«Там некогда гулял и я»

Ольга восхищалась Петербургом.

Город необычайно красив. Поистине — Северная Пальмира.

— Ты пойди на Невский, — советовала она брату.— Нет, поезжай на набережную, на Адмиралтейский променад… Разве это Петербург? — она презрительно указывала в сторону окна, из которого виднелась их убогая Коломна. — Петербург там…

Восторги сестры были так красноречивы и заразительны, что Пушкин, смеясь, называл её Иоанном Златоустом и обещал незамедлительно обегать весь город. Ему и самому не терпелось поскорей увидеть всё. Его тянуло на улицы, к людям. Каждый день поутру он убегал из дому.

С Петербургом знакомился заново. Те детские впечатления, которые сохранились в его памяти, были не в счёт. Теперь он новыми глазами смотрел вокруг. За несколько лет, что провёл он в Лицее, Петербург вырос и ввысь и вширь, похорошел. То там, то здесь, вытесняя старые деревянные домишки, поднимались новые каменные дома. В два, три, а то и в четыре этажа. Бородатые мужики, пропитанные запахами деревни, заполонили город. Они рыли землю, тесали камень, укладывали кирпичи. Каменщики пришли из Вологодской и Ярославской губерний, плотники — из Костромской, землекопы — из Олонецкой.

После победного завершения войны с Наполеоном столица самой могущественной в Европе страны бурно строилась. Во вновь образованный Комитет строения и гидравлических работ вошли выдающиеся зодчие: Карл Иванович Росси, Василий Петрович Стасов. Тот самый Стасов, который так искусно приспособил под Лицей один из флигелей Царскосельского дворца.

Комитет строения рассматривал проекты всех построек, возводимых в Петербурге — от частных «обывательских» домов до общественных зданий. Всё должно было быть на самом высоком уровне. Равняться было по чему — Зимний дворец, Биржа, Казанский собор, Адмиралтейство…

Когда Пушкин до Лицея жил в Петербурге, перестройка грандиозного здания Адмиралтейства была в полном разгаре. Теперь дело уже подходило к концу, и великолепный замысел гениального Захарова восхищал и удивлял. На том месте, где недавно стояло длинное, обветшалое кирпичное строение, окружённое подъёмными мостами, грязными рвами, заваленными брёвнами и досками, выросло одно из красивейших зданий мира. Гигантской буквой «П», открытой к Неве, протянулись его величавые корпуса, а прямо против Невского проспекта поднялась его башня, увенчанная узким позолоченным шпилем, богато украшенная скульптурой и лепкой. Лучшие русские скульпторы вылепили фигуры могучих морских нимф, поддерживающих земную и небесную сферы, аллегорические барельефы: «Заведение флота в России», «Фемида, награждающая за военные и морские подвиги», «Слава, венчающая военные подвиги».

Всё здесь говорило о морской славе России, и всё было небезразлично Пушкину.

Ведь в летописи русской морской славы значились и близкие ему имена.

«Наваринский Ганнибал» — Иван Ганнибал. Он столько слышал о нём от бабушки Марии Алексеевны. Родной брат его деда — Иван Абрамович Ганнибал увековечил своё имя морскими подвигами. Он покорил неприступную турецкую крепость Наварин, что в Ионическом море, основал город Херсон и, командуя артиллерией русской эскадры, сжёг в Чесменской бухте весь турецкий флот.

Возле Адмиралтейства было лучшее петербургское гулянье. Когда начали перестраивать огромное здание, грязные каналы вокруг него засыпали, земляные валы, сохранившиеся ещё с петровских времён, срыли и на месте их устроили обсаженный липами бульвар — Адмиралтейский променад. Липы хорошо принялись и скоро уже защищали гуляющих от солнца.

Широкая панорама города открывалась с Адмиралтейского бульвара. Отсюда видно было всё, чем гордился Петербург: Неву, Зимний дворец, великолепные дома Дворцовой площади, образующей полукружье, Невский проспект, Исаакиевскую площадь, Конногвардейский манеж, Сенат, памятник Петру I и снова Неву и её набережные…

Пушкин побывал и на другом бульваре, что тянулся по насыпи вдоль Невского проспекта от Мойки до Фонтанки. Бульвар был высокий и тоже с липами. С него можно было любоваться обеими сторонами главной улицы столицы, не рискуя попасть под колёса экипажей.

А любоваться было чем. На каждом шагу возвышались творения великих зодчих, а зелень лип и вода трёх узких, пересекающих Невский рек придавали ему неповторимую прелесть.

Почти у каждого здания была удивительная история.

Великолепный дворец на углу Невского и Мойки напоминал о судьбе рода Строгановых. Дворец был старинный. Его строил ещё в XVIII веке для богатейшего елизаветинского вельможи Сергея Строганова зодчий Варфоломей Растрелли. Потом дворцом владел сын Строганова — человек известный в Петербурге, президент Академии художеств — Александр Сергеевич. Затем его сын — Павел Александрович, герой 1812 года.

