«Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. NN почти насильно повёл меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище, но не тем в то время сердце полно было: лихорадка меня мучила».

Пушкин медленно обходил заброшенные покои, ещё не зная о том, как глубоко они затронут его воображение, что пройдёт немного времени и он силой своего гения оживит их, населит, вернёт из небытия. NN — Николай Раевский — заставил осмотреть и гарем и ханское кладбище.

Гарем — четыре его строения — был почти разрушен. Время не пощадило жилище ханских жён. Лишь кое-где сохранились густые деревянные решётки балконов, сквозь которые юные затворницы с тоской взирали на недоступный, потерянный для них мир.

На ханском кладбище, за мечетью, среди деревьев, под белыми мраморными надгробиями, украшенными орнаментом и испещрёнными арабскими надписями, покоились многие властители Крыма. В изголовье каждой гробницы, на столбике, увенчанном мраморной чалмой, значилось имя хана и год его смерти. «…Война была ремеслом знаменитого Крым-Гирей хана 1183». То есть 1769 год.

В ханском саду рдели пышные тяжёлые розы, поспевали виноград и груши. По заросшим дорожкам ковыляли старые солдаты с трещотками в руках, отгоняя прожорливых птиц, прилетавших клевать плоды.

Через несколько лет Пушкин просил Дельвига: «Растолкуй мне теперь, почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую? Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? или воспоминания самая сильная способность души нашей, и им очаровано всё, что подвластно ему?»

Это писалось после. А теперь Пушкин без сожаления покидал Бахчисарай. Впереди его ждал Симферополь и конец путешествия. Далее надлежало отправиться в Кишинёв, где пребывал ныне Инзов, назначенный наместником Бессарабии.

Проведя ночь в Бахчисарайском дворце, путешественники назавтра в полдень были уже в Симферополе.

В Симферополе генерал Раевский «пристал» в доме профессора химии Дессера, француза-эмигранта, друга знаменитого Лавуазье, кончившего свои дни на гильотине.

Хотя Симферополь уже восемнадцать лет был официальным центром Таврической губернии, города как такового ещё не существовало. Было татарское селение Ак-Мечеть с некоторыми атрибутами русского губернского города. Грязные, узкие, немощёные улицы, на которых не могли разъехаться две телеги, множество мечетей, глухие каменные ограды и стены домов, обращённых окнами во двор, и вблизи от них новые казённые строения на площади, казармы, присутственные места, дома чиновников. Описывая речку, протекающую через Симферополь, — узкий мелкий Салгир, который в летнюю пору почти совсем пересыхал, — один путешественник заметил, что «утки ходят поперёк оного». Грибоедов назвал Симферополь «дрянным городишком».

Но в «дрянном городишке» Пушкина ожидал приятный сюрприз. Молодой энергичный таврический губернатор Александр Николаевич Баранов оказался петербургским знакомцем Пушкина. Они часто встречались на Фонтанке в квартире братьев Тургеневых. Петербургский Баранов, друг политического учителя Пушкина вольнодумца Николая Тургенева… Этим всё было сказано.

Пробыв в Симферополе несколько дней, сердечно распростившись с Раевскими и Барановым, Пушкин получил подорожную, заплатил прогоны за почтовых лошадей, сел в свою коляску и в сопровождении Никиты отправился в неизвестную ему Бессарабию. Никита приехал с дамами Раевскими, которые уже гостили под Симферополем, и пригнал сюда коляску своего барина.

«Баранов, симферопольский губернатор, уведомляет нас, что Пушкин — поэт был у него с Раевским, и что он отправил его в лихорадке в Бессарабию», — сообщал Вяземскому Александр Иванович Тургенев, старший брат Николая Ивановича.