, приехав в дом начальника Кавказской укреплённой линии Сталя, нашли готовый обед. После обеда гуляли по городу.
Генерал Раевский вспомнил прошлое. Четверть века назад — тогда шла война с турками — он, молодой офицер, командовал Нижегородским драгунским полком, воевал здесь, на Кавказе. Стояли в Георгиевске. Здесь родился старший сын Александр. Хотелось отыскать дом, знакомые места. Но тщетно. Дом, видно, сгорел… «Ходил по городу, но не нашёл и следов моего жилища и места рождения брата твоего Александра», — с грустью писал генерал старшей дочери.
В Георгиевске переночевали. На десятый день после выезда из Екатеринослава достигли наконец Горячих вод.
Почти всю дорогу лихорадка не оставляла Пушкина. Приступы повторялись.
«На Дону мы обедали у атамана Денисова, — рассказывал доктор Рудыковский. — Пушкин меня не послушался, покушал бланманже и снова заболел.
— Доктор, помогите!
— Пушкин, слушайтесь!
— Буду, буду!
Опять микстура, опять пароксизмы и гримасы.
— Не ходите, не ездите без шинели.
— Жарко, мочи нет.
— Лучше жарко, чем лихорадка.
— Нет, лучше уж лихорадка.
Опять сильные пароксизмы.
— Доктор, я болен.
— Потому что упрямы, слушайтесь!
— Буду, буду!
И Пушкин выздоровел. В Горячеводск мы приехали все здоровы и веселы».
«Я лёг в коляску больной; через неделю вылечился», — вспоминал Пушкин.