Когда Пушкин кончал Лицей, Павел Строганов умер. Его хоронили с воинскими почестями. И теперь, проходя мимо его жилища, Пушкин вспомнил о нём. Бывает же такое: во время Французской революции парижские якобинцы знали молодого графа Строганова под именем гражданина Очер. Одно из строгановских владений на Урале называлось Очер. А попал юный граф в Париж со своим воспитателем-французом, вольнодумцем и философом Жильбером Роммом. Тот и познакомил его с якобинцами. Прошло несколько лет. Отбушевала революция. Уже грандиозная наполеоновская эпопея, потрясшая Европу, подходила к концу. В 1814 году при Кроане во Франции русские войска сражались с французскими. Русскими командовал генерал Павел Строганов. Тут же сражался его единственный сын. Победа русских была уже близка, когда неприятельское ядро сразило сына генерала. И отец не выдержал. Он был так потрясён, что, не доведя до конца победоносного сражения, передал командование другому. И тому, другому, досталась слава победителя.

Пушкина поразила и тронула столь необычайная судьба.

Казанский собор, что открывался с бульвара за дворцом Строптивых, тоже напоминал о недавней войне.

Когда Пушкин с дядей приехал в Петербург, зодчий Андрей Воронихин только что возвёл это чудо. И тут грянула война. Новый Казанский собор стал хранилищем русской славы. Сюда свозили знамёна, захваченные у неприятеля, ключи отвоёванных иноземных городов.

Летом 1813 года здесь похоронили Кутузова. Лицеисты читали тогда в «Северной почте» описание похорон полководца: «Все дороги и улицы усыпаны были зеленью, а по иным местам и цветами».

Рассказывали, что при въезде в город, у Нарвской заставы, народ выпряг лошадей и сам вёз траурную колесницу до Казанского собора, где под сенью знамён и положили Кутузова.

Пушкин всегда испытывал здесь благоговейное чувство.

Но было на Невском и такое, что глядело уже не в прошлое, а в будущее. За Казанским собором поднималась квадратная каменная башня. Возвели её для зеркального телеграфа, который связывал Зимний дворец с Царским Селом. Здесь чувствовался «железный» девятнадцатый век. Он чувствовался и в Гостином дворе, где шла бойкая торговля, и на оживлённой Садовой улице, пересекающей Невский.

С Садовой улицы на Невский выходило, закругляясь, здание Публичной библиотеки. Она тоже была петербургской достопримечательностью и по красоте своего строения и по книжным богатствам, хранившимся в ней. Её торжественно открыли в 1814 году.

Пушкин знал, что в Публичной библиотеке служат два поэта — Иван Андреевич Крылов и Николай Иванович Гнедич. Они и жили здесь же на казённых квартирах, и, проходя мимо, Пушкин видел, как знаменитый баснописец, сидя у открытого окна, глядит с высоты своего второго этажа на Гостиный двор и Садовую улицу, а приметив знакомых, окликает их и беседует с ними.

Огромный участок Невского от Садовой улицы до Фонтанки занимала усадьба Аничкова дворца — его обширный сад с прудами и статуями. Аничков дворец сменил много владельцев. Теперь им владел второй брат царя — великий князь Николай Павлович.

Возле Аничкова дворца кончалась самая красивая и самая оживлённая часть Невского проспекта. Здесь кончался и высокий бульвар, который, вместе с Адмиралтейским променадом, был излюбленным местом утренних прогулок светской публики. Сюда Пушкин вскоре пошлёт гулять своего Онегина.

Побывал Пушкин и в Летнем саду. Его знакомец по Царскому Селу офицер лейб-гвардии Гусарского полка Олсуфьев записал в своём дневнике: «Ходил с Пушкиным молодым стихотворцем в Летнем саду».

С тех пор как он мальчиком бегал с Пущиным по аллеям Летнего сада, здесь мало что изменилось. Так же важно шумели столетние липы, помнившие ещё Петра I. Так же холодно белели мраморные статуи в тёмной зелени аллей. И знаменитая решётка, сквозь которую виднелась Нева, была так же хороша.

А на Неве за это время произошли перемены. Пушкин впервые увидел «пироскафы» — пароходы. Они появились совсем недавно. Вид их был забавен. На палубе дымила труба, и по бокам вертелись огромные колёса. Они казались порождением чьей-то странной фантазии, эти представители будущего, среди привычных лодок, неизменных парусников с их благородными очертаниями. «Железный» девятнадцатый век и здесь заявлял свои права.

С утра Летним садом владели гувернёры и гувернантки со своими резвыми воспитанниками. Слышались французская и английская речь, смех детей, поучения и выговоры наставников.